Самый крупный предатель второй мировой войны

Люшков, Генрих Самойлович, родился в Одессе в семье еврейского портного. Учился в казённом начальном училище (1908—1915), позже на вечерних общеобразовательных курсах, учился за счет государства, по столыпинской программе "Всеобщая грамотность".
Работал помощником в конторе автомобильных принадлежностей.

Под влиянием старшего брата принимал участие в революционной деятельности. В июле 1917 года вступил в РСДРП(б). В том же году вступил рядовым в Красную гвардию в Одессе. С 1918 года — в органах ЧК. В 1918—1919 годах — на подпольной работе под руководством члена Одесского ревкома Ф. Д. Корнюшина; арестован, бежал. Служил в РККА красноармейцем, политкурсантом, руководителем политотдела. Политрук Ударной отдельной бригады 14-й армии, а затем сделал стремительную карьеру в ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР).

Всего за 10 лет он проделал путь от заместителя заведующего политотделом в Тираспольском уездном ЧК до заместителя начальника секретно-политического отдела ОГПУ. Во многих источниках можно встретить утверждение, что Люшков был любимцем Генриха Ягоды (в начале 30-х — первого заместителя главы ОГПУ Менжинского), который оказывал ему протекцию, но это не совсем верно. Люшков делал карьеру в УССР. В действительности своим первым возвышением он был обязан Всеволоду Балицкому. Тот на протяжении долгих лет был самым могущественным силовиком Украины, возглавлял местное ГПУ и одновременно занимал пост наркома внутренних дел республики.

Именно Балицкий присмотрел в Проскурове "скромного и неплохого работника" Люшкова и забрал его в республиканский аппарат. А уже оттуда его позвал в Москву Ягода.
В Москве его сделали помощником начальника секретно-политического отдела ОГПУ. Этот отдел считался важнейшим, поскольку занимался борьбой с политическими противниками внутри страны и мониторингом протестных настроений населения.

Люшков добился расположения Ягоды и в 30-е годы участвовал в расследовании практически всех резонансных политических дел, начиная от убийства Кирова. Его работа была отмечена присвоением звания комиссара госбезопасности 3-го ранга. Это звание равнялось армейскому комкору, а после восстановления дореволюционных званий — генерал-лейтенанту.

Летом 1937 года Люшкова перебрасывают на другой край страны — руководить дальневосточным управлением НКВД. Это была не ссылка, а повышение. Дальний Восток считался особым регионом: с начала 30-х годов на границах то и дело происходили стычки и ожидалось, что именно там может начаться следующая война. Поэтому весь огромный регион имел статус приграничного, где действовали особые правила. Ему уделялось пристальное внимание, не случайно Сталин лично инструктировал Люшкова перед отъездом.

На Дальнем Востоке Люшков рьяно взялся за дело. Депортировал всех проживавших там корейцев, санкционировал массовые аресты местных жителей и устроил зачистку краевого управления НКВД от ставленников своего предшественника.

В стране продолжал раскручиваться маховик репрессий. Одни группы зачищали других. Люшков долгое время оставался неуязвимым, хотя уже были арестованы практически все его сослуживцы и покровители, включая Балицкого и Ягоду. Но Ежов ценил Люшкова как работника, к тому же в дружеских отношениях с ним состоял начальник Секретариата НКВД Яков Дейч, которому Ежов особенно доверял. Но у Люшкова не сложились отношения с маршалом Блюхером, который имел в регионе серьёзный вес, а также с правой рукой Ежова Фриновским.

В январе 1938 года Люшков как депутат Верховного Совета посетил Москву и впервые заметил за собой слежку. Фриновский, конечно, заверил его, что всё в норме, но тот не поверил и начал готовить план побега.

В апреле 1938 года был арестован Моисей Каган, старый соратник Люшкова, долгое время бывший его заместителем на разных постах. Его вызвали в Москву и там арестовали.
А затем именно Фриновского год спустя послали на Дальний Восток — для новой чистки аппарата НКВД, погранвойск и для того, чтобы «навести порядок» уже за самим Люшковым. Весной 1938 года были арестованы его заместители - генералы НКВД М.А. Каган и И.М. Леплевский, которые сдали своего шефа ни минуты немедля. А затем свое веское слово бросил и маршал Блюхер, тогда еще не арестованный, хотя и стоявший на очереди. И уже тут, понятно, после такого «авторитетного сигнала» несостоявшегося портного немедленно вызвали в Москву, сместив при этом с занимаемого им поста. Правда, вроде бы только для того, чтобы назначить на новый пост в НКВД СССР. Но из телеграммы Ежова, который был его прямым руководителем, Люшков узнал, что никакой должности для него в центральном аппарате НКВД нет и не предвидится. Означать это могло лишь только одно: неминуемый арест по приезду в столицу. Люшков сразу все понял и предпринял попытку организовать своей семье побег за границу. Но не вышло. Жену его арестовали и затем отправили в лагерь, а падчерицу забрали на воспитание родственники. То есть за границу им попасть не удалось. Но с другой стороны теперь Люшкову и подавно было нечего терять, кроме своего «успешного чекистского прошлого»

