Родился в семье оленевода, работал почтальоном

Говорят, что «где родился — там и пригодился». Только если бы Валерий Леонтьев, который появился на свет в селе Усть-Уса (Коми), остался жить там — навряд ли он бы стал тем, кто он есть теперь. Отец его — Яков Степанович — был помором из Архангельской области, занимался оленеводством и работал ветеринаром. Именно на родину отца отправилась семья, через некоторое время после рождения младшенького Валерушки. Они будут переезжать с места на место, но в каждом городке и деревне Валера неизменно будет находить для себя кружок творческой самодеятельности и становиться самым активным его участником.

— Я совершенно не помню своего детства. Помню только игры, по нынешним понятиям, достаточно экстремальные. Скажем, надо было прыгнуть с третьего этажа в сугроб — кто первый. Все долго сидят на краю крыши и смотрят друг на друга — кто самый смелый? Потом была игра из арсенала народов Севера, с хореем. Хорей — это длинный полированный шест, которым погоняют оленей. Он запускается параллельно сугробу. И у кого он окажется дальше, тот и победил. Почему-то, когда мне было 5 лет, мы оказались в Архангельске. Отчётливо помню, как я летом тонул в Северной Двине, лежал на дне, а из меня выходили пузыри. Но всплыл, не утонул, г… но не тонет. (Смеется.)

Меж тем жизнь этой семьи была настолько небогатой, что мальчик и мечтать не мог о том, чтобы профессионально заниматься музыкой и стать артистом эстрады. Поэтому после окончания школы он решил податься в радиотехнический техникум в Муроме, но провалил экзамены.

— Не знаю, чего меня туда повлекло. Я туда поехал, завалил математику, вымыл пол, поскольку в общежитии был заведён такой порядок: кто заваливает экзамены, тот моет полы — таким образом поддерживали чистоту. Вернулся, пошёл в девятый класс, а после десятилетки поехал поступать в ГИТИС, поскольку с первого класса я был участником всевозможных кружков — хореографического, вокального, рисовального и прочих. Пел в хоре, играл, танцевал, и решение лежало на поверхности. Куда ж теперь — конечно, в ГИТИС.

Только вот из-за характерного «оканья» в речи абитуриента Леонтьева подняли на смех еще в коридоре приемной комиссии. Сгорая от стыда, он забрал свои документы, вернулся в свой городок и устроился на кирпичный завод. В поисках себя работал почтальоном, разнорабочим и даже тесемщиком-смазчиком на льнопрядильной фабрике.

— Сестра, человек деятельный и активный, перетащила меня к себе в Воркуту. Там я поступил на факультет технологии подземных разработок. Параллельно я пел во всех самодеятельностях, какие только там были: в институте, где я работал, в институте, где учился, и ещё в городском Дворце культуры. В 1972 году в столице Коми АССР, Сыктывкаре, тамошняя филармония объявила конкурс среди самодеятельной молодёжи, чтобы отобрать перспективных и отправить их учиться в Москву. Я поехал на этот конкурс, будучи в гипсе, потому что на своём последнем спектакле в народном театре, где по ходу действия надо было прыгать с довольно приличной высоты, я сломал пятку. То ли гипс и костыли сыграли свою роль, то ли мои способности, но конкурс я прошёл.

После учебы во Всесоюзной творческой мастерской эстрадного искусства начались 7 лет мучений: в составе группы «Мечтатели» Леонтьев ездил по лесосплавам и заводам, мечтая лишь о теплом зале.
— Я очень хорошо помню первый свой концерт в качестве профессионала. Это была деревня Лойна, и был февраль. Клуба как такового там никогда не существовало, он располагался в здании бывшей церкви. Было около сорока градусов мороза и примерно столько же внутри. Поэтому первое, что сделали артисты по приезде, это раскопали сугроб, под которым хранились дрова, скололи с них лед, растопили печь и потом вытащили аппаратуру. Аппаратуру носили сами, за это к ставке доплачивали 50 копеек. И вот в таких мытарствах прошло семь лет.

