Тюрьма с единственным заключенным

КТО УБИЛ РУДОЛЬФА ГЕССА

17 августа 1987 года весь мир облетела сенсационная новость: в тюрьме Шпандау (Западный Берлин) покончил жизнь самоубийством 93-летний Рудольф Гесс, приговоренный на суде в Нюрнберге к пожизненному заключению.Мне довелось длительное время работать в Шпандау. Я хорошо знала Гесса и не сомневаюсь: никакого самоубийства не было

Судебный процесс над нацистскими преступниками в Нюрнберге продолжался почти год. Приговор Международного военного трибунала был суровым: двенадцати из двадцати четырех главных военных преступников смертная казнь через повешение, троим пожизненное заключение, четверо получили сроки от десяти до двадцати лет. 16 октября 1946 года в нюрнбергской тюрьме американский сержант привел в исполнение смертный приговор. Тела казненных сожгли, прах развеяли по ветру. Оставшиеся в живых осужденные разобрали виселицы...

Потребовалось еще долгих семь месяцев, чтобы четыре державы смогли договориться, что исполнение приговора для остальных преступников должно приводиться в соответствие с немецким законоположением о порядке приведения в исполнение уголовных наказаний. Самой изолированной и удобной для охраны оказалась тюрьма Шпандау, построенная в 1578 году, куда были доставлены Р. Гесс, К. Дениц, К. Нейрат, Э. Редер, А. Шпеер, Б. Ширах и В. Функ. Выбор тюрьмы был не только разумный, но поистине справедливый: начиная с 1933 года это был сборный пункт политзаключенных перед отправкой в концлагеря, место истязаний тысяч невинных жертв. На стенах камер можно было прочитать надписи на русском, украинском, польском и сербском языках. Трехэтажное здание тюрьмы окружала стена со сторожевыми вышками. С внешней ее стороны были поставлены еще два дополнительных ограждения из колючей проволоки высотой в три метра, причем одно из них под постоянным током высокого напряжения.

Тюрьма управлялась представителями четырех держав: от каждой из стран-союзниц директор в звании подполковника, офицер-медик, а также переводчик и надзиратели. Караул поочередно менялся каждый месяц, как и председательствующие директора. Служебный персонал внутри тюрьмы состоял из лиц мужского пола из стран, принадлежащих к Объединенным нациям. Немцев на службу не принимали. Все финансовые расходы, составлявшие 850 тысяч марок в год, нёс сенат Западного Берлина.
Так продолжалось больше сорока лет. Есть нечто зловеще-символическое в том, что последний узник тюрьмы Шпандау навсегда покинул ее стены за каких-то два года до падения «Берлинской стены»...

В августе 1957-го в звании капитана я была откомандирована туда для работы переводчицей. Позже стала работать еще и цензором (от наших союзников в войне цензуру проводил англичанин Генри Хертман). Тюрьму, рассчитанную на 600 заключенных, к началу моей работы занимали трое: незадолго перед тем в связи с тяжелыми заболеваниями и преклонным возрастом были досрочно освобождены Нейрат, Редер, Функ, а также Дениц, у которого закончился десятилетний срок. В тюрьме остались Ширах, Шпеер и Гесс. Их разместили во внутреннем блоке длиной около 30 метров, где были 32 камеры. Чтобы заключенные не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от каждой занимаемой камеры находились пустые. В камере стояли железная койка с матрацем, стол и деревянный табурет. В любое время заключенных могли обыскать. Камеры тщательно осматривались не менее двух раз в день. После выключения света на ночь проверка производилась с помощью электрического фонаря. Годами приученные к такому режиму заключенные спали с темными повязками на глазах. Заключение было одиночным, работа, посещение церкви и прогулки общие.

По немецким тюремным законам осужденные должны каждый день работать, кроме воскресных и праздничных дней. Вначале, когда их было еще семеро, узники Шпандау работали в камерном блоке за длинным столом клеили конверты. Им не разрешалось разговаривать. Один из них во время работы читал вслух какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. При мне работы были перенесены в сад.

