Далеко, далеко, на озере Чад

Но это был не просто гараж.
Это было место, где спорили до крика, до хрипоты, почти до драки.
Спорили, потом, как в кино наступала тишина, в момент этой тишины разливали по 50 грамм.
Выпивали, молчали, морщились, кряхтели…
И внезапно, будто по чьей команде спор возобновлялся снова, на том самом месте – на котором и замирал.
У Борьки был автомобиль "Москвич — 412", который он выгонял на улицу часов в пять вечера.
Это был знак.
Борька готов к приему гостей.

Он залезал в смотровую яму, и открывал дверь в погреб.
Доставал пару банок соленых огурцов, либо снимал с гвоздя копченого леща, которого поймал в прошлую субботу.
На верстаке раскладывал в качестве скатерти газету «Правда»
Газета выполняла функцию скатерти.
Причем здесь была уже традиция – газета «Правда» была скатертью по будням.
По пятницам был » Советский спорт», а в выходные » Неделя».
Для больших литературных праздников, вроде дня рождения Александра Сергеевича Пушкина была запасена » Литературная газета».

Скатерти часто были поводом для тостов или споров, точнее материалы, опубликованные в этих газетах.
Гости подтягивались часам к шести вечера.
Борька стоял в соломенной шляпе, облокотившись о крыло «Москвича».
Из-за поворота появлялся первый гость.
Мужик в спецовке с сумкой с надписью «Спорт» на плече.

Неторопливым шагом он направлялся к Борькиному гаражу.
Борька недодавая виду следил за гостем боковым зрением и почти незаметно ему кивая, как бы здороваясь .
Гость доставал бутылку водки, и поворачиваясь к Борьке говорил какую то дежурную фразу:
— Я тут мимо проходил… Решил зайти…
Борька вспыхивал, сдвигал шляпу на затылок:
— И правильно сделал, Витя!
И указывал на шкафчик с стопками:
— Доставай!
Витя доставал рюмки, с шумом дышал в них – как бы сдувая пыль.
Быстро разливали по 50 грамм.
Опрокидывали.
Не закусывая – наливая по второй и протяжно выдыхали воздух…
Потом молча хрустели зелёным луком.

Дискуссионную регату всегда начинал Борька:
— Вот, смотри, Вить… Бегемот вроде корова?
Витька ковырялся в зубах спичкой, пытаясь достать застрявший кусочек зеленного лука:
— Ну… Борька для виду пинал заднее колесо Москвича:
— А нрав то лютый… Злой он, этот бегемот.
Особенно если он баба, и у нее есть детеныш.

Через два часа гостей уже было человек 8-10, все хорошо друг друга знали, и человеку с стороны казалось что в гараже собрались ведущие бегемотоведы города:
— Миша! Как у бегемота то хвоста то нет?!!
Ну, ты же человек с высшим образованием!!!
Ты же очки носишь! Есть у них хвост! Шишкой он! Шишкой! Но есть!
Потом все выпивали за хвост бегемота, который шишкой.
Это были слесари, токаря, электрики которые работали на заводах и после смены всегда приходили в Борькин гараж.
Каждый вечер. Из года в год.

Когда заводы развалились, приходили вечером по старой памяти.
Они старели в этом гараже.
Они гробили там свое здоровье. Но они были счастливы.
Потом я продал гараж и попрощался с тёплой компанией Борькиных друзей. Провожали как родного.
Рыдали на плечах.
В сотый раз предлагали выпить на посошок.
Провожали пьяной толпой и потом долго смотрели мне вслед…

Прошло лет… двадцать, наверное…

Стою в супермаркете в очереди, оборачиваюсь, а там Борька!
Лет уже под семьдесят. Деловито перебирает продукты в корзине — масло, мука, стиральный порошок.
Жена послала в магазин. Когда он рассчитался, я подошёл к нему:
— Привет, Борька!
Он щурил глаза и не мог вспомнить. Я ему дал пару подсказок.
Он засветился:
— Саня! Волга! Газ -24! Е- мае! Был рад встречи.
Москвич снял с учёта и отдал в деревню.
А вот гараж продать — рука не поднялась.

— А как там мужики? — спросил я. Борька как то посерел весь и опустил глаза, тихо говоря себе под нос :
— Валера умер…
Ванька умер… Кольку убили… Стык Гриша умер… Цирроз…
Грюня… живой. Но ногу отрезали…
Кекс Нунчаки в дурке… Леша уехал в Израиль…
Гоги — Магоги… его поездом сбило…

Он ещё долго перечислял ушедших, убитых и уехавших друзей…
Потом как то осекся, еще больше ссутулился.
Поднял глаза, а в них были слезы…
— Нет больше ни кого, Саша… Нет… Поговорить не с кем.
По душам. За жизнь! Да и я уже старик…

Ладно, давай! Он протянул руку и пожал её.
Хлопнул меня по плечу и пошел в сторону своего дома.
Потом вдруг развернулся и быстро пошел в другую сторону. К своему гаражу. Его сейчас называют Борька — Счастливчик.
Из-за того, что все его собутыльники умерли, а он живой.
Да разве это счастье, когда поговорить не с кем.
Не выпить, а поговорить.

Положить руку на плечо Сереге Трактористу, и перегаром прошептать ему: — Послушай, дружище.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад...
Изысканный бродит жираф...
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Серега поднимал пьяные глаза к небу и зачем то говорил фразу:
— Мать, моя Зина! А давай Боря за озеро Чад выпьем?
И они пили за далекое-далекое озеро в какой-то жаркой стране…
Очень далекой стране от этого гаража с коричневыми воротами, где когда то жило Счастье…


© А.Коротченко