«Уральский синдром»: почему 10 лет советские граждане умирали от неизвестной болезни

Появившаяся весной 1933 года в уральских городах и поселках болезнь на начальных стадиях была похожа на ангину. Сначала резко повышалась температура и воспалялось горло, что редко вызывало тревогу. Но буквально на следующий день на слизистых оболочках появлялись язвы и очаги некроза тканей, после чего состояние больного стремительно ухудшалось. Начиналось кровотечение из носа и рта, которое часто заканчивалось смертью.

От момента появления первых симптомов до летального исхода проходило всего 4–5 дней и лечения от «уральского синдрома» не существовало. Врачи даже не могли поставить диагноз, так как никогда с подобным не сталкивались. Так как даже светила всесоюзного масштаба в недоумении пожимали плечами, на Урале началась паника, охватившая население Челябинской, Свердловской и Тюменской областей.

Большие надежды правительство возлагало на командированного в пострадавший от инфекции район эпидемиолога профессора Льва Громашевского. Ученый прибыл в сопровождении лучших своих учеников и привез с собой мобильную лабораторию, возможно, самую передовую на то время в СССР.

Эпидемиологи прибыли на Урал в июне 1933 года, когда сотни населенных пунктов были отрезаны от мира жесткими карантинными мерами. Было остановлено железнодорожное сообщение, перекрыты автомобильные дороги и даже запрещено пешее перемещение между деревнями. На дорогах стояли посты с вооруженными бойцами ОГПУ, которые не признавали шуток.

К началу лета заболевших было уже 1300, а 700 из них скончались. Лев Громашевский и его помощник Владимир Сукнев осмотрели нескольких больных и авторитетно заявили, что никакой инфекции нет, а всему виной банальная цинга. Это было вполне логичное объяснение, так как в 1932–33 годах большая часть СССР, в том числе Урал, сильно голодала. По мнению ученых, нужно было снять карантин, который только усугублял ситуацию с нехваткой продовольствия.

Громашевский был убежден, что стоит улучшить снабжение региона продовольствием и эпидемия будет тут же побеждена. Оппонентом прославленного ученого стал обычный врач из районной Бердюжской больницы (Тюменская область). Он утверждал, что это именно инфекционная болезнь, но подтвердить свои слова не смог ничем. Несколько проведенных им вскрытий умерших от «уральского синдрома» не дали никаких результатов, и медик, не выдержав критики, покончил с собой.

Чекисты были недовольны работой команды Громашевского и настаивали на отзыве профессора в Москву. Персоной маститого ученого заинтересовался заместитель главы полномочного представительства ОГПУ по Уралу Минаев. В сохранившемся в архивах донесении, который чекист отправил руководству, были такие слова:

"В связи с явно контрреволюционной установкой Громашевского и Сукнева — требования на основании диагноза цинга снятия карантина, высылки продовольствия, с которой, по их мнению эпидемия прекратится, поставил вопрос об отзыве бригады."

Громашевский и Сукнев с нехорошим предчувствием отправились в Москву, а на их место прибыл сам народный комиссар здравоохранения Михаил Владимирский. Глава медицинского ведомства страны был убежден в инфекционном происхождении недуга и слышать не хотел про снятие карантина и глупости с поставками продуктов.

Комиссар, обосновавшись в Свердловске, принялся за дело. В первую очередь была дана команда срочно обнаружить возбудителя болезни. Вариантов было много и кто-то даже предположил легочную чуму. Из-за голода в деревнях часто ели крыс, поэтому такая гипотеза имела право на существование. Но чумная версия не подтвердилась анализами и ее оставили в покое.

К середине лета, спустя четыре месяца после начала эпидемии, «уральский синдром», наконец, получил официальное научное название. Болезнь стали называть септической ангиной, просто по указанию Владимирского, который также не преуспел в обнаружении опасного микроорганизма. Итог своей командировки нарком подвел так:

"Мы имеем дело с совершенно новым для нас заболеванием, изучение которого едва даже начато. Вопрос об этиологическом агенте требует дальнейших упорных исследований."

Также чиновник дал указание снять карантин, который, по его мнению, не мог продолжаться вечно. Уральские врачи остались наедине с проблемой и им внезапно улыбнулась удача. Проанализировав рацион заболевших и здоровых уральцев, исследователи обнаружили, что все пострадавшие ели один и тот же продукт – изделия из муки, изготовленной из прошлогоднего зерна.

После проведения опытов на мышах, в ходе которых животным вводили внутримышечно выжимку из злаков прошлогоднего урожая, выяснилось, что на большинство подопытных укол подействовал негативно и многие грызуны умерли. Зерно было признано испорченным, но причину его токсичности определить не смогли.

Прошлогодний урожай изъяли и уничтожили, а из европейской части страны была направлена продовольственная помощь. Эти меры пошли на пользу и эпидемия быстро прекратилась. Оставалось только назначить виноватых и чекисты рьяно принялись за работу. В начале печально известного 1937 года вредители были обнаружены – ими оказались несколько офицеров из частей Свердловской области, которые признались в подготовке «офицерско-фашистского заговора».

На несчастных повесили шпионаж на пользу польской, немецкой и японской разведки и заодно отравление урожая в 1933 году. Заговорщиков показательно и очень быстро судили с освещением деталей дела в прессе и сразу же после вынесения приговора расстреляли.

Ко всеобщему удивлению, болезнь снова вернулась спустя 9 лет и на этот раз в Оренбуржье. Картина была очень схожей с эпидемией на Урале – плохо питавшиеся люди внезапно заболевали септической ангиной и менее чем через неделю умирали. Выживших было не более 30% и впереди снова замаячили дела о вредителях и шпионах.

Как и в прошлый раз все заболевшие ели прошлогоднее зерно, которое так хотелось назвать отравленным. Но в этот раз здравый смысл взял верх и в Чкалов (Оренбург) прибыли ученые-эпидемиологи, которые уже не сомневались в происхождении напасти. Ударными темпами были исследованы тысячи проб и анализов и коварный возбудитель все-таки был обнаружен.

Это был не микроб и не вирус, а токсичный плесневой грибок рода Fusarium sporotrichiella, размножавшийся на зерновых, перезимовавших на полях. При попадании в организм с мукой споры этих грибков вызывали серьезнейшее отравление. Токсины разрушали костный мозг и другие кроветворные органы, а в последней стадии болезни становились причиной некроза и внутренних кровотечений.

Болезнь получила точное название алиментарно-токсическая алейкия, под которым ее знают по сей день. После определения причины быстро был найден эффективный способ лечения болезни. Больных можно было спасти переливанием крови и большими дозами витаминов С и D.

Было также отмечено, что даже обычное улучшение питания больных значительно улучшает их состояние и позволяет исключить летальный исход. Мясо, свежий хлеб, фрукты, овощи и молочные продукты творили чудеса и в считаные дни возвращали к жизни безнадежно больных.

Но главным способом борьбы с алиментарно-токсической алейкией был отказ от перезимовавших на полях пшеницы, ячменя, гороха, проса и гречихи. В СССР провели внушительную разъяснительную работу о недопустимости применения в пищу этих продуктов, причем в некоторых районах страны пришлось проводить подомовой обход деревенских жителей. В результате такой профилактики в конце 40‑х годов болезнь была полностью побеждена и новых случаев с тех пор не фиксировалось.