Гесс никогда ничего не делал. Гулял по дорожкам сада или, сославшись на нездоровье, сидел на скамейке, уставившись в одну точку. Однажды я наблюдала такую сценку. Гесс подметал коридор. Собрал мусор в совок и, воровато оглянувшись по сторонам не смотрит ли кто, со злостью разбросал мусор снова...

Рацион питания был таким же, как во всех немецких тюрьмах. Но каждая сторона в свой черед закупала продукты по своему усмотрению. Мы и режим и рацион выдерживали очень строго. Продукты закупали попроще, никаких деликатесов. Американцы привозили свежие помидоры даже зимой, закупали молоко в Дании. Они кормили заключенных почти так же, как служащих и гостей в офицерской столовой. В одном из писем матери Шпеер писал: «К сожалению, у меня начинает появляться брюшко... и снова передо мной встал старый вопрос о весе». Врачи, наблюдавшие заключенных, были единодушны в том, что в таких условиях они могут прожить по сто лет. Врачи оказались недалеки от истины.

Заключенным разрешалось иметь в камере одиннадцать фотокарточек. Почему именно одиннадцать никто не знает. В камере Гесса не висело ни одного снимка. Позже его заставили повесить на стену две карточки жены и сына, найденные у него под матрацем. Он подчинился этому требованию, похоже, лишь из уважения к дисциплине.

Всем поведением и каждой мелочью Гесс подчеркивал свою исключительность. Отсюда и его нелюдимость, и то, что при помещении в Шпандау, как рассказывали мне старожилы, он выбрал форменную одежду с номером один на спине и коленях. К его неудовольствию, руководство тюрьмы выдало Гессу одежду № 7.

Каждую неделю заключенные имели право писать и получать по одному письму не более 1300 слов. Были жесткие требования: писать на немецком, разборчиво, без сокращений, цифр и стенографических знаков. Содержание писем ограничивалось личными вопросами. Кроме того, заключенным ежемесячно предоставлялось свидание с близкими продолжительностью полчаса.

Ширах и Шпеер очень дорожили свиданиями. Что касается Гесса, к общему удивлению персонала, за три десятилетия он ни разу не пригласил приехать в Шпандау ни жену, ни сына. Гесс объяснял это так: «Я считаю недостойным встречаться с кем бы то ни было в подобных обстоятельствах». Он ни в чем не раскаивался, Гитлера боготворил, пребывание в тюрьме подчинил одной цели: даже после смерти остаться в памяти поколений таким же, каким был в годы Третьего рейха. Вспоминается письмо Гесса жене, в котором я по долгу службы вырезала следующие слова: «Если бы мне пришлось начать жизнь сначала, я бы все повторил».

Гесс был третьим человеком в рейхе после Гитлера и Геринга, а в нацистской партии вторым. Именно ему в 1933 году Гитлер предоставил право принимать решения по всем партийным вопросам. В 1939 году он объявил Гесса своим преемником после Геринга. Гессу поступали на предварительное утверждение все законопроекты, он занимался подбором кадров, все военные акции Германии намечались и готовились при участии Гесса. Именно он утвердил «Закон о защите крови и чести», а также приказ о лишении евреев права голоса и занятия общественных постов. Позже сфера действий этих актов вышла далеко за пределы Германии. Это он подписал декреты о присоединении Австрии к нацистской Германии, о расчленении Чехословакии и о включении в состав рейха польских земель. Все это лишний раз подтверждает, насколько был прав наш обвинитель в Нюрнберге, утверждая, что Гесс трижды заслужил виселицы.

