Сизый дым Великой войны

К началу ХХ века курение уже несколько столетий как превратилось в излюбленную привычку европейцев, а затем, благодаря межконтинентальной торговле и колониальной экспансии, табак стал неотъемлемой частью быта самых разных народов. Объёмы выращиваемого табака в течение XVIII–XIX вв. неуклонно росли. Так, в 1912 году в России выкурили почти 12 млрд папирос, а в 1916 году на другом конце мира, в США, было выпущено 26 млрд сигарет. Лондон, Париж, Берлин не отставали.

Курение проникло как в деревенские избы и рабочие бараки, так и в великосветские салоны. Курили абсолютно все. Впрочем, формы потребления табака могли различаться: его жевали, нюхали, курили с помощью трубок, набивали им папиросы и сигареты, делали сигары, использовали в кальянах и т.д. Понятно, что к началу Первой мировой войны миллионы мужчин, готовых пойти на службу и попавших в августе 1914 года в окопы, вовсе не были готовы отказываться от этой привычки. Скорее наоборот, армия способствовала всё большему распространению курения. Попав в казармы, начинали курить даже те, кто раньше и не помышлял об этом.

Надо отметить, что табачная индустрия была механизирована не хуже военной промышленности. Историк Майкл Рив пишет, что пионером механизации в Европе после покупки патента на машину американского инженера Джеймса Бонсака стала британская фирма W.D. & H.O. Wills. Лишь одна такая машина позволяла изготавливать до 120 000 сигарет в день. Конечно, это значительно удешевило производство и сделало продукцию доступной для многочисленного рабочего класса. К 1901–1902 гг., после появления на британском рынке таких гигантов, как Imperial Tobacco Company и British American Tobacco, вопрос о наиболее массовом продукте был закрыт — им стали сигареты.Конечно, в остальных европейских странах ситуация могла сложиться по-другому. В Германии и Франции властвовали местные монополии, тогда как в России долгое время конкурировали крупные и мелкие табачные фабрики. Лишь на рубеже 1913–1914 гг. в Российской империи появилась по инициативе нескольких отечественных банков первая крупная табачная монополия, которой, впрочем, была суждена недолгая жизнь.

Нет сомнений, что армии, столкнувшиеся в августе 1914 года, практически на 100% состояли из людей, так или иначе имевших опыт курения. По подсчётам британцев, за четыре первых месяца войны число куривших солдат достигло величины в 96% от общей численности экспедиционного корпуса. Германские и австро-венгерские исследования показали, как пишет Майкл Рив, что новобранцы поголовно стали курить.

Дело тут не только в дешевизне сигарет, но также в специальной политике поощрения курения, поскольку табак всегда входил в солдатские пайки. По-видимому, в табаке, с одной стороны, видели замену гораздо более опасным для поведения во время боя и общего самочувствия алкоголю и наркотикам, с другой — курение табака считалось даже полезным и помогало отбить неприятные запахи, преследовавшие солдат на фронте. Впрочем, относительно влияния табака на здоровье солдат мнения были различны.
В британской армии был самый щедрый табачный паёк: две унции табака в день (около 57 граммов), тогда как французскому солдату полагалось, например, только 20 граммов. У немцев был наиболее разнообразный паёк: туда могли входить сигареты или сигары, которые по желанию курильщика и при наличии на складах также могли заменить рассыпным или нюхательным табаком.

В художественной литературе писатели-ветераны Первой мировой войны одним из основных элементов комфортной жизни на фронте всегда называли табак. Так, герой романа Ремарка «На Западном фронте без перемен» радостно восклицает, несмотря на то, что сама ситуация стала возможной из-за гибели товарищей (пер. Ю.А. Афонькин):

«Но самое главное — курево тоже было выдано двойными порциями. На каждого по 10 сигар, 20 сигарет и по две плитки жевательного табаку. В общем, довольно прилично. На свой табак я выменял у Катчинского его сигареты, итого у меня теперь 40 штук. Один день протянуть можно… Над нашими головами висят густые клубы дыма. Что было бы с солдатом без табака!»

В российской армии употребляли более крепкий по сравнению со всеми остальными табак — махорку. Конечно, наиболее примечательной — в первую очередь, для иностранцев — всегда оставалась солдатская самокрутка, на изготовление которой шла вся попадавшаяся под руку бумага. Газеты, письма или позже, в революционный период, листовки у солдат не залёживались. До войны солдаты сами покупали табак из своего жалованья, но в прифронтовой полосе часто невозможно было это сделать, потому появилась практика централизованного, наряду с пищей, отпуска табака с заменой по необходимости деньгами для некурящих.

