Развлечения русских купцов

Как тратили свои богатства, как развлекались?

Прежде всего русский купец славился как любитель хорошо покушать. В Москве отличительным признаком Купеческого клуба было стремление всячески подчеркнуть превосходство денежных тузов над теряющей былое значение в государстве столбовой дворянской аристократией.

Если еще не разорившиеся дворяне предпочитали кухню французскую, то купечество в своем клубе подчеркнуто упирало на старинные русские кушанья: « стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; «банкетная» телятина; белая, как сливки, индюшка, откормленная грецкими орехами; «пополамные» расстегаи из стерляди и налимьих печенок; поросенок с хреном; поросенок с кашей» и многое другое.

Поросята на вторничные обеды в Купеческом клубе покупались за огромную цену у Тестова, такие же, какие он подавал в своем знаменитом трактире. Он откармливал их сам на своей даче, в особых кормушках, в которых ноги поросенка перегораживались решеткой, «чтобы он с жирку не сбрыкнул!» — объяснял Иван Тестов.

Ну а после можно было отведать и других земных радостей:

«На обедах играл оркестр Степана Рябова, а пели хоры — то цыганский, то венгерский, чаще же русский от Яра. Последний пользовался особой любовью, и содержательница его, Анна Захаровна, была в почете у гуляющего купечества за то, что умела потрафлять купцу и знала, кому какую певицу порекомендовать; последняя исполняла всякий приказ хозяйки, потому что контракт отдавал певицу в полное распоряжение содержательницы хора».

Впрочем, довольствовались закабаленными певицами по большей части купчишки помельче. Финансовые тузы предпочитали женщин более высокого полета, требовавших огромных расходов. Рекордсменом в этом отношении являлся Николай Рябушинский, которому француженка Фажетт обошлась в двести тысяч рублей, потраченных за два месяца.

За одно только колье с жемчугом и бриллиантами от Фаберже Рябушинский заплатил десять тысяч двести рублей. Стоит напомнить, что тогда плата в пятьдесят копеек за рабочий день считалась хорошей ценой для рабочего.

Но одной француженкой Николай Павлович ограничиваться отнюдь не собирался. Родственники, напуганные безумным размахом трат молодого повесы, добились установления над ним опеки, снять которую ему удалось лишь через несколько лет. И уж теперь-то он развернулся вовсю.

Любопытно, что помимо неистребимой страсти к женщинам Рябушинский оказался, пожалуй, одним из первых российских автолихачей. Его роскошный красный «даймлер» мощностью в 60 лошадиных сил (что по тем временам было последним словом техники) москвичи быстро научились узнавать.

Несколько раз его привлекали к ответственности за нарушение правил новомодной автомобильной езды, а однажды ему пришлось выплатить солидные отступные сбитому пешеходу.

Но основное веселье Николай Рябушинский устраивал на собственной вилле «Черный лебедь» в Петровском парке, где, как взахлеб сплетничали москвичи, «устраивались афинские ночи с голыми актрисами».

Видимо, для того, чтобы эти самые ночи проходили более весело, Рябушинский украсил виллу коллекцией отравленных стрел из Новой Гвинеи.

Дело в том, что путешествуя в юности по экзотическим странам, Николай Павлович побывал у папуасов-людоедов и даже якобы пивал вино из черепа побежденного врага у вождя гостеприимного племени. Правда, злые языки утверждали, что эта история подозрительно напоминает «череп киевского князя Святослава», из которого любили попить крепкие напитки убившие его печенеги.

Как бы там ни было, но количество дам, желающих посетить скандальную виллу «Черный лебедь», не уменьшалось. Страсть к женскому полу Николай Рябушинский сохранил на всю жизнь.

Страсть к созданию особняков, построенных по принципу подороже и почуднее могла плохо кончится для ее обладателя весьма печально — Арсений Морозов, например, стал общемосковским посмешищем, выстроив дом хорошо известный и нынешним москвичам — здание общества дружбы с зарубежными странами, что напротив кинотеатра « Художественный».

На вопрос архитектора о том, в каком стиле следует строить дом, Морозов ответил — во всех, денег хватит. Архитектор выполнил указание, всласть повеселив горожан.

Позволить себе такой финансовый размах купцы победнее, разумеется, не могли, поэтому чудили подешевле и примитивнее. Нет денег на поездку в Египет или Новую Гвинею — зато можно “вусмерть” напившись, отправиться из Москвы «охотиться в Африку на крокодилов». Правда, такие поездки обычно заканчивались где-нибудь в Твери, в вокзальном ресторане.

Если купец-миллионер и известный чудак Михаил Хлудов везде появляется только в сопровождении ручной тигрицы — значит, купцы помельче покупают себе ученую свинью клоуна Танти и устраивают ее торжественное поедание. Правда, потом, в отличие от Хлудова, они становятся посмешищем всей Москвы ибо, как выяснилось, хитрый циркач подсунул им хрюшку простую и совершенно необразованную, а «артистку» сохранил в неприкосновенности.

Михаил же Хлудов свою тигрицу предпочитал возить по войнам. Обзавелся он ею во время покорения Средней Азии, где животное получило «боевое» крещение.

От своих русских коллег старались не отставать и их восточные коллеги. Владелец крупнейших бакинских нефтяных промыслов, армянин Александр Манташев очень доступно объяснил, почему он сделал необычайно щедрое пожертвование на строительство армянской церкви именно в Париже – «это город, где я больше всего грешил». Для того, чтобы как следует погрешить, он и ездил туда каждый год.

К счастью для искусства, другие богатые коллекционеры обращались со своими коллекциями не в пример бережнее. О заслугах в создании отечественных музеев, в развитии наук и искусства, купеческих династий Третьяковых, Морозовых, Щукиных, тех же Рябушинских, Мамонтовых и многих других можно говорить бесконечно.

Зачастую увлечение коллекционированием начиналось как обычная купеческая причуда. Создатель знаменитого театрального музея Алексей Бахрушин, например, начал свою деятельность с пари. Поспорил с двоюродным братом, что всего за месяц соберет коллекцию большую и лучшую, чем та, что брат собирал несколько лет.

Пари то он выиграл, но увлекся настолько, что со временем для его жены стало тяжелейшей проблемой получить у него денег для домашнего хозяйства. Рубль, потраченный не на музей, Бахрушин считал потерянным.

Но купеческий темперамент превращал коллекционирование в своего рода состязание, азартную игру, заставляя его обладателей совершать, с точки зрения постороннего, совершенно бессмысленные поступки.