Женщины на войне

В Индокитае все еще существовало французское гражданское население — не только иждивенцы французского персонала, но и жены и дети французов, работавших в тех краях, всего около 80 000 человек. Были тысячи людей, для которых «домом» были Сайгон или Ханой, Туран или Вьентьян, а не холодный туманный климат французской метрополии. Их дети были выносливыми предприимчивыми ребятами, которые пережили японские концлагеря в возрасте пяти-восьми лет, пережили атаки Вьетминя в 1945 и 1946 годах; ходили в школу, зная, что ручная граната может их покалечить на обратном пути, но которые все еще очень хорошо сдавали французские конкурсные экзамены и регулярно выигрывали французские ежегодные чемпионаты по плаванию среди учеников средних школ. В конце концов, в Индокитае можно плавать круглый год, а во многих школах Франции нет зимних бассейнов.

В стране, где полигамия была легальна (она была отменена на бумаге в 1958 году) общий подход к женственности и сексу отличается от обычаев западных стран. Существование легкого секса рассматривается всеми как нечто само собой разумеющееся и поэтому, по мнению некоторых, он представляет гораздо меньшую проблему, чем в большинстве других стран. Например, у входа в Женскую пагоду возле Большого озера в Ханое был размещен плакат с довольно недвусмысленным содержанием: «Это официальное запрещение всем влюбленным приводить в этот храм своих подружек, чтобы устраивать тут шумное веселье. Это священное место».

Во французской армии в тот период существовало такое священное учреждение французских колониальных войск, как B.M.С. Первоначально эти три буквы означали Bataillon Médical de Campagne (медицинский полевой батальон), но по ходу дела, они перешли к другому учреждению, французское название которого - Bordel Mobile de Campagne, или мобильный полевой бордель. На протяжении многих лет вопрос о том, следует ли упразднять этот институт, находил сторонников обоих точек зрения. С отрицательной стороны, аргумент, который используется против любого вида легализованной проституции — это, в основном, аморально и не сокращает венерические заболевания.

С другой стороны — и во французской армии 1940-1960х годов эта точка зрения выдерживала все нападки — мобильный полевой бордель имеет те преимущества, что обеспечивает солдатам контролируемую сексуальную разрядку, тем самым сокращая дезертирство, изнасилования несчастных девиц из окружающего гражданского населения, а также венерические заболевания, поскольку и солдат, и девиц из B.M.C. регулярно проверяют.

Что касается вопроса о безнравственности, то девицы сами являются добровольцами, обычно из племени улед-наиль из Константины, красивые женщины которого сделали вековой традицией служить проститутками по всей Северной Африке, пока не соберут достаточно денег себе на приданое. Получив приданое, они возвращаются в дом, селятся с парнями из своей деревни и с тех пор становятся преданными матерями - так было в середине ХХ века.

Во время Второй Мировой войны, марокканская дивизия, развернутая в рядах союзников при действиях в Северной Африке, вызывала у соседей (под командованием Паттона) чувство зависти, и такого рода заведения не были организованы в американских частях только потому, что шум, поднятый женской частью общества в Конгрессе США, породил бы еще и внутреннюю политическую войну.

Понятно, что эти женщины выполняли свой долг в воюющей армии Франции зачастую как и медсестры, часть из них погибла под огнем противника, в частности в злополучной крепости Дьенбьенфу. Не весь персонал французской армии приветствовал их размещение (женские подразделения, как уверяли злые языки, не терпели их размещение по причине "недобросовестной конкуренции").

Был однако, один случай, когда две девушки из B.M.C. чуть не получили Военный крест за службу, выходящую за рамки служебных обязанностей. Это произошло в Лайтяу, французской авиабазе в 200 милях в тылу коммунистов, где два французских батальона продержались, окруженные Вьетминем, больше года. Однако дальше к северу от Лайтяу был крошечный взводный аванпост в Цинхо, который прикрывал один из путей подхода к самому Лайтяу.
Когда по воздуху был переброшен в Лайтяу мобильный полевой бордель, лейтенант Лоран, высокий красивый мулат с Мартиники, совмещавший обязанности офицера артиллерийского центра управления огнем и «офицера по поддержанию морали» авиагруппы, почувствовал, что люди в Цинхо вполне заслужили свою долю земных радостей, но до аванпоста можно было добраться только по ненадежной 30-мильной тропе в джунглях, на которой легко можно было попасть в засаду Вьетминя. Лоран созвал девушек, объяснил им ситуацию — и попросил двух добровольцев, отправиться в поход с эскортом из пехотинцев-коммандос. Не колеблясь, несколько девушек вызвались добровольцами, и две из них были отобраны. Они ушли вместе с отрядом коммандос, одев ботинки и камуфляжную форму, но со своими развевающимися одеждами в рюкзаках и преодолели 30 миль в мучительном 48-часовом марше.
Они действительно попали в засаду на обратном пути — возможно, Вьетминь тоже хотел получить свою долю — но вели себя под огнем также хладнокровно, как и бывалые солдаты, и вернулись в Лайтяу под радостные возгласы гарнизона. Лоран написал два представления для девушек и переслал их в Северную штаб-квартиру в Ханое. Но Ханой, помня о том, какой колорит этот эпизод придаст «Французскому крестовому походу», недвусмысленно сказал Лорану, что награждение этой пары медалями будет «неподходящим» на данный момент. Все солдаты и офицеры были очень разочарованы, так чувствовали, что девочки их точно заслужили.