Любопытно, что Центральные державы, как пишет Майкл Рив, получили в лице Болгарии не только военного союзника, но и важного поставщика табака. После вступления Болгарского царства в 1915 году в войну на стороне Германии и её союзников площади табачных плантаций начали расти, чему помог и большой денежный заём, предоставленный австро-германскими банкирами болгарской табачной отрасли. Болгария нарастила экспорт с 3 до 15 млн кг табака — в ущерб выращиванию пищевых сельскохозяйственных культур, — который практически весь шёл теперь в Центральные державы и составлял 70% всего болгарского экспорта. С рынка были выметены все иностранные игроки типа American Tobacco, Антанта же лишилась поставок табака восточных сортов.

Надо отметить, что во всех странах либо были созданы специальные фонды, занимавшиеся сбором средств для покупки дополнительной табачной продукции для солдат (в первую очередь сигарет), либо этим занимались уже существовавшие благотворительные организации вплоть до местных отделений Красного Креста. В табаке нуждались не только солдаты на фронте, но и узники лагерей для военнопленных по обе стороны фронта

В Британии специальный Overseas Club Tobacco Fund (буквально «Табачный фонд Заморского клуба») собрал 1 млн фунтов стерлингов, который был потрачен на табак и другие вещи для солдат и офицеров. И посылки от фонда на фронт, и рекламные листовки, распространявшиеся в тылу, чётко соединяли две идеи: патриотизма и табакокурения. Иногда патриотизм обитателя тыловых территорий заключался в приобретении сигарет, вся прибыль от которых шла для победы, иногда же, наоборот, пропаганда призывала сэкономить на себе и пожертвовать деньги на сигареты для солдат.

Как пишут историки, даже устраивали специальные дни — Fag Days (в британском английском слово Fag не принадлежало тогда к обсценной лексике и означало просто сигарету), — в ходе которых и собирались деньги. Также сигареты активно распространяли среди раненых Американский и Британский Красные Кресты, как и Христианский союз молодых людей. В России не отставали, разные общественные организации активно собирали «на табачок» для солдат.

Связь табака и армии была неразрывна, как, впрочем, армии и алкоголя. Так, Эрнст Юнгер вспоминал, как на одной из стоянок полка «…в изобилии раздавали розоватый шнапс, наливаемый в крышки котелков. Он отдавал спиртом, однако в холодную сырую погоду был в самый раз. Табак также шёл крепких сортов, но по норме. Образом солдата тех дней, каким его запечатлела моя память, был часовой, стоявший у амбразуры в остроконечной серой каске, со сжатыми кулаками в карманах длинной шинели, пыхающий своей трубкой над ружейным прикладом» (пер. Н. Гучинской).
Тем не менее привычка к курению могла сыграть с солдатом и злую шутку. Ремарк рассказал о такой ситуации:

«Надо мной раскрывается парашют осветительной ракеты. В её тусклом свете всё вокруг словно застыло. Вновь сомкнувшаяся над землёй тьма кажется после этого ещё чернее. Кто-то из наших рассказывал, будто перед нашим участком во французских окопах сидят негры. Это неприятно: в темноте их плохо видно, а кроме того, они очень искусные разведчики. Удивительно, что, несмотря на это, они зачастую действуют безрассудно. Однажды Кат ходил в разведку, и ему удалось перебить целую группу вражеских разведчиков-негров только потому, что эти ненасытные курильщики ползли с сигаретами в зубах. Такой же случай был и с Кроппом. Кату и Альберту оставалось только взять на мушку тлеющие точечки сигарет.

Видно, что в деле распространения табака среди солдат сошлись интересы крупных монополий, государства и общества (в лице патриотических и благотворительных организаций). К хору восторженных пропагандистов сигарет и прочего присоединились даже врачи. Знаменитый британский журнал «Ланцет» через несколько месяцев после начала войны писал:

«Мы можем, несомненно, отбросить много предрассудков в отношении использования табака, когда мы увидим, каким источником утешения он является для матроса и солдата, вовлечённых в изматывающую нервы кампанию… табак должен быть для них настоящим утешением и радостью, когда они смогут найти время для этой честно заработанной поблажки».

И действительно, если к военнослужащему и предъявляли претензии, то только по поводу алкоголя или, допустим, венерических заболеваний. Распущенность и наплевательское отношение к здоровью виделось именно в этом, но никак не в употреблении табака. Последний воспринимался не как источник какой-то опасности, а скорее, что видно из цитаты выше, как абсолютно безобидный антидепрессант.

Если алкоголь растормаживал и был опасен во время боя, то сигарета успокаивала, но не затуманивала мозг. Кроме того, она была традиционным символом маскулинности, а ещё напоминала о доме, помогала в установлении социальных связей с другими солдатами и даже, в какой-то мере, примиряла с врагом. Пленные и их конвоиры охотно делились друг с другом «куревом», а табак стал универсальным средством обмена по обе стороны фронта.

автор: Ярослав Голубинов