Умер дорогой Леонид Ильич…

Точно помню, у нас был урок биологии, потому что я подготовил реферат про аскарид. Из своей каптерки вышла учительница с красными глазами. Плакала, что ли? Довели!.. Старая опытная педагог с отчаянием посмотрела на нас и почему-то включила телевизор. Он всю жизнь висел рядом с чучелом рака, но ни разу мы не видели его работающим. Наконец пригодился. По телевизору «показывали» какую-то симфонию — более унылую, чем обычно. Учительница сказала, что умер Брежнев.

Говорят, он умер утром 10 ноября 1982 года. Номенклатура еще сутки возилась внутри себя, решая, как об этом вообще сообщать. (Вообще-то, вражьи радиоголоса сразу что-то поняли, но доказательств у них не было.) А уж 11 ноября к нам вышла биологичка.

И вот, черно-серое ноябрьское утро, черно-белый телевизор, черно-белые дети озадаченно слушают. Радиоточки периодически передают черно-белые сообщения. Прекрасный (ниоткуда не скачанный) реферат про аскарид позабыт. Из цветных акцентов тогда в мире существовали только наши красные галстуки и глаза учительницы. И рак.

В висках стучит единственная мысль: «Отпустят домой или заставят идти еще на русяз?» Мы, заскорузлые дети застоя, еще не знали толком, как правильно скорбеть.

Потом всех построили в «рекреации». Завуч что-то долго говорил, мы привычно пропускали мимо ушей. Учителя стояли рядом со своими присмиревшими классами и свирепо зыркали на диссидентов, которые посмели скрипнуть половицей. Впереди и сзади меня замерли повзрослевшие лица и седые затылки школьных отличников и хулиганов. Похоже, мы начали о чем-то догадываться. Случилось нечто совсем уж необычное. До этого у нас вожди не умирали.

Мне очень надо было чихнуть. В то же время пионерским мозгом я понимал, что это будет неслыханным актом антисоветизма, потом одна дорога — в Сибирь. Тем более что до этого уже был залет: бегал на перемене. Я отчаянно шевелил лицом, пытаясь спрятать предательский нос в узел пионерского галстука.

«Не плачь…» — шепотом догадалась стоявшая рядом классная Нина Ивановна. И не выдержала сама, спрятала лицо в ладонях.

Так до меня дошло, что надо бы плакать.

В тот день таки отпустили домой, у нас хватило сообразительности не орать от восторга. Взрослые вокруг рассуждали, как дальше жить и возможно ли это теперь в принципе.

По телевизору с утра до вечера гоняли черно-белый балет, отменили даже утреннюю гимнастику. В промежутках между умирающими лебедями периодически включались говорящие головы, скорбящие коллективы и настроечная таблица.

Отец, придя с работы, до ночи вертел ручку радиолы, стараясь сквозь глушилки услышать вражескую версию происходящего, а также узнать варианты будущего. Насколько понимаю, что-то похожее тогда происходило во многих квартирах.

Так для нас наступила новая эпоха. Как она правильно называется, мы узнали через несколько лет. По какому-то из «голосов» сказали, что это «гонка на лафетах». За три последующих года сменить четырех генсеков — это надо уметь. Но тогда, в ноябре 1982-го, мы только привыкали к мысли, что генеральные секретари умеют умирать.

Похороны назначили на 15 ноября. Вся школа организованно смотрела прямую трансляцию. Потом шепотом обсуждали, как «уронили гроб» (на самом деле вроде бы не роняли, но кто ж теперь точно скажет).

А потом как-то исхитрились и зажили дальше. Даже вспомнили моих аскарид.

Конечно, уже на тот момент мы знали анекдоты про «Брежнего» и Картера — и вслед за анекдотами пересказывали былины про то, как кого-то за них посадили. Конечно, тогда уже за такое не сажали, но нас будоражила сама идея.

Наш учитель труда (почему-то именно он взял на себя эту обязанность — прежде чем уехать в Израиль) рассказывал про панков с преступно выбритыми висками. Как известно, эти изверги порою вылазили из нор, чтобы праздновать день рождения Гитлера. Не бесплатно: западные разведки давали им за это джинсы. Да, в СССР тогда уже были джинсы! И, как выясняется, панки. Прогрессивная страна.

Трудно поверить, но параллельно с дорогим Леонидом Ильичом где-то в недрах Ленинграда уже существовала группа «Кино». Мы откуда-то доставали пластинки The Beatles. А хиппи могли в меру открыто бродить по улице.

Московская олимпиада 1980 года безо всякого сарказма стала культовым событием. Говорят, столицу СССР тогда хорошенько зачистили. Как бы то ни было, на две недели страна в полном составе намертво прилипла к телевизорам. Теперь так не бывает. Открытие и закрытие со слезинкой медведя никто не смог превзойти до сих пор.

Один из символов эпохи — газировка за 1 копейку (3 копейки — с сиропом). На самом деле автоматы с бесплатной (!) газированной водой тогда стояли во многих конторах и на предприятиях — заходи пей. И кстати, приковывать стаканы цепью советские люди научились гораздо позже, во время перестройки. Современные попытки воспроизвести эти аппараты выглядят жалко.

Оказывается, выросло поколение, которое не слышало вой глушилок. А это важный культурный феномен! Севу Новогородцева на радио BBC и прочий «Голос Америки» необходимо было ловить, продираясь сквозь помехи, установленные генераторами белого шума. Рок-н-ролл, новости, самиздат — всяко интереснее, чем радио «Маяк». Когда глушилки выключили в 1986-м, передачи западных станций стали восприниматься совсем не так. Явно потому их и перестали слушать.

На территории СССР, чтобы заглушить клевету, применялось несколько вариантов шума. Нажми на кнопку, почувствуй себя в 1981-м.

Счастливое детство — то, с чем никто не посмеет спорить. По сей день помню привезенный отцом из московской командировки жестяной грузовик — вот как на фото. В нем чудесно поднимался кузов, если покрутить ручку. Есть сейчас такие игрушки? То-то!