Зато в Сыктывкаре Леонтьев встретил свою единственную любовь на всю жизнь — Люсю, бас-гитаристку Людмилу Исакович. Она встречала его с рейса Москва — Сыктывкар. Ей сразу приглянулся симпатичный молодой человек, который спускался по трапу самолета с огромным розовым корытом в руках (купленном для постирушек). И с этих самых пор они были вместе.

Видя мучения артиста в провинциальной филармонии, кто-то свыше сжалился над артистом и отправил его, 30-летнего вокалиста, на всесоюзный конкурс в Ялте. К своему собственному изумлению он завоевал там Гран-при. А на следующий год ему досталась главная премия «Золотого Орфея». После такого головокружительного успеха наконец-то началась та жизнь, о которой Леонтьев всегда мечтал: выступления на лучших площадках и сотрудничество с самыми популярными композиторами. Его называли советским Миком Джаггером. И вся страна распевала «Куда уехал цирк» и, конечно же, «Полет на дельтаплане».

— С «Дельтапланом» вообще странная история. Я ее записал в 1981 году на радио. Но на концертах она была мне неинтересна. До самых 2000-х годов. Появились ремиксы на «Исчезли солнечные дни», «Светофор» и «Дельтаплан». И мне сказали: «Слушай, „Дельтаплан“ в клубах крутят! Почему ты ее на концертах не поешь?». И сейчас мы уже, по-моему, шестую версию «Дельтаплана» играем.
А вот первый клип артиста был снят на композицию «Маргарита». Говорят, что Министерство культуры планировало отправить его с этой песней на «Евровидение», но не срослось. У Валерия Леонтьева часто не срасталось в отношении всех власть имущих. Он был диковинной жар-птицей, а функционеры хотели от него галстучек-костюмчик и выступления «под линеечку».

Долгое время ему был закрыт вход на лучшие концертные площадки страны. Этим разборкам и придиркам положил конец композитор Раймонд Паулс, задействовавший свои связи по линии партии. Зато публика любила своего певца и голосовала за его творчество рублем: в 1991 г. Леонтьев стал обладателем премии The World Music Awards как самый продаваемый артист в СССР. С развалом Союза ситуация не изменилась: Леонтьев все так же популярен. Его песни активно крутят на радио, а шоу — хорошо продаются.

Свои выступления и концерты Валерий Леонтьев режиссирует сам. Сам же разрабатывает дизайн своих сценических костюмов. Яркие танцевальные номера — давняя фишка артиста. Он начал выступать с балетом в то время, когда певцы и певицы предпочитали статично стоять или вяло прохаживаться с микрофоном по сцене. Даже сегодня, когда Леонтьеву перевалило за 70, меньше танцев в его жизни не стало.
— Я неуютно чувствую себя без балета. У меня не то что меньше танцоров не стало — стало больше. И хореографии больше. Это и есть жизнь. Это и есть сценическое пространство. Какие-то номера, драматические баллады, например, исполняются без постороннего присутствия, просто в конусе света. Но жизнь мне дает движение, движение в группе.

9 месяцев в году Леонтьев проводит в активной работе — в России. А оставшиеся — с женой в их общем доме в Майами. За долгое время их совместной жизни их немало раз разводили, приписывая Леонтьеву романы с Аллой Пугачевой, Лаймой Вайкуле, Ларисой Долиной, Лорой Квинт.
Появились и внебрачные «дети» певца. Журналисты даже запустили утку, что одна из «дочерей» артиста — белорусская исполнительница Анна Шалютина (видимо, из-за сходства причесок). Но Леонтьев к таким предположениям чаще всего относится с юмором.

В будущем году Леонтьев отметит полувековой юбилей творческой деятельности. И, по его словам, вряд ли это финал. Ковид-19, конечно же, внес коррективы в гастрольный график (кстати, Леонтьев — первый из артистов, кто забил тревогу и отменил многочисленные концерты в самом начале пандемии), но артист продолжает жить и работать.

Для меня искусство жизни — это умение получать удовольствие от любых ее периодов, какими бы мрачными они ни были. Всё неотвратимое, включая смерть близких и твою собственную, предопределено Божьим промыслом. Но если ты жив, здоров, обут и одет, имеешь силы и возможность заработать кусок хлеба, это ли не приоритетное общечеловеческое счастье?