К этому времени он уже был готов к побегу. 9 июня Люшков в полевой форме НКВД со всеми наградами и документами прибыл в Уссурийск для инспектирования пограничных отрядов НКВД. Оттуда он выехал в посёлок Славянка — якобы для проверки местного погранотряда. Люшков прекрасно знал, на каких участках существуют специальные "оперативные окна", и выбрал для побега именно такой. Пограничникам он сообщил, что у него назначена встреча на другой стороне границы с советским агентом и он пойдёт на неё один.

В ночь на 14 июня Люшков перешёл границу с Маньчжоу-Го (марионеточным японским государством) и больше не вернулся. Утром пограничники объявили тревогу, но беглец был уже далеко. Он сдался первому же патрулю, предъявив удостоверение депутата Верховного Совета и служебное удостоверение сотрудника НКВД. Самолётом его сразу же доставили в штаб армии в Хуньчунь.

На первом допросе Люшков потребовал за сверхсекретные сведения 500 тысяч иен и дальнейший выезд в любую страну. Но он неосторожно проговорился, что бежал из СССР из опасений за свою жизнь в связи с чистками. Поэтому японцам было достаточно пригрозить его депортировать, чтобы он начал говорить.

Практически все, что смог узнать.
Как мы уже сказали - Люшков готовился к предательству. Он долго и кропотливо собирал всю, доступную ему информацию.
Для начала он выдал японцам всю советскую агентурную сеть на Дальнем Востоке, чем обрек на дикие мучения и смерть массу людей, сообщил все радиокоды пунктов связи и рассказал обо всех оперативных планах РККА в случае войны, включая не только Сибирь, но и Украину. Он также нарисовал для японцев подробные карты и схемы всех приграничных укрепрайонов и дал самую подробную информацию, какой те не получили бы и от сотни шпионов, о местах дислокации советских войск на Дальнем Востоке, включая их численность и все данные по их вооружению, передал копии радиокодов всех военных округов, подарил копии с планов оперативного развертывания РККА на случай войны на западном и восточных направлениях.....
Ну и разумеется отметился в пропаганде против СССР.

Оказавшись за «железным занавесом», Люшков порассказал о «жизни в СССР» много всего интересного. Так, 13 июля 1938 года в интервью японской газете «Ёмиури симбун» он заявлял:
«Я до последнего времени совершал большие преступления перед народом, так как я активно сотрудничал со Сталиным в проведении его политики обмана и терроризма. Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину… Таковы непосредственные причины моего побега из СССР, но этим дело не исчерпывается. Имеются и более важные и фундаментальные причины, которые побудили меня так действовать.
Это то, что я убеждён в том, что ленинские принципы перестали быть основой политики партии. Я впервые почувствовал колебания со времени убийства Кирова Николаевым в конце 1934 г. Этот случай был фатальным для страны так же, как и для партии. Я был тогда в Ленинграде. Я не только непосредственно занимался расследованием убийства Кирова, но и активно принимал участие в публичных процессах и казнях, проводившихся после кировского дела под руководством Ежова. Я имел отношение к следующим делам:
Дело так называемого ленинградского террористического центра в начале 1935 г.
Дело террористического центра о заговоре против Сталина в Кремле в 1935 г.
Дело так называемого троцкистско-зиновьевского объединенного центра в августе 1936 г.
Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали и все они были преднамеренно сфабрикованы.
Николаев безусловно не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы войти в историю героем. Это явствует из его дневника.
На процессе, проходившем в августе 1936 г., обвинения в том, что троцкисты через Ольберга
1). Были связаны с германским гестапо, обвинения против Зиновьева и Каменева в шпионаже, обвинения в том, что Зиновьев и Каменев были связаны с так называемым «правым центром» через Томского,
2). Рыкова и Бухарина, — полностью сфабрикованы. Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике.
Сталин использовал благоприятную возможность, представившуюся в связи с делом Кирова, для того, чтобы избавиться от этих людей посредством фабрикации обширных антисталинских заговоров, шпионских процессов и террористических организаций.

