"Цук" - неуставные отношения в военно-учебных заведениях Российской Империи

Такому случаю преподаватель одного из кадетских корпусов посвятил целую статью, которая вышла в 1908 году в «Педагогическом сборнике», издаваемом при Главном управлении военно-учебных заведений». Не называя своего имени и корпуса, офицер поведал о чудовищных формах «цука», с которыми ему пришлось столкнуться, предупредил других педагогов и призвал к беспощадной борьбе с «цуком». Вот что он рассказал.
"Рота начала учебный 19... год в составе четырех отделений: два отделения 3-го и два отделения 4-го класса. Третьеклассники радовались, что перешли в высшую роту, где жизнь им казалась свободнее; а четвероклассники радовались, что они стали старшими в роте, главарями.

Привычные среди кадет щелчки, пинки и оплеухи не переходили сначала за обычные в их общежитии пределы, и 3-й класс в начале учебного года не чувствовал еще особенной тяготы от старших товарищей.

Но вот приехал ив отпуска запоздавший силач 4-го класса, 5 годами и силой очень превосходящий своих сверстников, но убогий в отношениях умственном и нравственном.

Он решил поднять престиж 4-го класса и с честью поддержать традиции цуканья. Деятельным его помощником явился кадет, оставшийся на 2-й год в 3-м классе. Последнему это было выгодно потому, что при таком союзе он выговаривал право второгодникам 3-го класса, а, стало быть, и себе, не подвергаться цуканью. К этим двум присоединились еще трое; эти господа, обладавшие увесистыми кулаками и маленькой совестью, убедили четвероклассников в необходимости и выгодности цуканья; образовалась шайка, приблизительно в 26—30 человек.

Цук шел крещендо. Сначала цукатели удовлетворяли только свой аппетит, жадность и властолюбие. Цукатель являлся в 3-й класс и объявлял: «Ты, А., принесешь мне половину второго блюда; вы, Г., Д., Ж., принесете по целому третьему блюду». Протестов не было: протестант немедленно получал «по морде». Можно было только кому-нибудь из облагаемых съестной податью почтительно доложить цукателю, что его уже предупредил другой цукатель, а потому второе или третье блюдо доставлено быть ему сегодня не может; тогда цукатель возлагал эту подать на какого-нибудь другого третьеклассника, «незанятого».

Особенно голодали те слабосильные и малокровные третьеклассники, которым, ради прибавки сил, полагались особые, лазаретные или усиленные, порции: на такие порции всегда находились охотники из цукателей, а потому состоящим на этих порциях третьеклассникам не приходилось съедать ни особой, ни обычной порции, и они нисколько не поправлялись, несмотря на предписанный им особый пищевой режиме. У цукателей же образовывались горы вторых и третьих блюд; они, обжираясь до отвалу, все-таки не могли сесть всего того, что вынудили. Тогда устраивались «представления» такого сорта: цукатель зовет третьеклассника к кучке котлет. «Ешь котлету». Тот съедает с аппетитом. «Ешь другую». Съедает. «Лопай третью». «Не могу». Бац по морде. Со слезами, давясь, с отвращением, но ест. Количество съедаемых в этом случае котлет (а иногда и третьего блюда) зависело от милосердия цукателя. Некоторые из любителей «представлений» среди цукателей заставляли съедать 6—7 котлет.

Развращение шло быстрыми шагами. От съестного цукатели перешли к собственным вещам младших товарищей. Ножик, карандаш, ручка, пенал, шкатулка, — все то, что понравилось цукателю, все должно было безвозмездно перейти к нему, иначе—«по морде» или угроза подвергнуть «темной». Смысл этого выражения, взятого с арестантского жаргона, такой: «провинившийся» пред цукателями заманивался в укромное место, преимущественно в спальню; там на его голову накидывались шинели или одеяло, и его били чем попало и куда попало; истязание продолжалось иногда чуть не до потери сознания. Часто «темная» производилась ночью, над заснувшим.

