В эту ночь решили самураи…

В 1931 году северо-восток Китая оккупировала Япония. Через год здесь появилось прояпонское государство Маньчжоу-го — плацдарм для нападения на Монголию, Китай, СССР. Возможный выход японцев на Транссиб у Читы грозил Москве потерей Забайкалья, Приамурья, Приморья.

Японские власти потребовали перенести линию границы между Монгольской Народной Республикой и Маньчжоу-го к западу — до реки Халхин-Гол. Тем самым японцы хотели обезопасить строившуюся ими железную дорогу Халунь-Аршань — Ганьчжур, которая вела к советской границе. Но переговоры с монгольской стороной окончились ничем.

В 1936 году Москва и Улан-Батор заключили протокол о взаимопомощи, согласно которому в Монголии развернули 57-й Особый корпус РККА. С 1937 года им командовал Иван Конев (впоследствии — прославленный маршал Второй мировой), с 1938-го — Николай Фекленко. В мае 1939 года численность корпуса составила 5,5 тыс. человек. Помогая Монголии, Советский Союз защищал и свои рубежи.

Обстановка на востоке накалилась, японские радикальные политики говорили о расширении империи до Байкала. В 1937-м Япония напала на Китай, куда вскоре для помощи китайскому народу были направлены советские лётчики. В 1938 году бои шли на юге Приморья, у озера Хасан.

На монгольской границе то и дело вспыхивали перестрелки, но днём начала конфликта считается 11 мая 1939 года, когда отряд японской кавалерии атаковал погранзаставу МНР на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. Отряд отбросили, но три дня спустя японцы вновь атаковали одну из застав. Так, по позднейшей формулировке маршала Жукова, началась «необъявленная война на Халхин-Голе».

«Выбранный для нападения восточный выступ МНР… давал ряд существенных преимуществ японской армии, — писал военный историк Мариан Новиков. — К району планируемых боевых действий со стороны Маньчжурии подходили две железные дороги… В распоряжении японских войск имелись две грунтовые дороги, идущие к Халхин-Голу от Хайлара». Советско-монгольским войскам пришлось сложнее: до ближайшей железнодорожной станции было около 700 км, причём на этом пути не было ни населённых пунктов, ни воды, ни топлива.

17 мая комдив Фекленко направил к Халхин-Голу пехоту, сапёров и артиллеристов, которые, перейдя Халхин-Гол, отбросили японцев и заняли оборону на восточном берегу реки.

В первых же боях проявилась недостаточная подготовленность советских войск к условиям монгольской степи. Танки на жаре заводились плохо, из-за интенсивного испарения бензина случались пожары прямо на марше. Из романа военкора, писателя Константина Симонова «Товарищи по оружию»: «За три дня марша в бригаде уже десять человек пострадало от тепловых ударов. Один башенный стрелок умер, так и не придя в себя, и был похоронен в степи… Песок был всюду: хрустел на зубах, забирался в нос, царапал горло… Буксовали гусеницы, перегревались моторы, раскалённый воздух струился над башнями». Японские солдаты были лучше подготовлены к боям в условиях жары, жажды, обилия гнуса. Они имели особую обувь и обмундирование, включавшее накомарник.

Уже в мае на Халхин-Голе началась воздушная война, в которой поначалу доминировали японцы. Лётчик Арсений Ворожейкин — впоследствии один из лучших истребителей Великой Отечественной, дважды Герой Советского Союза — вспоминал воздушный бой 27 мая: «Девять японских истребителей подходили к аэродрому засады. Наши лётчики сразу запустили моторы и пошли в воздух. Однако взлететь успели только трое, а три самолёта были сожжены на взлёте. Из взлетевших тоже никто не смог сесть на свой аэродром. Двое заблудились и сели в степи. Третий лётчик погиб в бою». Это был не единичный случай. Японская авиация господствовала в воздухе. Советским истребителям И-15бис и И-16 противостояли японские Ki-27 («тип 97»). Японцы демонстрировали высокое мастерство и отличную стрелковую подготовку. Они грамотнее вели групповой бой, использовали радиосвязь, могли вести прицельный огонь даже вверх колёсами.