Вот что говорил Гесс 9 марта 1972 года (запись разговора сохранилась в моем архиве, поскольку я была переводчицей): «О своей деятельности думаю все то же самое, что и раньше. При мне не было концлагерей, все осложнения произошли после моего отлета в Англию. Однако должен заметить, что они были и есть и в других странах, в том числе и в СССР <...>. Что касается расовой политики и геноцида, тут мы были совершенно правы, и это подтверждают нынешние беспорядки в США. Мы не хотели, чтобы подобное было в Германии. Немцы нордическая раса, и допускать смешение немцев и евреев, представителей другой расы, мы не могли. Наша политика была правильной. Этих взглядов я придерживаюсь и сейчас».

Другая моя запись от 25 июля 1973 года: «Я и раньше ничего не имел против русских, но всегда считал и придерживаюсь этого мнения и поныне: советская система является злом, которое надо уничтожить. Будучи одним из руководителей рейха, я полагал, что Советский Союз представляет угрозу моей стране. Именно поэтому мы решили нанести превентивный удар, а если и имели место зверства немцев в России, то это неизбежно в любой войне...»

Последние 22 года Гесс был единственным узником Шпандау (Шираха и Шпеера освободили по истечении двадцатилетнего срока заключения). В октябре 1969-го у него произошло резкое обострение язвенной болезни. Он впервые попросил разрешения на свидание с женой и сыном. Их встреча состоялась в палате британского военного госпиталя в Западном Берлине.

Но, думается, не только ухудшение здоровья заставило его нарушить затворничество. Гесс, проведя в Шпандау полжизни, вдруг почувствовал опасность.

В общих чертах официальная версия смерти Гесса была сформулирована американским директором тюрьмы через несколько часов после случившегося. «Гесс, как обычно, находясь на прогулке, заявил журналистам американский директор, в сопровождении надзирателя направился к садовому домику. В это время надзирателя неожиданно позвали к телефону, и он побежал в здание тюрьмы. Когда через несколько минут он вернулся в домик, то обнаружил Гесса бездыханным с электрическим шнуром, обмотанным вокруг шеи. Были проведены реанимационные мероприятия, Гесса доставили в британский военный госпиталь. После повторных попыток оживления в 16.10 было объявлено о его смерти».

В кармане у Гесса была обнаружена записка:
«Просьба к администрации тюрьмы переслать это домой. Написано за несколько минут до моей смерти. Я благодарю вас всех, мои дорогие, за все хорошее, что вы для меня сделали. Скажите Фрайберг (служащая канцелярии Гесса. М.Н.), что, к моему великому сожалению, я, начиная с Нюрнбергского процесса, был вынужден вести себя так, будто я ее не знаю. Мне ничего другого не оставалось... Я был рад снова увидеть ее. И получил ее фотографии и всех вас. Ваш дед».

Медицинская экспертиза трупа обнаружила, кроме характерного повреждения шеи, ушибы челюсти, кровоизлияние на затылке, множественные переломы ребер и грудины. Было сделано заключение, что смерть наступила в результате удушения, что вовсе не отвечало на вопрос: было ли это самоубийство?

Сомнения возникли после того, как было доказано, что «предсмертную» записку Гесс написал еще в 1969 году в британском военном госпитале в ожидании первой встречи с женой и сыном. Почему-то это его послание не передали по назначению.

И все-таки сын узника № 7 Вольф Рюдигер Гесс, британский хирург Хью Томас, а также ряд журналистов продолжали расследование. Результатом стали книги «Смерть Рудольфа Гесса?», «История двух убийств» и «Убийство Рудольфа Гесса. Таинственная смерть моего отца в Шпандау». В них главным подозреваемым в заказе на убийство Гесса называется правительство Великобритании.

Предпосылкой внезапного убийства Гесса якобы послужило согласие Горбачева на освобождение престарелого заключенного в ноябре 1987 года в связи с визитом в Москву президента ФРГ. До этого США, Франция и Англия по меньшей мере дважды в год обращались к советским властям с предложением помиловать из гуманных соображений последнего заключенного Шпандау. Москва упрямо и категорически отвергала подобный шаг. Особенную настойчивость проявляли англичане. Потому что знали, предвидели реакцию Кремля.

