Карикатуры из советского журнала "Крокодил" со злободневной сатирой

БАННАЯ ОДИССЕЯ

Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными, Эос
Мы же удумали с тестем, в районной попариться, бане
Слышу, супруга из кухни заохала вещей Кассандрой
И не такие, как вы из райцентра ни с чем возвращались!
Я осерчал и нахмурился: «тоже еще Пенелопа»,
Шла бы в покои к себе и пряла драгоценную пряжу.
Знаешь, гордячка, почем домотканная шерсть на базаре.
Взял за десницу меня многоопытный тесть велемудрый.
«Остановись и не трать понапрасну крылатые речи.
Как бы автобус единственный не убежал, звуконогий».
Точно ахейские стрелы летели мы на остановку.
Втиснулись еле в салон, как в коня деревянного брюхо.
Ветхий автобус скрипел колесницей троянскою старой.
Огненный солнечный диск между тем приближался к зениту.

Вышли в райцентре. В нем, ведомо, три размещаются бани.
Первую вскоре нашли. За окошечком нежная нимфа
В толстый глядит фолиант. «Илиада» пред ней, не иначе.
«Потные чресла желаем омыть», - воздыхаем с надеждой.
Нимфа, кудрями тряхнув, громогласным ответствует басом.
«Был истопник на пиру, осушил он две дюжины кубков,
Видно его угощал Ганимед, виночерпий прекрасный.
Бражник в объятьях Морфея – и нету водицы горячей».
Горестно тесть почесал под хитоном власатые перси,
Я неприметно отер в белопенной испарине выю.
И поспешили неблизкой тропою мы в баню вторую.

Видим, пустынны врата, приторочен к ним щит из картона.
Надпись читаем «Закрыто. Котлы проверяем и трубы»
«Мойры преследуют нас, - восклицаю, клянусь Посейдоном».
Взял за десницу меня многоопытный тесть велемудрый.
«Верю, в райцентре последняя баня открыта»
Огненный солнечный диск между тем поднялся до полудня.

Вот и она. Над трубою дымок искусительно вьется.
Отроки, жены и старцы воззрились в затылок друг дружке.
«Кто, - вопрошаем, - последний?» И тотчас же в очередь встали.
Медленно Хронос тащился, нескоро мы кассы достигли.
Вдруг показалась оттуда особа с обличьем мегеры.
«Нету билетов», - вещает, окошко со стуком захлопнув.

С тестем, как двое аяксов, в тоске поплелись к остановке.
Только вотще – укатил перед нами последний автобус.
В гуще светил отдаленных затеплился месяц двурогий.
Голосом дикого вепря вскричал тут мой тесть густобрадый.
Стал поминать он и бога Зевеса и мать его Гею.
Я же, к столбу прислонясь, залился гомерическим смехом.
«Видно, недаром вещало супруги встревоженной сердце.
В предновогодье нам задали баньку, клянусь Посейдоном»