Баку. Часть 11: вокзал и еврейский квартал

Верхней границей его можно считать проложенный недавно Зимний бульвар, в створе которого лежит весьма колоритный вокзал у молоканской слободки, а с юга примыкает Еврейский квартал, отмеченный в том числе в биографии моих предков.

Кадр выше показателен тем, что на нём прекрасно видны все "горизонты" бакинского центра - Дом Правительства у моря и чёрная стеклянная высотка аккурат между улицами Хагани (продолжающей Молоканку) и Низами. Ну а на переднем плане - станция Баку-Пассажирская, в которой на самом деле не один, а целых 3 вокзала:

Первую на Апшероне железную дорогу в 1880 году проложили Нобели, и соединяла 26-километровая линия их нефтепромыслы в Сабунчи с окраиной города и грузовой пристанью Зых. Об этой дороге не известно почти ничего, даже колея - то ли обычная "русская", то ли 750мм, и если верен второй вариант - то именно здесь был впервые использован этот стандарт отечественных узкоколеек. Сабунчинская линия стала заделом, на который в 1883 году пришла уже "взрослая" Баку-Тифлисская железная дорога. Фасадом вдоль путей был построен Тифлисский вокзал в мавританском стиле, и от крыльца его тогда просматривалось море:

Хотя с тем же успехом вокзал мог называться Батумским - от Тифлиса линию тянули в две стороны, и фактически она связала Баку с Чёрным морем. Более того, она ещё и прошла насквозь Каспий - от Красноводска на том берегу почти сразу началось строительство Закаспийской железной дороги в Бухару, Самарканд и Ташкент. И лишь в 1900 году по дагестанскому берегу Каспия вся эта система была напрямую соединена с железными дорогами России.

Тифлисский вокзал ныне выполняет роль корпуса станционных служб. В 1977-76 годах, Т-образно к путям, был построен Главный вокзал, снаружи безликий просто до невидимости. Внутри архитектурных откровений так же не заметно, но по своему интерьеру это, пожалуй, самый уютный крупный вокзал на всём постсоветском пространстве.

Тем более что изрядный размер сочетается с довольно скудным трафиком (о том, что ездит по Азербайджану - см. здесь). Заметное оживление тут наступает разве что поздно вечером и рано утром, когда уходят и прибывают поезда в Белоканы (северо-запад страны), Биюк-Кясик (граница Грузии за Гянджей), южные Астару и Горадиз (этот разделяется по дороге). Ещё есть (будем считать нынешнюю отмену временной) международные поезда в Москву, Ростов-на-Дону, Киев и Тбилиси (славен опозданиями из-за пограничных задержек), да раз в сутки электрички на Ширван и Яламу. По факту получается, что вокзал не кажется пустынным, но места в нём сполна хватает всем.

Впрочем, я был в Баку в мае, а большие перемены Бакинскому железнодорожному узлу принёс июль - практически угробленное в постсоветское время (причём не в голодных 1990-е, а в самых что ни на есть нефтедолларовых "нулевых") пригородное движение в дни моего приезда полным ходом готовилось к возрождению. Что характерно, по апшеронским сёлам и в Сумгаит теперь курсируют швейцарские двухэтажные "Штадлеры" (см. фото №2).

Ну а я на рассвете бродил по пустынной площадке между вокзальным зданием и началом путей, и двое полицейских не сводили с меня глаз, но никак не мешали фотографировать. Пути поворачивают где-то вдали, а почти в створе станции уходит к аэропорту отмеченный небоскрёбами проспект Гейдара Алиева:

Пройти на привокзальную площадь можно и минуя основное здание:

И совсем не очевидно, что на месте кадра выше некогда тоже лежали пути. В 1926 году на линии Баку-Сабунчи были запущены первые в СССР электрички, в те времена более всего походившие на трамваи. На базе трамвайных вагонов они и делались в подмосковных Мытищах, трамваями и являлись они с точки зрения бюрократии - до войны линия подчинялась не МПС, а Баксовету.

Для электричек в 1926 году был построен третий Сабунчинский вокзал, впоследствии (видимо, с постройкой Главного вокзала) "оторвавшийся" от путей и занятый теперь всякой всячиной:

Фактически - даже не вокзал, а отдельная станция, обслуживавшая уникальный для тогдашнего Союза транспорт: в её комплекс входили депо, мастерские, подстанция, и на кадре выше, со стороны улицы Рахимова - что-то из вспомогательных построек. Собственно Сабунчинский вокзал выходит на привокзальную площадь:

Три вокзала располагаются "лесенкой" с Главным в роли "горизонтальной" и Сабунчинским и Тифлисским в роли "вертикальных" перекладин.

