«Дети нации», или Почему монгольские кочевники усыновляли китайских сирот

До «Большого скачка» Китай представлял собой на 90% аграрную страну с отсталой промышленностью и шаткой экономикой. Реформирование позволило построить индустриальную державу, но успех достался слишком дорогой ценой. Экономика основных земледельческих регионов рухнула и начался голод.

Разумеется, больше всего страдали дети, особенно сироты, которые оказались предоставлены сами себе. Попытки облегчить их участь предпринимались школами, детскими домами и больницами, но из-за экономического кризиса не получалось обеспечить беспризорников даже самым необходимым.

В этот трудный момент Кан Кэцин, председатель Всекитайской федерации женщин, обратилась к лидеру коммунистов региона Внутренняя Монголия Уланхуу с просьбой выделить для питания детей молочный порошок из имеющихся в расположении автономного района запасов.

Товарищ Уланхуу лично отправился в Шанхай и ужаснулся увиденному. Детские дома огромного города были переполнены сиротами, голодными и, иногда, лишенными даже одежды. После такой командировки партийный функционер не мог ограничиться только отправкой продовольствия и предложил неожиданное, но эффективное решение.

Уланхуу выдвинул смелую идею — вывезти детей, оставшихся без семей, во Внутреннюю Монголию, на север КНР, и распределить между семьями монгольских скотоводов. Усыновленные китайские дети, таким образом, будут не только накормлены и одеты, но и получат новых родителей, которые смогут о них заботиться.

План монгольского коммуниста был хорош, а главное — осуществим. Все потому, что у монголов усыновление детей с давних времен было обычным делом. Этот народ всегда жил по правилу «чужих детей не бывает» и осиротевших малышей забирали в свои дома родственники, соседи или, вообще, посторонние сердобольные люди.

Предание гласит, что даже в семье Чингисхана воспитывался приемный татарский мальчик, найденный его женой Оэлун в степи. Ребенок рос в семье владыки монгольской империи как родной и никто ни разу не попрекнул его происхождением. Мальчик вырос и стал известен как первый судья Орды Шиги Хутуху.

Проиллюстрировать отношение Чингисхана к приемному сыну может один случай. Как-то раз Шиги Хутуху неудачно попробовал свои силы в качестве военачальника и потерпел в бою сокрушительное поражение. Когда он с тяжелым сердцем предстал перед приемным отцом, тот сказал ему: «Пусть ты и не можешь водить воинов в бой как другие нойоны, но в искусстве толкования Великой Ясы тебе поистине нет равных!»

Легенды монголов гласят, что были у великого хана и менее известные приемные дети, которые стали известными военачальниками и государственными чиновниками. Было в истории монгольского народа немало и других известных примеров усыновлений. Так что когда Уланхуу предложил помощь своего народа, он знал, что делает. Дословно он сказал так:

Лучше всего будет отправить сирот кочевникам для усыновления. Наш народ любит детей, а сейчас у нас их мало. Таким образом, отправив их в степи, мы не только поможем сиротам, но и сделаем счастливыми их приемных родителей. Как говорит старая поговорка — «добудем двух птиц одной стрелой».
Кан Кэцин с радостью приняла неожиданное предложение и в Китае закипела подготовка к массовому усыновлению. Были открыты новые детские дома, в которых воспитателями были монголы. Это было нужно для того, чтобы сироты выучили язык и быстрее адаптировались в новой для них культурной среде.

Начиная с 1959 года более 3000 сирот были отправлены в монгольские семьи из провинций Аньхой, Цзянсу, Цжэцзян, а также самого большого города страны Шанхая. Им пришлось преодолеть на поездах 1400 км, чтобы обрести новые семьи. Хуан Чжиган, одна из усыновленных сирот вспоминает, что у некоторых малышей не было даже имен, а просто бирка с номером, нашитая на одежду.

Правительство строго контролировало процесс усыновления — разрешалось брать не более одного ребенка в семью. Многие молодые семьи и даже старики отправлялись за сотни километров, чтобы взять ребенка. В 1961 году Хуан Чжиган, которой было 5 лет, вместе с пятью другими детьми разместили в здании школы в хошуне Хобот-Шара.

Мы все были примерно одного возраста в то время. Нам было 4-5 лет. Мы подружились, звали друг друга «сестрица» и «братец» и ни за что не хотели расставаться друг с другом. Когда приходили люди, чтобы усыновить нас, мы прятались, чтобы никто нас не мог найти и разлучить.

Детям повезло — в расположенной поблизости больнице работала медсестрой монголка Чжан Фэнсянь, которая окружила сирот лаской и заботой. Она приносила детям конфеты, купала их и чинила им одежду. Хуан вспоминает, что у Чжан было красное, обожженное степным солнцем лицо, а одета она была в военную форму.

С наступлением холодов в неотапливаемой школе оставаться было нельзя и Чжан Фэнсянь попросила разрешения усыновить всех шестерых детей. В виде исключения ей позволили их забрать — важную роль сыграло то, что у мужа Чжан была стабильная работа и хороший доход.

Своих детей в семье не было и чета Фэнсянь вырастила шестерых приемных из Китая. Женщина заботилась о них до самой своей смерти в 1991 году. Один из сыновей погиб во время прохождения военной службы, но остальные получили хорошее образование и стали достойными членами общества.

Мать сама дала нам имена. Моя фамилия — Хуан, означает «желтый» — это цвет знамени нашего хошуна. Имя Чжиган переводится как «сообразительная». Одного из моих братьев, имевшего слабое здоровье, она назвала Мао — «котенок». Остальные получили красивые монгольские имена.
Маю Шиюн, тот самый «котенок», рассказал журналистам, что мать всего один раз на них накричала. Однажды зимой дети вытащили на лед озера коровьи ясли и начали на них кататься. Тогда Чжан Фэнсянь сильно испугалась и отшлепала всех шестерых. Озеро было очень глубоким, а лед — тонким и шалость могла закончиться трагедией.

Сегодня невозможно установить судьбу каждого из 3000 усыновленный монголами китайских детей. Но есть информация о многих из них и почти все прожили счастливую жизнь. Правительство Китая, со своей стороны, помогало таким семьям — в 60-х годах на каждого приемного ребенка выплачивалось денежное пособие. Для детей из Китая, нашедших новые семьи во Внутренней Монголии, есть специальный термин — «Дети нации».

В 2002 году в один из шанхайских детских домов приехали десять бывших воспитанников, чтобы вспомнить о том, как 40 лет назад они покинули это место, чтобы стать счастливыми. Они бросили в воды реки Хуанпу по горсти земли, взятой в монгольской степи, и набрали в бутылки воду, чтобы показать ее землякам.