Особенно часто подвергались «темной» два кадета (Оба эти кадета, нервнобольные, удалены из, заведения из старших классов: один за попытку оскорбить действием воспитателя, а другой, через год, за оскорбление действием; можно с достоверностью сказать, что цуканье искалечило обоих – Прим. автора), которые никак не могли примириться с издевательствами и днем нападали на отдельных цукателей; за это ночью подвергались темной... Нельзя сказать, чтоб они провели много спокойных ночей за этот учебный год: «темной» они могли ожидать решительно каждую ночь...

Но скоро вымогательство или, вернее, ограбление вещей у третьеклассников перестало удовлетворять жадность вымогателей. Развращаясь все больше и больше, соединившись с наиболее сильными кадетами-второгодниками 3-го класса, цукатели обложили угнетаемых еще и денежной пеней. Всякий, могущий достать деньги, должен был платить за отпуск 10—20 коп.; не ходящие в отпуск, но имеющие деньги на руках воспитателя, должны были «записываться» (не объясняю этого термина, так как, полагаю, смысл его известен каждому воспитателю) на те лакомства или вещи, какие требовались цукателями. Едущие в продолжительный отпуск (Рождество, масленицу, Пасху) должны были привезти из отпуска, кроме подати натурой, еще денежную дань, по особой раскладке, рублей до пяти. Родители и опекуны, само собой разумеется, не должны были и подозревать, почему дети выпрашивали эти деньги, и куда шли эти деньги...

Если кто-либо из цукателей разбивал стекло, портил или терял казенную вещь, то за него должен быть «сознаться» назначенный им третьеклассник, с которого удерживались деньги и которого подвергали взысканию, если порча признавалась воспитателем умышленной.

Если 4-й класс совершал какой-либо проступок и начальство доискивалось виновных, то «сознаваться» должны были лучшие по поведению третьеклассники, на которых и обрушивалась кара начальства; эта кара была всегда, в их глазах, менее ужасна, более человечна, чем та гроза, под которой бедные дети находились со стороны своих старших товарищей. Цукатели были страшнее всякого начальства. Пред цукателем третьеклассник должен быть стоять на вытяжку, смирно; отвечать не только почтительно, но подобострастно; если цукатель щелкал пальцами и командовал «24 кругом», кадет должен был 24 раза (24 и 32 были излюбленными числами цукателей) повернуться, по всем правилам воинского устава, кругом или как командовал цукатель.

Иногда цукатель звал младшего кадета в свое отделение и приказывал ему плясать. Отказавшийся от пляски приводился побоями в такое настроение, что начинал плясать; вид плясуна, плачущего горькими слезами, доставлял цукателям такое удовольствие, что они развлекались им нередко.
С течением времени развращающиеся цукатели стали практиковать все более и более жестокие издевательства над развращаемыми ими кадетами. Так, была придумана такая шутка: 4-й класс садился играть в невинную игру, в жгуты. Каждый из них запасался своим жгутом. Приглашались и младшие кадеты к участию; отказавшиеся привлекались силою. Когда очередь искать жгут выпадала на долю третьекурсника, то у каждого из цукателей оказывался запасной жгут; он пускался в дело; стоящий в круге третьеклассник видел не один, а много жгутов, которые полосовали его со всех сторон. Выбиться из этого дождя ударов не было возможности; протест против неправильности и недобросовестности игры только усиливал число и тяжесть ударов; вырваться из круга не давали... положение печальное... но оно очень забавляло цукателей.
Потом и игра, как предлог для избиения младших, была оставлена: цукатели сплели себе веревочные плети; вооружив­шись ими, они являлись в 3-й класс в перемену и плетьми выгоняли кадет в залу; по окончании перемены они, выстроившись пред дверями 3-х классов, вгоняли кадет в классы, пропуская их «сквозь строй». Вооруженные теми же плетьми, цукатели являлись в 3-й класс в свободное время (после обеда), заставляли прыгать через столы, танцевать, пля­сать, петь... Не угодивший получал тут же возмездие из рук обладателя плётки.