В самых разных городах (особенно часто - в Симферополе и Бишкеке) мне попадались здания, архитектурный стиль которых я прозвал "запоздалый модерн" - ни за что не догадаться, что они современники конструктивизма и ранних сталинок! И Сабунчинский вокзал - пожалуй, шедевр этого жанра.

Архитектором его был Николай Баев, автор Оперного театра из прошлой части:

Вид привокзальной площади. За спиной огромнейший ТЦ "Молл-28", а Сабунчинский вокзал левее края кадра, из-за которого выглядывает вестибюль станции метро "28 мая". На площади - памятник писателю и первому азербайджанскому киносценаристу Джафару Джаббарлы, даты постройки которого (1959-82) легко перепутать с датами жизни: архитектор Мир-Али Мир-Касимов был вынужден прерывать работы то из-за борьбы с архитектурными излишествами, то из-за срыва поставок материалов, то из-за инфаркта, от которого лучшие врачи Союза спасали мастера под ответственность лично Гейдару Алиеву. На другой стороне площади - "гнездо" новеньких красных бакинских автобусов, а чуть поодаль отправляется к аэропорту местный "аэроэкспресс".

Другую же сторону площади занимают конструктивистские корпуса Азербайджанской нефтяной академии (1931-37), начинавшийся в 1920 году с политехнического института или даже с ремесленного училища (1887). Расположение вуза главной отрасли страны на привокзальной площади - красноречиво: электрички возили студентов прямиком к проходной, да и есть в этом какая-то аллегория связи "первого" Баку со Вторым и Третьим.

Если же прогуляться от вокзала дальше на юг...

...колоритными кварталами по-вокзальному злачного вида...

...можно увидеть огромную сталинку ADY - Азербайджанской железной дороги, в 1945 году выделенной из Закавказской. Её фасад образует восточную границу центра - дальше промзоны и Чёрный город:

С другой стороны от станции, за Сабунчинским вокзалом, видимо напоминая о первых электричках СССР стоит памятник Николе Тесле (2013):

Над станцией вверх по холму тянется небольшой район Завокзальный:

В нём рано утром по прилёту началось моё знакомство с городом, и даже на фоне прочего Баку архитектура здесь какая-то особенно колониальная:

Чуть выше встречает церковка, или вернее официально целый собор Рождества Богородицы (1896) - один из трёх русских храмов Баку:

Дальше в той стороне будет ещё Завокзальный, он же Зелёный (по ассортименту) или Восточный (по зданию с куполами) базар - самый популярный "для своих" бакинский рынок. Но я не пошёл к нему, ограничившись тем, что выше храма набрёл на пустырь с отличными видами вокзала и города.

Ну, а откуда здесь церковь? Это был русский район, но строилась она с миссионерским посылом. Завокзальный возник несколько раньше вокзала - в 1872 году, и поначалу был ни чем иным, как Новой Молоканской слободкой. Молокане - это духовные христиане, не староверы, а напротив - протестанты от православия. Учение их с конца 18 века распространялась по российскому Черноземью. Государство, однако, к молоканам относилось куда лояльнее, чем к староверам, вместо репрессий и ссылок организовав условно-добровольное переселение на свежепокорённый Кавказ. В 1840-70-х годах от Баку до Карса выросла россыпь молоканских сёл, три из которых - азербайджанскую Ивановку, армянское Фиолетово и турецкий Владикарс, - я показывал отдельно. Но как первые русские старожилы Закавказье, в годы бакинского "нефтяного бума" молокане обрели порядочную фору в делах. С отлаженной системой взаимовыручки и бесплатных для соплеменника постоялых дворов они образовали в Баку крепкую общину. Молокане снабжали город зерном и овощами, и я уже показывал в прошлых частях гигантскую мельницу Скобелевых недалеко от вокзала. Не сумев войти в нефтедобычу, молокане многое знали о ней - ведь религия запрещала им брать в руки оружие, а потому из молокан на бакинских промыслов было большинство пожарных. Ещё они клепали для нефтяников бочки - те самые "баррели", и в 1860-х годах буквально под стенами Ичери-Шехера возникла бондарная слобода. Существовала она в непосредственной близости от керосиновых заводов, накрывавших строившийся город чёрным дымом, и в 1870-х годах вся эта промзона была изгнана за черту города на восток. Нефтезаводчики осели в Чёрном городе у моря, бондари - выше по берегу, а купцы, разбогатевшие на сельскохозяйственных поставках - в первую очередь Скобелевы, Колесниковы и Кащеевы, - остались на старой Молоканке, вскоре превратившейся в заповедник миллионеров. Завоказльный можно было бы назвать ещё и Довокзальным - третьей важной специализацией молокан в Баку были извозчики, работавшие в том числе на огромных гужевых фургонах. Они и вышли на передний план по мере падения спроса на бочки с развитием трубопроводов и танкеров, и по сути дела Завокзальная слободка играла в Баку роль автостанции и таксопарка.

