«Не дивись, что редко пишу: время — кипяток!»

Дело в том, что Зиновий Ефимович служил в сапёрных войсках. Причем в специальных частях, которые занимались разминированием немецких минных полей перед наступлением наших войск. Его боевое подразделение всегда находилось на передовой. А разминированием занимались чаще всего на подконтрольной немцами территории.

Обычно в ночь перед наступлением ползком, в полной темноте и в прямом смысле на ощупь, бойцы-сапёры расчищали от мин пути наступления для нашей боевой техники и пехоты. Так как разминировать всю территорию было невозможно, саперы делали лишь проходы для танков шестиметровой ширины. Обычно, почти до самых вражеских окопов. Эти проходы отмечали по краям специальными метками и наносили на карту. Если планировалось крупное наступление, то таких проходов делали по сто штук и больше.

Во время атаки механики танков вели свои машины по этим меткам и уже не боялись подорваться на мине. Да и пехота бежала вперед, тоже поглядывая на метки сапёров.

Позже Гердт вспоминал, что зимой даже такие метки были не нужны, так как каждая разминированная полоса была вся вытоптана животами сапёров и утром на целинном снегу её и так было отлично видно.

Зиновий Ефимович был заядлым и умелым рассказчиком, но не любил говорить о своих военных годах. На вопросы о войне всегда кратко отвечал, что воевал, как и все. И ранен тоже был, как и многие другие.

Осколок попал ему в левую ногу, которую он в итоге чуть не потерял. Но это было позже. А в начале, он с ранением несколько недель продолжал воевать. В одном из писем жене он не без юмора написал:

Моя дорогая! Не дивись, что редко пишу: время — кипяток! Двигаем на запад, пленные тучами. Трофеев до чёрта, освободили уйму населённых пунктов. Население встречает здорово (…) Нога заживает туго (…) Ничего, я пешком почти не хожу, больше ползаю.

Посчитав, что ранение легкое, он с самого начала отказался ехать в госпиталь. Обосновал это тем, что очень привязался к боевым товарищам и не хотел терять свой полк, так как после госпиталя, обычно, распределяли уже в другую воинскую часть. Он наивно надеялся, что раздробленная кость рано или поздно заживет сама. В медсанбате ему периодически меняли гипсовую повязку, и он первое время вполне сносно передвигался с палкой.

Но рана не заживала, и командир полка в приказном тоне отправил его в госпиталь. Сначала во фронтовой, а потом доктора эвакуировали его в тыловой госпиталь в Новосибирск, так как рана оказалась сложной и уже порядком запущенной.

Даже стоял вопрос об ампутации, но всё же ногу удалось спасти. После одиннадцати операций она стала на восемь сантиметров короче и не гнулась в колене, поэтому всю оставшуюся жизнь ему пришлось носить специальную обувь. Про неё он с юмором говорил, что она всё же чуть удобнее, чем два костыля.

Еще до своего ранения в 1943 году Зиновий Ефимович был представлен к ордену Красной Звезды, который он получил только через два года после победы. Это было обычное дело для тех лет, так как военная бюрократия просто не успевала вовремя оформлять документы.

Так сложилось, что я лично был знаком с Зиновием Ефимовичем и несколько раз был в его гостеприимной квартире на улице Строителей. Он любил и умел принимать гостей, и сам получал от этого процесса огромное удовольствие. Поэтому в его доме часто бывали гости, а вечера за неизменным вкусным чаем затягивались до ночи.

В его жизни было множество забавных историй, и он так увлекательно об этом рассказывал, что слушать его можно было бесконечно. Причем он редко повторялся, а если уж его специально просили еще раз рассказать какую-нибудь уже известную всем историю, то он каждый раз это делал по-новому, увлекательно и с удивительно тонкой самоиронией.

Народного артиста СССР Зиновия Ефимовича Гердта не стало в ноябре 1996 года через два месяца после его 80-летия.

Легендарный актёр похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.