Раз были рядовые "труженицы", были и высокооплачиваемые дорогие девушки (73 девушки), которые были доступны только богатым бизнесменам, старшим офицерам, пилотам авиалиний (доступ к долларам и черному рынку), и другим лицам со средствами или связями. Их счастливое существование почти закончилось по прибытию маршала де Латтра, который решительно подписал приказ о их выселении (что вызвало протесты по всей французской общине). К счастью, через пару дней к де Латтру ворвался начальник разведки, который, невзирая на ледяной взгляд маршала, объяснил ему, что нельзя их выселять - потому что они находятся на жаловании у разведки! Их все же выслали, но постепенно, чтобы расстроенный начальник разведки смог заменить своих очаровательных оперативниц.

Но я еще не сказал о тех, кто воевал, таких женщинах, как водитель медицинского грузовика Алина Леруж, капитан Валери Андрэ (пилот вертолета медэвака).
К примеру, Пола Дюпон д´Изиньи, как и многие другие в этой сфере, была «выпускницей» французского Сопротивления и нацистского лагеря смерти; как и капитан Андре, она была летным персоналом (авиамедсестрой) и парашютисткой, с 4200 часами налета, тридцатью боевыми вылетами и достаточным количеством медалей за храбрость, чтобы пройти путь офицера регулярной армии от военной академии до отставки в чине генерала: Военный крест за Индокитай, с двумя пальмовыми ветвями, Военный крест 1939-1945 с одной пальмовой ветвью и Орден Почетного легиона за воинскую доблесть.

Были и девушки - укладчицы парашютов, которые укладывали парашют каждые семь минут в жаре парашютных сушилок.

Репортеры-женщины - такие как сотрудник Французской информационной службы Бриджит Фианг (начинала карьеру в Сопротивлении, татуировка с номером на плече свидетельствовала о ее близком знакомстве с немецким концлагерем), она получила крылья парашютиста-десантника за прыжки с 6-м колониальным батальоном во время десантных операций в Индокитае.

Были и забавные случаи - когда сына одной известной французской дамы перевели в Индокитай, она записалась в женский личный состав Армии, и была назначена в Ханой директором родильного дома для армейских девушек, попавших «в беду». Их было не так уж много, но в любом случае, французская армия придерживалась реалистической позиции, что из девушки, беременной или нет, все равно получится хороший радист или секретарь-машинистка. Таким образом, в случае беременности девушек не увольняли, а просто отправляли на больничный на самом театре военных действий, чтобы после родов вернуть на действительную службу. Ее сын, хотя и был, без сомнения, тронут этим крайним проявлением материнской заботы, чувствовал, что его мать определенно стесняет стиль его отпусков, и в свою очередь, искал любое назначение, которое бы позволило ему уехать как можно дальше от Ханоя, но безрезультатно. Когда последний раз, лейтенант С. был в Хайфоне, он прятался за темными очками и просил всех друзей, "пожалуйста, не говорить маме, что он проводит отпуск в другом месте [Хайфон вместо Ханоя с мамой]" .

Из 2620 женщин военного персонала, сто были убиты в бою.

Самая трагическая судьба была у жен и подруг, которые погибли в боях между вьетнамцами и французскими войсками.

Майор Т. был командиром конвоя, направлявшегося из Сайгона на мыс Сен-Жак, и его жена, как многие другие, долгие годы просидевшие взаперти в Сайгоне, и тосковавшие по пляжам и морскому бризу мыса, умоляла взять ее с собой.
- В конце концов, это была всего лишь короткая поездка, - говорил Т., - и в предыдущих поездках вообще ничего не происходило, я не видел причин, по которым не мог бы взять ее с собой.
И действительно, путешествие проходило без приключений, пока они не оказались почти в видимости мыса, недалеко от рыбацкой деревушки Бэндинь. Именно там конвой попал в хорошо подготовленную засаду. Кристина Т. была ранена первой же пулеметной очередью и умирала, в то время как муж вытащил ее из джипа в ближайшую канаву.
- И знаешь, что она мне сказала? "Не беспокойся обо мне, дорогой. Я все равно не должна была быть здесь с тобой. Просто делай свою работу, как будто меня здесь нет." Как женщина, неожиданно зашедшая в кабинет к мужу.
- И, конечно, я был нужен моим людям. Ну, из засады мы выбрались благодаря взводу бронемашин с мыса Сен-Жак, которые услышали шум и пришли нам на помощь. Но для Кристины все было слишком поздно; когда я вернулся к ней, она была мертва. Мы решили похоронить ее здесь, в Бэндинь, рядом с мысом Сен-Жак, который она так хотела увидеть. Ей никогда не нравилась атмосфера Сайгона.

- Видимо, это последний раз, когда я увидел Кристину — сказал майор. - После двадцати лет в Индокитае, я покидаю его в следующий понедельник, навсегда. Он закурил сигарету «Голуаз Блю», затянулся едким дымом и ни разу не оглянулся.

По материалам книги Улицы без радости, Бернард Фолл.