У молокан не было как такового духовенства, и даже креста как орудия казни Господа они не носили. Культовыми постройками молоканских общин служили Дома Собраний, сочетавшие роль актовых залов и моленных. Бакинский дом собраний долго кочевал по особнякам миллионеров, а в 1915 году наконец обзавёлся отдельным зданием на углу улиц Рустама и Рахимова, за квартал от вокзала. Ещё одну молоканскую молельню я видел годом ранее в Благовещенске - другим центром притяжения молокан стали амурские прерии. Но дальневосточные молокане в Гражданскую поддерживали белых и ушли от большевиков за Амур, а вот бакинские молокане в советское общество неплохо интегрировались - Ивановка была колхозом-миллионером, а поэт-молоканин Фёдор Непряхин стал ректором нефтяной академии. Коренные бакинцы молокан уважали, так как большинство из них, даже забыв веру предков, сохранили ряд её идей - например, миролюбие, честность и трезвость. Да и молоканские продукты, в первую очередь соления, тут всегда были в цене. Старую молельню ныне занимает всякая всячина (в 2019 году, вроде бы, в ней кинотеатр открыли), а есть где-то в Баку и действующий Дом Собраний - вот только адрес его не попал в интернет.

А вот на проспекте Свободы здание театра пантомимы, ранее кинотеатр "Шафаг", в облике которого сложно не признать дореволюционную протестантскую церковь. Молокане отрицали крещение, и не согласный этой идеей Василий Иванов-Клышников из Новоивановки ударился в долгие духовные поиски, завершением которых стал переход в баптизм. Баптистская община Баку, состоявшая почти исключительно из бывших молокан, образовалась в 1880-м, а в 1910-х годах построила здание церкви:

От привокзальной площади квартал с "Моллом-28" и азербайджанским Центробанком отделяет Зимний бульвар - новый променад на месте снесённых кварталов между улицами Физули и Мирз-ага Алиева. Проложенный в 2009-13 годах, он замышлялся как противоположность "летнему" бульвару у моря. У начала - памятник Гейдару Алиеву (2005), центральный среди множества поставленных в стране и мире, а за спиной Отца - Дворец Алиева (1976), один из главных в Баку концертный зал.

Левее - Азербайджанская музыкальная академия имени Узеира Гаджибабекова (1939):

На месте которой до 1936 года высился Будаговский собор Святых Варфоломея и Фаддея (1906-14). Или - храм Сурб-Тадевос-Бардегимиос: на средства купца Енока Будагова по проекту архитектора-дашнака Ованнеса Каджазнуни был построен кафедральный собор, стиль которого архитектор называл "новой армянской готикой". О непростой истории армян-"баквеци" их с русифицированными фамилиями я рассказывал в прошлой части. В дореволюционном Баку армяне составляли 19% населения, уступая русским и азербайджанцам, однако на весь город до начала ХХ века имели всего две церкви - Сурб-Аствацацин под Девичьей башней и Сурб-Григор на будущей улице Низами. Прихожанами их была, скорее, армянская элита, всяческие купцы, чиновники да нефтяники, в то время как армянская беднота жила в северных предместьях, известных как Арменикенд. Вот для них, видать, Будаговский собор и строился, но строился дольше, чем действовал.