Пока Гесс был в тюрьме, ему строго запрещалось что-либо говорить или писать о предпринятой им в мае 1941 года «миссии мира». Его переписка, его свидания с родственниками и адвокатами контролировались тюремной администрацией. Вольф Рюдигер Гесс полагает, что за месяц до начала вторжения в СССР его отец вез в Лондон предложения по решению еврейского вопроса в Германии путем расселения. Гесс-младший убежден, что, если бы миротворческая миссия отца увенчалась успехом, массового истребления евреев в Европе можно было бы избежать. Но кто-то могущественный в британском правительстве резко оборвал эту миссию.

В стенограмме Нюрнбергского процесса зафиксирован примечательный факт.
На заседании 31 августа 1946 года Гесс пожелал сообщить о своей миссии в Англии, но едва успел произнести: «Весной 1941 года...», как его прервал председатель трибунала англичанин Лоуренс. После этого Рудольф Гесс отказался отвечать на вопросы судей и обвинителей, разыгрывал невменяемого, потерявшего память. На потерю памяти он часто ссылался и в тюрьме.
Развивая свою гипотезу, сын Гесса утверждает, что во время Кэмп-Дэвидской встречи Д. Картера, М. Бегина и А. Садата в 1978 году президент США и глава Израиля якобы подписали секретный протокол о том, что Гесс из Шпандау живым не выйдет.

Утверждение Вольфа Рюдигера, что перелет Гесса в Англию предусматривал якобы миротворческие цели, связанные с решением еврейского вопроса, не выдерживает критики. Это не что иное, как попытка обелить в глазах общественности военного преступника. Появившиеся ранее документы подтверждают, что «миссия Гесса» преследовала иную цель заставить Великобританию выйти из войны с Германией, что позволило бы ей сосредоточиться на подготовке вторжения в Советский Союз, дата которого уже была определена.

Переговоры с Гессом в Англии держались в строжайшей тайне. Периодически они прерывались, затем, в зависимости от положения на фронтах, возобновлялись вновь. «Миссия Гесса» тем не менее не увенчалась успехом. Ее встретила в штыки британская общественность. Она оказалась неприемлемой и для Черчилля, так как одно из требований договора, предлагаемого Германией, «правительство без Черчилля». Затянувшееся «путешествие» Гесса было прервано окончанием войны. Из Англии он был доставлен в разрушенный Нюрнберг, во Дворец юстиции, на скамью подсудимых. Но и в тюрьме продолжал оставаться для очень многих сильных мира сего чрезвычайно опасным...

Серьезным основанием не верить в самоубийство Гесса дает нам ряд красноречивых деталей. В день смерти к Гессу не хотели пускать Маури, санитара-тунисца, который опекал его. Только через полчаса, с трудом прорвавшись к садовому домику, специально построенному для Гесса на случай плохой погоды, Маури увидел подопечного безжизненно лежавшим на полу. В домике находились американский надзиратель и еще двое военных. Их присутствие было грубейшим нарушением устава. Маури стал делать Гессу искусственное дыхание, но его чемоданчик «первой помощи» оказался взломанным, а кислородный баллон пустым, хотя накануне санитар его проверял. У приехавшего английского врача инструментарий тоже оказался в нерабочем состоянии. Когда тело Гесса привезли в госпиталь, два незнакомца исчезли, а санитару посоветовали держать язык за зубами.

Гесс-младший полагает, что двое неизвестных в американской форме были переодетыми сотрудниками британских спецслужб. Один из них, помогая санитару, делал массаж сердца Гессу с такой силой, что сломал несколько ребер и грудину, что было подтверждено судебно-медицинской экспертизой.

Наконец, последнее.
Секретные документы о полете Гесса в Англию британское правительство обещало обнародовать до 2000 года. Потом срок перенесли на 2017 год.

Может быть, смерть Гесса связана с тайной, которую хранят эти документы?

Маргарита НЕРУЧЕВА
подполковник в отставке