Выводы были сделаны: уже 29 мая в Монголию направили 48 лётчиков во главе с заместителем начальника Военно-воздушных сил РККА Яковом Смушкевичем — небесную элиту, ветеранов Испании и Китая. Асы не только воевали, но и учили; усовершенствовали тактику, улучшили систему воздушного наблюдения, оповещения и связи. В Монголию поступили более современные истребители — И-153 («Чайка») и И-16 новых модификаций, в том числе вооружённые реактивными снарядами. Уже в конце июня воздушные потери японцев значительно выросли. Константин Симонов вспоминал: «Первые два месяца превосходство было на стороне японцев, и только на третий месяц после упорной борьбы оно перешло к нам… Я никогда потом не видел такого количества самолётов в воздухе сразу в обозримом глазом пространстве». Историк Вячеслав Кондратьев пишет: «Развернувшиеся на Халхин-Голе воздушные битвы с участием 200–300 самолётов являлись беспрецедентными в истории авиации вплоть до начала знаменитой «Битвы за Англию». Да и во времена Второй Мировой сражения такого масштаба происходили нечасто».

Именно в разгар боёв на Халхин-Голе, 1 августа 1939 года, была учреждена медаль «Золотая Звезда», которую стали вручать Героям Советского Союза вместе с орденом Ленина. Трое лётчиков за бои на Халхин-Голе стали первыми дважды Героями: «китаец» Григорий Кравченко, «испанец» Сергей Грицевец (о подвиге Грицевца, рискнувшего на одноместном И-16 приземлиться на занятой японцами территории, чтобы вывезти выбросившегося с парашютом майора Забалуева, поэт Лебедев-Кумач написал поэму «Два сокола — друга»), «испанец» Яков Смушкевич. Всем троим не суждено было жить долго: Грицевец погибнет в аварии в «польском походе» уже осенью 1939 года, Смушкевича расстреляют в 1941-м, 30-летний генерал Кравченко погибнет в 1943-м в бою.

Старший лейтенант Витт Скобарихин совершил на Халхин-Голе третий в истории советской авиации таран (после «испанца» Евгения Степанова и «китайца» Антона Губенко) и сумел довести повреждённую машину до аэродрома. Комиссар Михаил Ююкин на Халхин-Голе впервые таранил наземную цель, направив горящий бомбардировщик в скопление вражеской техники (позже этот подвиг повторит Николай Гастелло, служивший в Монголии в одном полку с Ююкиным). Командиром бомбардировочной эскадрильи в Монголии служил Иван Полбин — впоследствии генерал, лучший пикировщик Второй мировой.

5 июня в городок Тамцаг-Булак, где располагался штаб 57-го корпуса, прибыл комдив Георгий Жуков — заместитель командующего Белорусским военным округом по кавалерии, командированный в Монголию для изучения причин неудач. Через несколько дней по докладу Жукова комдива Фекленко сняли с должности за потерю управления и незнание обстановки, а на его место назначили самого Жукова. Первым делом «кавалерист» переместил свой командный пункт ближе к линии соприкосновения. «Г.К. Жуков дал понять, что нахождение командного пункта в 120 километрах от поля боя не может обеспечить ни истинного знания обстановки, ни оперативного вмешательства в управление боевыми действиями», — вспоминал Михаил Воротников, в июне 1939 года назначенный адъютантом Жукова. Новый командир пришёл к выводам: открытое пространство требует подвижных войск, способных к быстрому маневру; условие внезапности — широкое рассредоточение войск и обеспечение скрытности; необходимы надёжное воздушное прикрытие, особый подход к снабжению и медицине (в Монголию направили опытных хирургов Ахутина, Еланского, Вишневского); для бойцов и командиров важны навыки ночного боя.

В течение июня Жуков укреплял оборону на восточном берегу Халхин-Гола и готовил контрудар. В район конфликта стягивались войска. Для координации действий советских и монгольских войск прибыл командарм Григорий Штерн, в 1938 году руководивший боевыми действиями на Хасане после отстранения маршала Блюхера. На Халхин-Гол направили начальника артиллерии РККА комкора Воронова.

