Как снимали «Калигулу»?

В ленте тщательно подобраны все извращения, которыми прославился император Калигула: его богохульная сексуальная страсть к родной сестре, его брак с самой известной римской путаной и изобретательно-бесчеловечные способы уничтожения тех, кто осмеливался ему перечить.
Проект странным образом объединил в единое целое знаменитостей мирового кинематографа: Малкольма МакДауэлла, Питера О’Тула, сэра Джона Гилгуда и шекспировскую актрису Хелен Миррен — с полным комплектом «звезд» журнала «Penthouse».
История создания этой историко-эротической драмы породила много слухов, скандалов и сделала фильм знаменитым задолго до его фактического появления на экранах.

Самая первая версия сценария принадлежит перу знаменитого итальянского кинематографиста Роберто Росселлини. Однако сам Роберто идею развивать не стал, а подарил сырой материал племяннику Франко.
Тот, в свою очередь, не обладая особыми талантами, но имея за плечами продюсерский опыт («Теорема» и «Декамерон» Пазолини), связался с именитым писателем, историком и сценаристом Гором Видалом («Бен-Гур»). Распределив между собой роли в будущем проекте, эти двое отправились на поиски толстого кошелька, способного претворить их замыслы в жизнь.
Далеко идти не пришлось, ибо Гор Видал, нередко пописывавший проницательные статьи на злобу дня в журнал «Penthouse», очень кстати вспомнил об его основателе Бобе Гуччионе.

Боб Гуччионе, гениальный бизнесмен, основавший в 1965 эротический журнал «Penthouse» в Лондоне, уже в сентябре 1969 издал первый выпуск на родине своего непосредственного конкурента Хью Хефнера («Playboy»). Боб уже не в первый раз вкладывался в кино. Его финансовые средства были зафиксированы в лентах «Китайский квартал» Полански, «Самый длинный ярд» Олдрича и «День саранчи» Шлезингера. Однако все эти работы не тешили самолюбия Гуччионе, ведь его имя не фигурировало в титрах, а сам он выступал лишь в роли «позорного», хоть и богатого, спонсора. Поэтому на этот раз Боб дал согласие на свое участие только при условии, что оно перестанет быть мнимым. Эти требования он подкрепил немалой по тем временам суммой в 17,5 миллионов долларов, которые к моменту премьеры фильма в 1979 превратились в еще более внушительные 22 миллиона.

Первые 200 тысяч ушли Видалу, который приступил к обработке версии Росселлини. Ему также пообещали 10% от сборов. Весной 1975 у фильма появился и режиссер. И хотя Гуччионе был плохо знаком с Тинто Брассом, его «Салон Китти» убедил продюсера в правильности выбора: их с Тинто взгляд на эротику был очень схож.

Мир и согласие недолго сопутствовали съемочному процессу. Для начала разругались Брасс и Видал. Уже в июне 1976 последний покинул проект, настаивая, чтобы его имя убрали из титров. Гуччионе не стал удерживать строптивого писателя, но, само собой, лишил его заветных 10%. Видал, в отместку, год спустя подал в суд на создателей, пытаясь вычеркнуть упоминание о себе из грядущего фильма, однако потерпел фиаско.

Декорации стали монтировать в июне 1975 под руководством маститого художественного директора Данило Донати, имевшего в послужном списке Оскар за «Ромео и Джульетту» Дзеффирелли (в 1976 он получит еще один за «Казанову» Феллини). Постройки отличались невиданной щедростью, как, впрочем, и костюмы. На одного императора приходилось 26 различных одеяний, а всего их было сшито более 3,5 тысяч. Съемки фильма планировалось провести в Риме, там же, где в начале 60-х американцы снимали свой знаменитый пеплум «Клеопатра» с Элизабет Тейлор.

Подбор актеров стартовал в 1976. Тогда в Рим прибыли первые звезды — Джон Гилгуд и Питер О’Тул. Гилгуду предложили роль Тиберия, однако актера смутила откровенная порнография в сценарии и он поспешил отказаться. О’Тул, в свою очередь, жеманничать не стал и предложение принял, агентам же Гилгуда с трудом удалось уговорить его на второстепенную роль близкого друга Тиберия, сенатора Нерва. Главная роль досталась популярному британскому исполнителю Малкольму МакДауэллу, чье присутствие в кадре 156-минутной ленты составило около 90%.

На место струсившей Марии Шнайдер («Последнее танго в Париже»), на роль сестры Калигулы, Друзиллы, в последнюю минуту взяли Терезу Энн Савой. Она, как и Джон Стайнер, сыгравший ее мужа Лонгина, перешла в картину напрямую из «Салона Китти». Наконец на роль последней жены императора, Цезонии, пригласили шекспировскую актрису Хелен Миррен, а на роль Макро — известного футболиста Гуидо Маннари. Плюс 13 девушек «Penthouse». Общий актерский состав фильма нигде не публиковался, но по неподтвержденным данным в картине поучаствовало до 2 500 человек.

Съемки были окутаны тайной. Дошло до того, что съемочную площадку патрулировали вооруженные охранники. Представители СМИ тоже были вне игры, за исключением редких счастливчиков. Несколько американских репортеров попытались устроиться на фильм статистами, но были вычислены.