Так Сталин избавлялся всеми мерами от политических противников и от тех, кто может стать ими в будущем. Дьявольские методы Сталина приводили к падению даже весьма искушённых и сильных людей. Его мероприятия породили много трагедий. Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твёрдой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются политическими оппонентами Сталина и могут представить собой политическую опасность в будущем…»

Люшков рассказал, что сенсационные признания в шпионаже и вредительстве на самом деле выбивались из осужденных жестокими пытками и угрозами новых истязаний. В подтверждение правоты своих слов он опубликовал захваченное им с собой предсмертное письмо в адрес ЦК ВКП(б) бывшего помощника командующего Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армией по ВВС А.Я. Лапина, который покончил жизнь самоубийством в хабаровской тюрьме. Раскрыв перед всем миром тайны сталинского террора, Люшков не скрывал и своего собственного активного участия в этих кровавых делах…

Это дискуссионный вопрос.
Как уже говорилось, Люшков разгласил информацию и о русских войсках на Дальнем Востоке и о войсках в западных округах. Поэтому разберем эти части информации отдельно.

В Японии того времени в среде военных соперничали две партии. Первая выступала за сухопутную экспансию вглубь континента (в том числе и в СССР). Вторая — за экспансию в Юго-Восточную Азию. После проведённых "разведок боем" (бои на озере Хасан и Халхингольский конфликт) сведения о высокой боеготовности советской армии подтвердились. Это привело к переработке планов.
Здесь, информация Люшкова, скорее была использована что-бы уничтожить советскую разведку.

Точные сведения о том, что именно было передано гитлеровцам не сохранились.
Известно, что на начало войны гитлеровцы точно знали дислокацию советских частей и соединений, а также располагали шифрами и радиокодами для переговоров на уровне "корпус-дивизия".

Примеры использования радиокодов:

Обратимся к мемуарам Карла Густава Маннергейма.
"...отдельно хочется отметить блестящего стратега русских, генерала Герасимова, командовавшего 23 армией. Его прекрасные аналитические способности могли-бы привести к разгрому и даже окружению ударной группировки, двигавшейся на Ленинград. Но нам повезло. Благодаря переданным нам радиокодам русских, мы могли читать все его распоряжения вплоть до приказов корпусам. Благодаря этому нам удалось избежать всех многочисленных ловушек выстроенных этим генералом.
Также, делает честь Герасимову, что он правильно определил состав наших войск и направления ударов. Но это ему не помогло. Я иногда задумываюсь, как он воспринимал то, что мы "разгадываем" каждый его план...
Впрочем, информация работала на нас. Как я знаю, Герасимова, за отступление его войск, сняли с должности и расстреляли.
Глупая жестокость. Ведь он не был виноват в провале своей контрразведки и несмотря ни на что смог отвести свои войска на укрепленную линию..."

Заметим, что Михаила Никаноровича Герасимова никто не расстреливал и не арестовывал. Его действительно сняли с должности командира 23 армии и какое-то время держали в тылу. С 1944 года он вновь будет командовать на передовой.

Из письма фон Функа (командир 7-ой танковой дивизии Вермахта в 1941 году):

"...Мы обрадовались. Данные перехвата говорили нам, что русские заглотили наживку и приняли десант за наши прорвавшиеся силы. Их танки повернули на запад и стремительно уходили от переправы. Не теряя ни минуты - мы рванулись за ними. И что ты думаешь?
Они оставили колоссальное количество танков в засаде.
Поэтому вся передовая группа дивизии была уничтожена буквально за считанные минуты.
Казалось, еще миг - и они захватят переправу.
Но тут мне сообщили что командир группы докладывает о бое своему начальству. Они обсуждали что нужно дождаться подкреплений и атаковать нас.
Не теряя ни минуты мы спешно развернули и замаскировали 8,8см орудия около переправы.
Их танки были обречены..."

Кстати, что интересно, первые-же дни своего пребывания на территории СССР гитлеровцы отметили массовым издевательством над евреями...

Практически целых семь лет Люшков работал сначала в разведуправлении Генштаба императорской армии (Бюро по изучению Восточной Азии), а после этого и в штабе Квантунской армии.
В августе 1945 года, после вступления СССР в войну против Японии, Люшков стал нежелательным свидетелем, поскольку многое знал о японских спецслужбах. Японцы решили избавиться от него. Первоначально его собирались отравить во время чаепития, но осторожный Люшков не выпил яд. Тогда ему намекнули на самоубийство, но он отказался и потребовал дать ему покинуть страну. Люшкову предложили проследовать в порт к кораблю, который вывезет его в Китай. При выходе из здания японский офицер застрелил его.

После того как советские войска заняли Маньчжурию, велись активные поиски беглеца. Они были прекращены только после того, как были найдены надёжные свидетельства его гибели.