В ночь со 2 на 3 июля группа генерал-майора Кобаяси, форсировав Халхин-Гол, заняла на западном берегу реки гору Баин-Цаган. Планы японцев сорвал подвижный резерв Жукова, который, не дожидаясь подхода пехоты, с марша бросил в бой 11-ю танковую бригаду Яковлева. Нарушая устав и действуя вопреки мнению Штерна, Жуков рисковал. «Он должен был только выиграть сражение. В противном случае положение советских и монгольских войск существенно осложнилось бы… Красная Армия не имела опыта применения крупных танковых и механизированных соединений во взаимодействии с авиацией и подвижной артиллерией. Включение бронемашин в бой без пехоты противоречило требованиям… уставов и сложившимся оперативно-тактическим взглядам», — писал Воротников. Позже из Москвы для проверки действий Жукова даже высылали две комиссии во главе с заместителем наркома обороны Куликом и начальником Главного политуправления РККА Мехлисом. Но всё обошлось.

В Баин-Цаганском сражении с обеих сторон участвовало до 400 танков и бронемашин, более 800 орудий, сотни самолётов. Ничего подобного военная практика ещё не знала. Действуя по обстановке, стремительно уточняя задачи войскам, Жуков добился успеха. 5 июля японские войска начали отступать, потеряв почти все танки и пушки. Больше японцы не переправлялись на западный берег Халхин-Гола, но по-прежнему оставались на территории Монголии. Жуков начал разработку наступательной операции. Он решил ударами с флангов окружить и уничтожить противника между Халхин-Голом и монгольско-маньчжурской границей.

15 июля 57-й корпус развернули в 1-ю армейскую группу под командованием комдива (с 31 июля — комкора) Жукова. Из Московского военного округа перебросили танки БТ-7 и БТ-5, в Забайкальском военном округе провели частичную мобилизацию, сформировав две стрелковые дивизии. Сосредоточение войск происходило скрытно, с соблюдением плана оперативно-тактического обмана противника. Войска, технику, боеприпасы, продукты приходилось везти по ночам за сотни километров на грузовиках. «Чудо-богатыри — шофёры делали практически невозможное», — вспоминал Жуков.

Наступление советско-монгольских войск началось 20 августа артподготовкой и авианалётом. К 26 августа окружение 6-й японской армии было завершено. Жукову пришлось бросить в бой все имеющиеся резервы, чтобы сорвать попытки японского командования деблокировать окружённую группировку. «Борьба осложнялась из-за сыпучих песков, глубоких котлованов и барханов. Японские части дрались до последнего человека», — писал Жуков. В беседе со Сталиным он так оценит противника: «Японский солдат… хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя… Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою… Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед харакири». А вот японские офицеры, по оценке Жукова, были малоинициативны и склонны действовать по шаблону.

Началось дробление и уничтожение японской армии. «Мы пошли по окопам, буквально забитым телами убитых японцев. Я никогда потом не видел такого количества трупов в окопах», — вспоминал Константин Симонов. К 31 августа территорию МНР очистили от японских войск. 16 сентября вступило в силу соглашение между СССР, МНР и Японией о прекращении военных действий.

Потери японо-маньчжурских войск убитыми составили, по неточным данным, до 25 тысяч человек, советских — 9,7 тысячи человек, монгольских — 165 человек.

Халхин-Гол имел далеко идущие политические последствия. Поражение в Монголии стало одной из причин отказа Японии от нападения на СССР в 1941 году.

Именно в Монголии взошла маршальская звезда Георгия Жукова — лучшего военачальника Второй мировой. Уже в августе 1939 года ему присвоили звание Героя Советского Союза. В 1940 году Жуков стал генералом армии и возглавил Киевский военный округ, в начале 1941-го был назначен начальником Генерального штаба РККА.

Во время Второй мировой Монголия активно помогала СССР. «Неприхотливая монгольская лошадка рядом с советским танком дошла до Берлина», — вспоминал генерал Исса Плиев, в 1945-м при освобождении Маньчжурии от японцев командовавший конно-механизированной группой советско-монгольских войск.

Халхин-Гол стал первой горячей точкой 23-летнего поэта Константина Симонова, на всю жизнь оставшегося заложником военной темы. Интересно, что о японцах он писал уважительно (не так, как позже о немцах):

…Да, враг был храбр.

Тем больше наша слава.

Во время боёв на Халхин-Голе вышел на экраны фильм «Трактористы». В нём Николай Крючков исполнил песню «Три танкиста» о том, как где-то «у высоких берегов Амура» самураи решили «перейти границу у реки». Эта песня оказалась навсегда связанной с боями на Хасане и Халхин-Голе, став гимном советских пограничников и танкистов.