Абсолютно не знал нот, не имел ни слуха, ни голоса, но, когда он пел, его слушали, затаив дыхание

Народным любимцем Бернес стал после роли одессита Аркадия Дзюбина в картине «Два бойца». Однако успеха могло и не быть, дело в том, что поначалу Марк вообще не понимал образ своего героя. Первое, с чем столкнулся Бернес, — одесский говор. До съемок в кино Марк ни то что одесситов не играл, он с ними даже не общался. Более того, Бернесу пришлось учить знаменитый одесский говор не в Одессе, а в ташкентском госпитале у раненых. Еще одной проблемой был внешний вид героя. Бернес долго ломал голову над тем, как должен выглядеть его Аркадий Дзюбин. Артист предлагал самые разные варианты, но коллеги говорили одно: «Не верю!» Все изменилось в один момент. Однажды Бернес пришел в парикмахерскую на стрижку. Ни на секунду не отвлекаясь от мыслей о роли, Марк не успел очнуться, как на его голове остался один чубчик. Тут-то его и осенило. И образ сразу придумал, и понял говор. В результате Бернес настолько вжился в образ своего героя, что одесситы считали его земляком, который просто стесняется своего города, поэтому и говорит, что из Нежина.

В этом же фильме Бернес впервые запел. Спустя столько лет так и не нашлось человека, который исполнил был лучше, чем Марк, легендарную «Темную ночь» и «Шаланды». Песни крутили на радио, записывали на пластинки – народ слушал Бернеса, затаив дыхание. После фильма «Два бойца» власть наградила Марка боевыми орденами Красной Звезды — прямо как фронтовика.
В 1960-м Марк Бернес выступал на большом концерте в Дворце спорта. В тот день произошло невероятное. Песню «Враги сожгли родную хату…» написали еще в 1945-м и в тот же год запретили «за пессимизм и пошлость напева». Когда Бернес услышал эту композицию, он понял, что она должна звучать… И она зазвучала из уст Марка Бернеса.

Писатель Лев Рыбак однажды вспомнил этот концерт: «…на пустой сцене стоял артист — маленькая фигурка певца перед непременным микрофоном… Он сказал — напевно и негромко: «Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью». Спросил — потерянно и тревожно: «Куда ж теперь идти солдату, кому нести печаль свою?..». В зале стали подниматься люди в военной форме, потом встали мужчины в штатском. В огромном зале стояли все. Склонив головы. Утирая безудержные слёзы. Он пел: «Пошёл солдат в глубоком горе…». Это было всенародное горе. И его личное».

Марк Бернес никогда не стеснялся своих корней и прекрасно говорил на идише. «Ребе, это не получилось!» — эти слова звучали от артиста довольно часто и только по случаю, если ему не нравится песня. Более того, однажды благодаря идишу у Бернеса получилось пошутить над любителем поюморить Богословским. Об этом часто рассказывали и сам Бернес, и Богословский, и Зиновий Гердт.
Однажды в Москву по случаю фестиваля молодежи и студентов приехали 5 французских композиторов. Это были действительно важные персоны, в их числе – авторы песен Ива Монтана – Франсис Лемарк, Марк Эрраль и другие. В общем, можно только представить всю важность мероприятия. К иностранным гостям приставили Никиту Богословского. «Во-первых, как вице- или президент общества СССР-Франция, а во-вторых, у него прекрасный французский», — вспоминал Зиновий Гердт.

В тот день у Герта было выступление в Эрмитаже, он знал, что неподалеку трудится обожаемый им Утесов и очень спешил к нему хотя бы на второе действие. И вот, Зиновий Ефимович просто влетает в вестибюль и видит: стоят французы, Бернес и Богословский. Последний свободно общается с иностранными гостями, а Марк все просит Богословского перевести, а в ответ лишь насмешки. И тут Никите пришлось отлучиться. Картина: пятеро французов и двое не французов. Куда более неловко? Марк расстроенно прошептал: «Азохн вэй…», а Фрэнсис Лемарк на идиш: «Ты еврей?». Выяснилось, что французы-то – евреи! «Мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт Утесова!» — рассказывал Гердт. — Тут по закону жанра приходит — кто? — правильно, Богословский! Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты… Он послушал-послушал, как мы смеемся, и говорит: “Маркуша, что ты сказал?”. А Бернес отвечает: “Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же разговариваем!”»

Марк Бернес свой успех понимал так: «Голоса у меня нет, но зато есть мозги». А было кое-что еще не менее важное – достоинство. Однажды во Франции артисту предложили погостить еще недельку и выступить на местном телевидении. Лилия Бодрова рассказывала об этом: «Марк спросил: “А в какое время?” — “В пять часов”. — “А когда передают выступления Монтана, Азнавура?” — “В семь”. Он подмигнул мне: “Знаешь, поедем домой”. И в тот же день мы уехали».

Однажды Марк Бернес оставил на столе исписанные листки старого календаря. В момент вдохновения он успел записать строки, олицетворяющие его сущность: «Песня — мой самый близкий старый друг. С ней я делю свои радости и беды. В песне храню память о лучших и тяжелых годах. Моей песне не надо орать, будто она глуховата. Не надо биться в конвульсиях. Она тихо и спокойно говорит о том, что её волнует, от каких печалей у неё наворачиваются слезы, от каких радостей эти слезы высыхают. Какое зло она ненавидит, какое благо хочет принести людям…».
Великий артист Марк Бернес ушел из жизни от рака легких в 57 лет. Перед кончиной Бернес сказал последнее пожелание – он попросил, чтобы на похоронах играли песни «Три года ты мне снилась», «Романс Рощина», «Я люблю тебя, жизнь» и «Журавли». Все прошло так, как велел артист.