Песок, температура и прозрачность - как создаётся стекло?!

Тот день был очень жарким. Душным. Плотным. И прозрачным. Мы сидели в кафе с кондиционером и окном на всю стену. Владимир Александрович рассматривал стакан профессиональным взглядом, а я думала о самой высокой температуре, которую способен выдержать человек.
- Какая температура была в печи, когда вы делали ремонт? – спрашиваю я о том, что интересовало меня с детства. – Никто точно не знает, - говорит Владимир, - но тонкая ткань превращалась в пепел за несколько секунд. – Как же вы выдерживали? – не могу поверить я. – Мы заходили в печь на 1-2 минуты, делали, что могли и выходили. За нами шла следующая пара и так по цепочке, – просто отвечает Владимир, не видя в этом никакого подвига.

Сутки по цепочке. 1540° в печи. Кипящее стекло. Это можно назвать адом на земле, но стекольщики называют это просто – работой.
- Такая температура ведь не везде, - успокаивает меня Владимир, - ремонты в печи случались по несколько раз в год, остальное время мы прохлаждались, температура в цехах всего лишь на чуть-чуть выше сегодняшней, - улыбается он и смотрит в окно. – А ты знаешь, что такие окна раньше делались из халявы? – спрашивает он и начинает рассказывать. Про стеклянный цилиндр, из которого выдували подобные изделия, о елочных игрушках, которые очень любят стеклодувы, о муранском стекле, которое так красиво переливается на солнце, и о стеклодроте, который тянется бесконечной линией. Я слушаю его и мне начинает казаться, что весь окружающий мир, на самом деле, - сделан из стекла. Владимиру Александровичу 69, и он до сих пор запускает новые стекловарные печи. – Мастеров стеклодувов когда-то не выпускали из Италии, чтобы они не раскрывали секреты мастерства, - говорит Владимир, - но теперь все несколько иначе. Хотя заменить человека при изготовлении тех же елочных игрушек все равно не удалось. Стеклодув и выдувальщик – разница, оказывается в размере изделия. Медицинское стекло и пищевое – разница в составе. Кремний, натрий, кальций, сода. Мел. Песок. Мне показалось, что я разговариваю с химиком, но нет, Владимир – стекловар.

– Если стекло идет с браком, это видно уже в печи, - говорит он. И не ждет результатов анализа песка, который все равно покажет, что всю партию нужно отправить в стеклобой. – Этому учат? – спрашиваю я, вспоминая о том месте на заводе, где огромными насыпями лежал мелко битый брак. – Нет, этому не учат. Все на практике, – отвечает Владимир и вспоминает.
Он не захотел когда-то идти вверх по карьерной лестнице. Потому, что любую работу нужно делать хорошо. Он не захотел искать более прохладных мест назначения. Потому, что различал хорошее стекло и плохое прямо на старте, не дожидаясь бесконечной линии остывания. Он никогда не пропускал ремонты, когда в печи нужно буквально плавиться. Потому, что знал, что и в какой последовательности делать. Он не захотел уйти на пенсию и забыть обо всем. Потому, что специалистов его уровня очень мало. А муранское стекло потому и стало известным на весь мир, что знания о нем передавали от отца к сыну, из поколения в поколение. Старший сын Владимира тоже стекольщик. И это совсем другая история. Совсем другой автоматизированный мир. – Раньше стекловары следили за параметрами, а теперь больше следят за порядком, - говорит он, - наши 100 тонн продукции в сутки – это капля, по сравнению с современными мощностями. Но печи… печи те же, - улыбается он, - 1600°.

– А знаешь, что стекло растворяется в воде? – спрашивает Владимир, раскрывая секреты вековых практик. Я не знала. Как не знала того, что с течением времени ничего, на самом деле, не меняется. Прогресс, автоматизация и достижения – стеклянная капля, по сравнению с чистыми душами настоящих стекловаров. Тянульщиков. Технологов. Мастеров. Тех, кто умеет работать. Не боится работы. Не убегает от горячих часов. Не думает о легкости. Только о любви. И о том, что любую работу нужно делать хорошо. Полностью. От чистого сердца. Такого, как настоящее, высокопробное, прозрачное стекло, равным которому нет никакого другого материала.

Мне больше не было жарко. И не душно. День был по-прежнему плотным. И прозрачным. Я рассматривала стакан и думала о вечном. О том, что весь мир держится на таких светлых людях, как Владимир Александрович.
Всем добра!