Изобретая себе развлечения, цукатели придумали такую шутку: в широком книжном шкафу, где две нижние полки были свободны, приказывали улечься двум мальчикам, — одному на верхней, другому на нижней полке. Согнувшись в три погибели в темном душном шкафу, малыши должны были терпеливо лежать, пока мучитель не открывал запертых на замок дверец шкафа... Особенным «шиком» считалось, если цукатель предварительно портил нецензурным образом воздух в шкафу, куда он запирал потом товарищей...

Наконец, изобретательность цукателей дошла до «гладиаторского боя». В свободное от занятий время цукатели согнали 3-й класс в самое большое из классных помещений, разделили их на две половины и велели этим половинам драться между собой. Выло приказано не бить по лицу, чтоб синяки в таком сверхобычном количестве не возбудили внимания воспитателей: бить надо было в грудь. Тех из третьеклассников, которые не обнаруживали достаточного усердия в этом развлечении для цукателей, те подбадривали ударами плетей и «по морде», и гладиаторский бой вышел на славу...

Иногда 3-й класс выстраивался к циничному осмотру, называемому цукателями «шванц-парадом». Цинизм цукателей во время шванц-парада не знал пределов. Во время этих шванц-парадов один из цукателей силой заставил одного третьеклассника обучиться онанизму и заставлял его пред всеми предаваться этому пороку...

Жгуты, плети, гладиаторские бои и масса подобных выдумок цукателей делали свободные от занятий часы третьеклассников невыносимыми. Изыскивались способы спасения от цукателей. Лучшим способом считался «штраф»; так как поставленный на штраф кадет находился под непосредственным наблюдением дежурного воспитателя, то цукатель оставлял штрафного, на время стойки, в покое. И вот, изобре­тались всевозможные способы, чтоб попасть под наказание, на штраф, лишь бы избавиться от истязаний цукателей. Если эти несчастные добивались своего и попадали на штраф в значительном количестве, то к ним присоединялись добровольцы, принимавшие на себя вид наказанных и тоже становившиеся на штраф; некоторые объявляли дежурному воспитателю, что отделенный воспитатель приказал, кажется, стать на штраф после обеда»,— и с удовольствием наказывали себя штрафом, лишь бы отдохнуть от мучений.
Казалось бы, дальше идти некуда. Но цукатели вторглись в самые святые, в самые чистые чувства истязуемых; их жестокая гнусность пыталась отравить даже религиозные чувства детей. Когда измученный мальчик становился на колени пред иконой, мучители насмешками, грязными, гнусными фразами врывались в его детскую молитву. Иногда из-за спины молящегося выставлялась ему в лицо, вместо иконы, фига цукателя... Были негодяи, которые, вместо фиги, подставляли молящемуся свои обнаженные половые органы...

Особенно религиозные мальчики затаскивались цукателями на доску, в отделение, и там происходили сцены, в роде следующей. Цукатель издевается над мальчиком, бьет его и говорить ему: «Ты должен радоваться и веселиться, ибо мзда твоя многа на небесех! Отчего ты не улыбаешься? Радуйся и улыбайся, если ты хороший христианин». Или, ударивши по правой щеке, цукатель говорил: «Почему ты не подставляешь левую, если ты живешь по Евангелию? Подставляй левую, как указано тебе Христом!»

Иногда за той же доской чинился допрос: «В Бога веруешь?»— «Верую». — Цукатель дает несколько пощечин.— «А теперь веруешь?»—«Верую».—Опять битье. Наконец, избитый, измученный мальчик соглашался, что он не верить ни в Бога, ни в Христа, — и истязание прекращалось... Я пишу факты, не сгущая красок...

На почве полной разнузданности с одной стороны и приниженности с другой явилась педерастия. Точно установлен факт, что двое второгодников активные педерасты, силой принудили товарища к роли пассивного педераста...

Другие факты этого порядка были, но... остались в тумане...

(Источник: Н.К.М. Цук //Педагогический сборник. 1908. Сентябрь)