«Взлёты и падения» сына вождя. 19 марта 1962 года в казанской ссылке умер Василий Сталин

Василий Джугашвили в казанской квартире.

*

В первой он – баловень судьбы, сын безраздельного властителя «одной шестой», один из самых молодых генералов сильнейшей армии мира, могущественный покровитель советского футбола и хоккея, много сделавший для того, чтобы вывести их на мировой уровень. В другой – бесправный заключенный Владимирского централа, лишенный не только своего блестящего положения, но и собственной фамилии. Доброта и самодурство, храбрость и грубость, верность друзьям и неразборчивость в личной жизни, увлеченность и тяга к саморазрушению – эти черты причудливо сплелись в характере Василия Сталина.

Перелом в жизни Василия наступил в 1953 году после смерти отца, который для него всегда был единственным авторитетом. Но первые «раскаты грома», предвещающие надвигающуюся «грозу», прозвучали за год до этого, в 1952-ом. Как вспоминала Светлана Аллилуева в своих «Двадцати письмах к другу», генерала-лейтенанта Василия Сталина с должности командующего ВВС Московского округа «снял еще отец летом 1952 года»:

«1 мая 1952 года командование запретило пролет авиации через Красную площадь, так как было пасмурно и ветренно, — но Василий распорядился сам, и авиация прошла, — плохо, вразброс, чуть ли не задевая шпили исторического музея… А на посадке несколько самолетов разбилось… Это было неслыханное нарушение приказа командования, имевшее трагические последствия. Отец сам подписал приказ о снятии Василия с командования авиацией Московского округа».
По словам Светланы Аллилуевой, смерть отца Василия потрясла:

«Он был в ужасе, — он был уверен, что отца «отравили», «убили»; он видел, что рушится мир, без которого ему существовать будет невозможно. В дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно, — на всех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможно, — что не так лечили, не так хоронили. Апрель 1953 года он провел в ресторанах, пил с кем попало, сам не помнил, что говорил. Поносил все и вся. Его предупреждали, что это может кончиться плохо, он на все и на всех плевал, — он забыл, что времена не те, и что он уже не та фигура… После попойки с какими-то иностранцами его арестовали 28 апреля 1953 года. Началось следствие. Выплыли аферы, растраты, использование служебного положения и власти сверх всякой меры. Выплыли случаи рукоприкладства при исполнении служебных обязанностей. Обнаружились интриги на весьма высоком уровне, в результате которых кто попал в тюрьму, а кто погиб…

Вернули генерала авиации А.А. Новикова, попавшего в тюрьму с легкой руки Василия… Теперь все были против него. Теперь уж его никто не защищал, только подливали масла в огонь… На него «показывали» все — от его же адъютантов, до начальников штаба, до самого министра обороны и генералов, с которыми он не ладил… Накопилось столько обвинений, что хватило бы на десятерых обвиняемых…

Военная коллегия дала ему 8 лет тюрьмы. Он не мог поверить. Он писал в правительство письма, полные отчаяния, с признанием всех обвинений и даже с угрозами. Он забывал, что он уже ничто и никто…

Над ним сжалились. Зимой 1954-55 года он болел и его перевели в тюремный госпиталь. Оттуда должны были отправить его в больницу, потом — в санаторий «Барвиха», а затем уже домой на дачу. Мне сказал об этом Н.С. Хрущев, вызвавший меня к себе в декабре 1954 года — он искал решения, как вернуть Василия к нормальной жизни.

Но все вышло иначе. В госпитале его стали навещать старые дружки — спортсмены, футболисты, тренеры; приехали какие-то грузины, привезли бутылки. Он опять сошел с рельс, — забыв про обещания, он снова шумел, снова угрожал, требовал невозможного…

В результате из госпиталя он попал не домой, а во Владимирскую тюрьму. Приговор военной коллегии оставили в силе».

Во Владимирском централе Василий пробыл до января 1960 года. В январе, как пишет Светлана Аллилуева, ее снова вызвал Хрущев:

«Был план, не знаю, кем придуманный, предложить Василию жить где-нибудь не в Москве, работать там, вызвать семью, сменить фамилию на менее громкую. Я сказала, что, по-моему, он не пойдет на это. Я все время стремилась доказать, что его алкоголизм - болезнь, что он не может отвечать за все свои слова и поступки подобно здоровому человеку, но это не убеждало. Вскоре после этого Н.С. Хрущев вызвал Василия и говорил с ним больше часа».

Эдуард Володарский в книге «Сын вождя» выдвигает другую, на мой взгляд, более правдоподобную версию этого разговора Василия с Никитой Хрущевым:

«Василий Сталин встретился с Хрущевым, который потребовал, чтобы сын вождя выступил в печати с разоблачением культа личности. Василий отказался и был сослан в Казань».
В Казани ему дали однокомнатную квартиру в обычной «хрущевке». Василий Джугашвили получал пенсию, как генерал в отставке, но был, по словам Светланы Аллилуевой, совершенно сломлен и физически, и духовно:

«19 марта 1962 года он умер, не приходя сутки в сознание после попойки с какими-то грузинами. Вскрытие обнаружило полнейшее разрушение организма алкоголем. Ему был лишь сорок один год. Его сын и дочь (от первого брака) ездили на похороны вместе с его третьей женой Капитолиной, единственным его другом. На похороны собралась чуть ли не вся Казань… На детей и Капитолину смотрели с удивлением, — медсестра Маша, незаконно успевшая зарегистрировать с ним брак, уверила всех, что она-то и была всю жизнь его «верной подругой»… Она еле подпустила к гробу детей. В Казани стоит сейчас на кладбище на могиле генерала В.И. Джугашвили памятник с претенциозной надписью, сделанной Машей: «Единственному от М. Джугашвили»».

Кенотаф на Арском кладбище в Казани.