Сам Зимний бульвар здорово похож на Новый Арбат в Москве - широкая шумная улица, буквально прорубленная в тесных переулках. Только Хрущёв предпочитал безликость и бетон, а Алиеву ближе камень-гюш и претенциозность:

С южной стороны на всё это буйство глядит синагога (2003), община которой сплотилась в далёком 1946 году. В дореволюционный Баку евреи ехали очень активно, и составляя 4-5% его населения, уступали численно только русским, тюркам, армянам и татам. Причём было здесь аж три разновидность евреев - горские, грузинские и ашкеназы. Первые (они же джухури) живут в основном Дагестане, говорят на татском (близок к персидскому) языке, и я ещё покажу Красную Слободу в Губе - их "столицу". Грузинские эбраэли - таки действительно из Грузии, и их картвельский диалект киврули немалый вклад внёс в воровской жаргон. Джухури были почти местными и держались особняком, эбраэли и ашкеназы же слились практически в одну общину - у многих синагог было два разных зала, где в большем звучал идиш, а в меньшем киврули. Так же устроена и эта синагога, а у горских - свой молельный дом-"нимаз" где-то в далёких предместьях. Еврейская община в шиитской стране порождает необычные коллизии: с одной стороны, благодаря огромному количеству эмигрантов из Баку и Губы Азербайджан имеет прекрасные отношения с Израилем (хотя и имел шанс их испортить абсурднейшим делом puerrtto), с другой - здесь активна "Хезбалла" и прочее проиранское подполье. Как результат, антисемитские выпады тут нередки, а в Сумгаите помимо знаменитого армянского погрома в Перестройку был ещё и еврейский погром в 2009 году, ответом на израильскую операцию "Литой свинец".

Дореволюционное здание ашкеназской синагоги на улице Низами я показывал в прошлой части. Нынешняя синагога же стоит неподалёку от места, где располагался совсем уж экзотический культовый объект - храм бахаи. Эта религия отпочковалась в Персии 19 века от шиитского ислама, и основным догматом её стало единство Бога, веры и человечества. Из которого следуют "12 этических принципов", кажущихся апофеозом гуманизма - например, отказ от любых разделяющих людей предрассудков или идея индивидуального поиска истины. Основоположник учения Мирза Хусейн Али Бахаулла стремился обобщить учения Авраама и Моисея, Будды и Кришны, Зороастра и Мони, Иисуса Христа и Мухаммеда, а также Баба - своего наставника, чьё учение так же считается отдельной религией. В Иране бахаи тут же сделались проклятой исламским духовенством антисистемой - так, персы в Самарканде упоминали мне бахаизм через запятую с сатанизмом. Ближе всего бежать из Персии бахаистам было в Россию, и первый в мире бахаитский храм был построен в 1908 году в Ашхабаде, впоследствии разрушенный землетрясением. Но последователи Бахауллы в приграничных с Персией областях появились через считанные месяцы после провозглашения его учения в 1844 году. К бахаи в Азербайджане если не принадлежали, то симпатизировали им многие выдающиеся люди, например поэт Гусейн Джавид или композитор Узеир Гаджбиеков. К бахаи причисляют и Мусу Нагиева, нефтяного богача, с чьими наследием мы не раз сталкивались в прошлых частях, но сильно сомневаюсь, что роскошную "Исмаиллию" (мусульманский клуб) он строил с тайным планом переделать её под бахаистский храм - о бахаизме Нагиева стало известно посмертно, и не исключаю, что так его наследники отвертелись от пожертвований мусульманской общине. Бакинские бахаи собирались в 1882-1939 годах в арендованном доме по адресу Чадровая, 216. Ныне это улица Мирзага Алиева, и если нумерация на ней не поменялась - то примерно на месте молельни теперь вон та высотка с кадра выше. А если поменялась... так хочется заподозрить бахаистский храм вот в этих руинах, на викимапии отмеченных как мечеть Кербалаи-Али:

Вдоль улицы Ислама Сафарали вытянулась целая цепочка старых бань, на каждую по кварталу. Они обслуживали весь этот массив предместий - Еврейский квартал, Кубинку и Шемахинку. Бакинские бани по своему устройству были где-то между Европой и Азией - они не имели общего зала, только множество комнат, а центральным помещение (куда ходили, конечно, одетыми) служила чайхана. Самая пафосная в этом районе - баня "Фантазия":

Причём не только снаружи, но и в интерьерах:

Двухэтажную Офицерскую башню ныне занимает что-то административное:

Замыкает ряд самая простенькая одноэтажная башня Шор-су ("Четыре ручья") у подножья новостройки:

