Именно поэтому, я не завел питона. Не смогу кормить его мышами

Этих бедолаг бездушно продают в пластиковой банке по 150 рублей за десятки невинных жизней. Весь день они ползают друг по дружке, едят, поют и пытаются завести потомство. Я их понимаю — это лучший способ оттянуться по полной перед неминуемым апокалипсисом.

Иногда один из них убегает. У кошки сразу начинается праздник, у жены — истерика, а у меня — галлюцинации. Стрекот раздаётся отовсюду: из плинтусов, дверных косяков, из замочных скважин. Два дня этот беглец мстит и сводит всех с ума, а потом, как правило, насмеявшись на всю жизнь и поняв, что за всё отомстил, выходит, чтобы сдаться.

Вернёмся к еде.

По задумке, маленький милый ёжик, который всегда выглядит так, словно улыбается, должен разрывать ни в чем не повинных сверчков на части, чтобы у него, бедненького, зубки не испортились. Поняли, да? Иногда мне кажется, что лучше бы мы завели только сверчков. Кинул им лист салата и наблюдай за прекрасным движением жизни, но нет, нам подавай хищника: кровь, кишки, убийства и возглас: «Ой, смотри, как прикольно он в колесе бегает».

Жена сама решила познакомить ежа с его будущей едой. Не зная, сколько нужно, она хладнокровно, «на глаз», словно это пельмени, высыпала сверчков прямо из банки в контейнер. Бессердечная.

По её мнению, изголодавшийся по убийствам хищник должен был сразу наброситься и устроить этим бедолагам мясорубку. Вместо этого ёжик, который за три дня уже полностью разомлел и разнежился на кошачьем корме, что появляется в миске сам по себе, отнёсся к новым «квартирантам», скорее, брезгливо. Он шарахался от них как от прокаженных, щетинился и убегал.

Когда жертвы поняли, что охотник — нюня и слабак, они реально почувствовали себя королями и начали насмехаться над ним и его раздутым авторитетом. Сверчки вольготно чувствовали себя у него дома: ели его траву, пили воду и периодически прыгали с него как с трамплина, полностью уничтожая самооценку бедного хищника. Жизнь налаживалась: места для прыжков много, еды тоже, так и до пенсии можно дотянуть.

Грех на душу пришлось, как всегда, взять мне. Я до сих пор слышу во сне предсмертный стрекот тех шестерых, которых мне довелось принести в жертву ради этого колючего заводика по производству какашек.

Как они бегали, как прыгали, как плакали, когда я убивал их щелбанами. Никогда мне не было так стыдно и так жалко насекомых. Завершив своё кровавое сафари, я положил бойцов в миску и ушёл в запой.

Утром, на удивление, миска была пуста. Что ж, радует, что жертвы и грехи были не напрасны.

На следующий день мы кинули ещё несколько несчастных в их возможный эдем, но на этот раз я пообещал, что больше не возьму на себя убийства невинных. Больше и не требовалось.

Ночью началось что-то страшное. Почувствовавший вкус крови ёж, поняв, наконец, что он за зверь, и что поедание кошачьего корма – это моветон, принялся за охоту.

Утром мы были шокированы. Наш милый улыбающийся друг в погоне за едой перевернул всё вверх дном. Каким-то образом он сложил все свои миски одну на другую и убрал на перевёрнутое колесо. Видимо, несчастные искали укрытие. С тех пор, сколько сверчков не сыпь, за ночь не остаётся в живых ни одного.

На животном белке ёжик разжирел и стал комплексовать, теперь целыми днями не вылезает из колеса — приходит в форму. На форумах пишут о том, что колючий любит каких-то там тараканов и червей, но, слава богу, у нас тут их поблизости не продают, иначе я бы окончательно сошёл с ума в этом лесу.