Конфуз русского летчика в Болгарии

Осенью 1912 г. единым фронтом против Османской империи выступили южнославянские государства при поддержке греческого королевства. В Балканский союз (а именно так назывался противник Турции) входили Сербия, Болгария, Греция и Черногория. Официально целью войны было провозглашено улучшение положения македонских славян, в реальности же участники планировали захват и раздел европейских владений Османской империи.

В России весть об окончательном наступлении на турок, вековых противников славянства, вызвала всплеск интереса, одним из выражений которого явились отправившиеся на Балканы добровольцы.

Обед на летном поле близь г. Мустафа-Паша. Осень 1912 г. Сидят слева на право:
Н.Д.Костин, Н.А.Тарасов, А.Д.Коровкин, Я.И.Седов-Серов, С.С.Щетинин, Мальцев,
П.В.Евсюков. Стоят: Ю.А.Озолин, В.В.Дехтерев, А.И.Сокуранский, И.И.Иванов.

.

Балканские войны 1912–1913 гг. открывают эру боевого использования авиации. В итало-турецкой войне 1911–1912 гг. летательные аппараты использовались, но именно в «пороховом погребе Европы» впервые произошло серьезное применение самолетов.

Главной «авиационной державой» Балкан оказалась Болгария. Аэропланы частично были куплены в России — в Севастополе и Москве – однако, по свидетельству болгарского авиатора Радула Милкова, в большинстве своем они пребывали в состоянии неисправности.
Этот факт связывался с коррупцией в сфере закупок для болгарской армии. Полет одного из приобретенных в Севастополе аппаратов закончился трагедией, сидевший за штурвалом Христо Топракчиев погиб в бою. Длинный мартиролог нашедших смерть в небе был открыт.

Вместе с аэропланами в Болгарию прибыли и русские летчики, отношение к которым проявлялось намного более теплое, нежели к другим иностранцам. Авиатор Сотир Черкезов спустя более полувека вспоминал: «В суровых условиях войны старая братская дружба между нашим и русским народом окрепла еще более… Вечерами допоздна пели русские и болгарские песни, обсуждали комментарии наших и иностранных газет к участию болгарской авиации в войне».

В бою, однако, они принимали участие лишь за отдельную плату. Так, за вознаграждение летчик Ефимов согласился совершить полет над осажденной крепостью Адрианополь (ныне – Эдирне) и сбросить листовки на турецком языке, призывающие сдаться. Представители других государств наотрез отказывались даже близко подлетать к линии фронта.

Более ярко, хотя и конфузом, проявил себя авиатор, изображенный на фотографии — участник первого перелета Петербург-Москва (совершен летом 1912 г.) Николай Костин. В команде русских добровольцев он считался наиболее уважаемым и опытным специалистом.

Осенью 1912 г. командование поручило ему перегнать аэроплан с одного места базирования в другое. Полет его, как следует из подписи к иллюстрации, закончился провалом. Но обо всем по порядку.

Николай Костин передал произошедшее следующим образом. В летательном аппарате перед самым вылетом было обнаружено несколько поломок, которые срочно пришлось устранять.
В связи с этим произошла задержка, и аэроплан поднялся в воздух уже на исходе светового дня. При этом, как говорил авиатор, ему не было выдано ни карты, ни «солдата-пассажира». В вечерней мгле, осложненной туманом, он потерял ориентацию, и перепутал осажденный Адрианополь с недавно взятым Семенли. В этот момент масляная трубка его воздушного судна оторвалась, двигатель начало заклинивать, и Николай Костин принял решение снижаться, используя планирование.

По приземлении, к его удивлению, он был встречен турецкими солдатами, которым сопротивления оказывать не имело смысла. Османские власти изначально инкриминировали ему шпионаж, и прокурор требовал казни.

Но его спас сидевший в судебном совете комендант крепости генерал Измаил-паша. Тот считал себя обязанным России, поскольку в молодости, в ходе русско-турецкой войны, сам побывал в плену, где обращение с ним было мягким.

Русский авиатор-доброволец Николай Костин на «Farman-VII»

.

Тем не менее, кормили Н. Костина, по его свидетельству, плохо, вследствие чего он выразил свою жалобу, «тогда солдаты стали ловить голубей и галок, которыми я и питался». После падения Адринанополя в марте 1913 г. летчик был освобожден вместе с другими военнопленными, и покинул Балканы последним из своих коллег-добровольцев.

Иную историю рассказывал служивший с ним болгарин Радул Милков. Перед полетом Николай Костин ушел в с. Чермен, где не смог пройти мимо корчмы и там опрокинул внутрь авиаторского организма четыре стакана коньяка. Долго его найти не могли, поскольку в летной части не знали, где искать. В итоге Костин появился на аэродроме, сел в самолет и заблудился в небе, сев в тылу турецкой армии. Как добавляет к своему рассказу Р. Милков: «Честно говоря, с четырьмя стаканами коньяка в желудке и я бы заблудился»

Поручик Радул Милков в самолете «Albatros MZ2»

.

Какая же история истинна? Скорее всего, как обычно, истина посередине. Болгарские летчики часто испытывали зависть по отношению к своим русским коллегам – те получали более высокое жалование, прибывший с ними обслуживающий персонал был более квалифицирован, впрочем, как и профессиональный уровень самих авиаторов.

С другой стороны, Николай Костин не мог признаться, что он, известный в России пионер воздухоплавания, совершил грубейшую ошибку по причине злоупотребления алкоголем.

Соответственно, вероятнее всего, обе истории имели место, пусть и не в столь ярком и красочном виде.

В поведении русских добровольцев в Болгарии в 1912–1913 гг. можно обнаружить довольно много курьезов, однако в целом уровень их квалификации, отношение к делу могут лишь быть признаны крайне высокими и заслуживающими уважения.

«Романтика» Балканской войны — так приходилось летать на самолете «Farman-VII».
Наблюдатель ничем не пристегнутый сидел верхом на бензобаке.