А там уже рукой подать и до задворков улицы Низами:

Между ними и Зимним бульваром тянутся улочки Еврейского квартала. Территориально он ближе к "европейской" части Баку, но архитектурно - не отличим от Советской, мусульманского Баир-Шехера, росшего в 19 веке не вдоль моря, а вверх по холмам. Те же узкие, ветхие и совершенно прямые улицы да бесчисленные балконы, выпячивающие друг перед другом грудь:

На всё это с юга буквально наступают новостройки, и их громогласная поступь слышна:

В сущности, ничего специфически еврейского в пейзажах этого квартала нет - обычные тихие улочки старого Баку, где Вугар и Вазген, Иван и Абрам, Юзеф и Карл обменивались последними новостями:

Колоритные дворики, часто занятые хостелами:

Эффектные детали:

Ну а для меня особое место занимает здесь улица Ази Асланова, прежде Карантинная (сейчас такая процедура чрезвычайна, а когда-то была обычной для прибывающих в города) или просто Медный ряд. Дело в том что на ней, в одноэтажном доме по адресу №103 родился мой дедушка.

Фамилия Буяновских происходит откуда-то из Белой Руси - где-то между Смоленском и Витебском, в глубинах "черты оседлости" было когда-то местечко Буяновичи. Первым моим предком-однофамильцем ныне известен Левик Буяновский, сын коэна (священнослужитель из потомков библейского Аарона) в Люббавичах, ныне глухой умирающей деревни на западе Смоленщины, в историю вошедшей как родина Хабада - одного из влиятельнейших течений хасидов. Левик и сам был хасид, но не слишком-то набожный. В его семье была единственная дочка и десять сыновей, и в том числе Гиля, или в русских документах Илья Львович, чья имя сквозь 6 поколений дошло до меня. В начале ХХ века в поисках лучшей доли Гиля с 4 братьями подался в солнечный Баку, где всем хватало место на волне нефтяного бума. В магнаты моим предкам выбиться, конечно, было не суждено, и всё же они смогли основать фирму "Братья Буяновские", в распоряжении которой была скважина и мастерские. Доходы от бизнеса у всех 5 Буяновских были врозь, но в трудную минуту братья всегда поддерживали друг друга. Наступала эта трудная минута, кажется, нередко, и семейной легендой было "окно, из которого выскочил Лазарь" на Нижнеприютской улице (ныне Рахимова) - поправить дело братья пытались за счёт приданного дочери богатой мадам Гордон, но жених в последний момент передумал и, словно в книжках, убежал через окно. Лучшими друзьями Ильи Львовича были Гольдманы - аптекарь Адольф, его жена Фаня да двое братьев-революционеров, регулярно возвращавшихся в Баку набраться сил. Главное чтоб не одновременно - один был большевиком, а другой - эсэром...

Сын Гили Львовича, мой прадед Наум Ильич, родился в 1914 году, и дело отца продолжил уже не предпринимателем, а инженером. Во время учёбы в нефтяном институте он был помощником одного крупного мастера ловильных работ - так называется извлечение из скважин труб, оторвавшихся при аварии. Мастер руками показывал, какой нестандартный инструмент ему нужен, юный Нюма чертил по его жестам эскизы и бежал с этими эскизами в мастерскую. Закончив институт Наум Ильич вошёл в круг инженеров, работавших тогда на острие прогресса... в прямом смысле слова на острие: если традиционное бурение скважин делалось механизмами на поверхности, то предметом их разработок стал турбобур, двигатель которого непосредственно примыкал к долоту. Ведущими специалистами в этой области были бакинцы Ролен Иоаннесян, Эйюб Тагиев, Моисей Гусман и Пётр Шумилов, а основной площадкой отработки этих технологий стал недавно мной показанный Биби-Эйбат, где таким способом была пробурена, например, первая в СССР наклонная скважина.