Закрыв съемки от посторонних глаз, Гуччионе преследовал лишь одну цель — подогреть интерес публики к проекту. Ему это удалось сполна, ибо жадные до сенсаций журналисты, не зная подробностей, сами придумывали «жареные факты»: зоофилические сцены, оргии с участием сотен людей, ритуальные убийства животных, совращение малолетних и прочую откровенную чушь.

Съемки начались 5 августа 1976, и к декабрю Брасс наработал 120 миль кинопленки. Тут у него начались кардинальные разногласия с Гуччионе. По словам Боба, у режиссера было весьма странное чувство юмора: вместо пышнотелых красоток Пентхауса он так и норовил вставить в кадр толстых старых теток. Декорации, понастроенные Донати, Тинто использовал очень скупо и вообще избегал компромиссов, предпочитая настаивать на своём до упора.
В итоге вся съемочная группа поделилась на два лагеря: с одной стороны — Брасс, с другой — Гуччионе и часть актеров. Актеры тоже вели себя не очень организованно. О’Тул постоянно опаздывал, а если приходил вовремя, то очень долго гримировался или репетировал.
Прекрасный актер МакДауэлл оказался редкостным скупердяем, подсчитывая каждую копейку, потраченную на съемки из собственного кармана. Гилгуд часто высказывал подозрения о том, что фильм вообще не выйдет в свет, но от гонорара отказываться не спешил. Тем не менее спустя 18 долгих месяцев Брасс торжественно сообщил об окончании съемок.

Гуччионе остался недоволен, хотя и считал, что спешка помешала снять ряд эротических сцен в нужном визуальном ракурсе. Но заставлять Брасса переделывать работу он не стал: вместо этого Боб, прихватив с собой моделей и часть съемочной группы, пробрался тайком на площадку и доснял ряд сексуальных эпизодов, которых, по его мнению, недоставало в фильме.
Если вы думаете, что дополнительные эпизоды, снятые Гуччионе втихаря, сильно отличались от того материала, что наснимал Тинто, вы ошибаетесь: Брасс успел нарисовать такие картины, что лесбийские игры подопечных Боба казались легкой эротикой. Однако характер фильма не позволял монтировать его открыто в чопорной Италии, поэтому километры пленки перевезли в Англию.

Всё дальнейшее напоминает латиноамериканский сериал. В конце февраля 1977 Брасс и его помощники выяснили, что уволены. Разногласия между ним и Гуччионе достигли своего апогея. Порномагнату нужен был большой и быстрый хит, тогда как Тинто мыслил на долгосрочную перспективу. В гневе Брасс тут же оформил против Боба судебный иск.
Тот, в свою очередь, подал ответный иск на Тинто Брасса, который уже судился с Гором Видалом, подавшим в суд на всех и вся. Затем профсоюзы, пронюхав об истинном содержании исторического опуса, призвали своих членов бойкотировать фильм. Подтвердились и опасения Гуччионе насчет компании Technicolor, в которой наотрез отказались проявлять негатив пленки, сославшись на ее порнографический контент.
Продюсер вынужден был продолжить монтаж в Париже, а проявка прошла вообще в Нью-Йорке, куда фильм провозили под другим названием, опасаясь гонений со стороны властей. Судебные дрязги потихоньку стихли, и в мае 1979 на фестивале в Каннах состоялась долгожданная премьера.
Фестивальная версия была длиннее, чем вариант, вышедший в официальный прокат позднее, в сентябре. Но полиция всё равно запретила показ ленты спустя пару дней, несмотря на все бумажки и разрешения, полученные продюсерами.

В США Гуччионе отказался представить картину на рейтинговую комиссию, т.к. прекрасно осознавал, что кроме Х она ничего не получит, а следовательно, автоматически станет товаром для порнорынка. Вместо этого он присвоил ленте рейтинг МА (Mature Audiences — «Только для взрослых») и выставил билеты по 7,50 $ за штуку, вместо обычных 5 $, полагая, что желающие посмотреть его фильм придут в кино и за эти деньги.

Боб вообще демонстрировал чудеса предпринимательства, когда отреставрировал целый кинотеатр специально для показа «Калигулы». Кинокритиков он недолюбливал, поэтому решил, что раз уж запретить им смотреть свое кино он не может, то пущай, мерзавцы, платят 7,50 $, как все. И отменил пригласительные для прессы.
Пресса не замедлила вернуть должок. Самым разгромным был отзыв New York Times. Но злые языки не мешали картине собирать кассу. За 18 дней в одном лишь кинотеатре «Калигула» заработал 225 тыс. Когда же лента всё-таки вышла в широкий прокат, посещаемость сеансов била все рекорды.

По самым скромным оценкам, прокат «Калигулы» принес Гуччионе порядка 100 миллионов долларов. Это в очередной раз доказало его предприимчивость, а сам фильм сделало одним из самых успешных независимых проектов в истории кино. Впоследствии часть прибыли легла в основу Penthouse Casino в Лас-Вегасе.
История создания «Калигулы» еще раз подтвердила: иногда грамотная и хорошо спланированная шумиха вокруг фильма, да и вообще вокруг любого произведения искусства или события, намного превосходит по стоимости и ценности само явление/событие/произведение.
С творческой точки зрения лента Тинто Брасса отнюдь не является шедевром, но ажиотаж и атмосфера таинственности вокруг нее, так или иначе, сделали свое «черное» дело. Эта картина снималась ради скандала, и в этом она явно преуспела.