Буяновские жили на Шемахинке за нынешним Зимним бульваром, а вот на будущей улице Ази Асланова обосновался Исаак Гауптман, мастер-краснодеревщик из Польши, для бакинских салонов делавший мебель и биллиардные шары. Его супруга Зинаида Борисовна Колбасова, тоже еврейка, чья родословная тянулась аж куда-то в Словакию, приехала в Баку из брянской Дубровки - вот только неясно, какой, так как Дубровок только на юго-западе Брянщины (входившем в черту оседлости) пяток. Чета Гауптмана и Колбасовой тоже были людьми не промах, и по семейной легенде, в доме их прятался от ареста один из 26 бакинских комиссаров. Самым же страшным эпизодом Гражданской войны в Баку им запомнилась турецкая оккупация, а особенно - свирепые курды в острых шапках, врывавшиеся в дома с кинжалом наголо и криком "Пуллль!" ("Деньги!"). Накануне той войны у Гауптмана и Колбасовой родилась дочь Ася Исааковна, которую в последствии и взял в жёны Наум Буяновский. В доме её родителей они и поселились, там и родился в 1938 году мой дедушка - снова Илья. Но - не помнил этот дом: в 1942 году, когда немцы прорывались к нефтепромыслам Кавказа, бакинский отдел электробурения был в полном составе переведён в Краснокамск - срочно осваивать Второе Баку между Уралом и Волгой, и барак, в котором они жили, там занимает теперь городской музей. Тут стоит заметить, что сам я родился в Перми, а через Краснокамск всё детство ездил на дачу, но это просто совпадение - у моих пермских предков не менее интересная судьба. Наум Ильич с коллегами после войны переехал в Москву, в Дом Нефтяников на набережной Тараса Шевченко...

Его славный путь в Краснокамске только начинался. Специалист в турбобурении, не забыл он и свой студенческий опыт работы на аварийных скважинах. Наума Ильича отправляли тушить сложнейшие нефтяные пожары, остановить которые можно было лишь как-то перебив горящую скважину - например, в среднеазиатском Газли. Или - в Румынии, Болгарии, Албании и даже Индии с Пакистаном, который теперь Бангладеш: в рабочих командировках Наум Ильич объехал пол-мира, и своими глазами повидал ту чарующую и страшную Индию из приключенческих романов... В 1950 году Наум Ильич в составе группы учёных даже стал лауреатом Сталинской премии 3-й степени.
Илья Наумыч пошёл по стопам отца, тоже став специалистом бурения. В Баку он возвращался в командировке в 1970-х годах, внедрять своё изобретение на буровой платформе "Хазар-1" - дело в том, что дно Каспия покрыто толстым слоем ила, и до начала бурения твёрдых пород этот ил нужно было пробивать специальной трубой, превращавшейся в сухую камеру. Дедушка для таких целей сконструировал "гидромониторную головку", подававшую растворитель ила так, чтобы его размягчённая масса поднималась по трубе, не попадая в открытую воду. На испытаниях они прошли 39 метров ила, и Илью Наумыча местные буровики благополучно отпустили, а вот головки оставили себе. Наум Ильич умер от инфаркта в 1976 году, за 10 лет до моего рождения, а вот Илья Наумыч в свои 82 года не только прекрасно себя чувствует, но ещё и по-прежнему на работе. В Москве в 1950-каком-то году он женился на русской, оставшись последним в моём роду и нефтяником, и евреем. Мой отец (знакомый давним читателям по путешествиям в Одессу и Литву) подался в биологию, работал на Баренцевом море и Дальнем Востоке, и свою коллегу из Перми, впоследствии мою мать, встретил на Камчатке. Ну а третий в роду Илья Алексеевич Буяновский, то есть я - сами видите кто...

По другую сторону Зимнего бульвара лежало двойное предместье - Шемахинка и Кубинка с разных сторон улицы, за городом разделявшейся на дороги в Шемаху (на запад) и Губу (на север). С Молдаванкой, Маскачкой и Миллионкой в Баку созвучна Молоканка, но скорее то же амплуа было именно здесь. На Шемахинку налётчики как-то увезли миллионера Мусу Нагиева, и во главе этих налётчиков был подозрительно знакомый рябой и усатый грузин...

И ещё считанные годы назад эти предместья сохраняли облик колоритных ветхих глиняных трущоб, на всё Баку славившихся мелкой нелегальной торговлей. Теперь остались от них лишь ошмётки у подножья строящихся домов:

Э, что тебе там нужно? - резко спросил меня продавец всякой всячины у входа в подворотню.
-Да вот, я из России турист, город смотрю...
-Нечего тут смотреть! Всё разваливается, течёт. Вон туда лучше сходи, там какие дома построили!
-Да ладно... Новостройки - они же везде одинаковые. А здесь - душа города!
Торговец не нашёлся, что ответить, но в глазах его я увидел согласие.