МГИМО. Секреты военного разведчика. 15. О пользе ретрансляторов и "звонок другу"

В начале февраля 1987 года, когда я командовал отдельным разведвзводом второго мотострелкового батальона, комбат приказал мне выделить одно разведотделение для сопровождения колонны с продовольствием и боеприпасами на седьмую и двадцать первую заставы. А самому с двумя отделениями выехать к хребту Зингар и что-то там забрать.

Это «что-то» - переносные зенитно-ракетные комплексы «Стингер». Дехкане кишлака Калайи-Девана случайно наткнулись на них в одной из пещер. Подумали, что нам это может быть интересно и пришли рассказать о своей находке нашему комбату.

Рядом с комбатом стоят два афганца. Они-то и должны показать мне дорогу.
Что-то здесь не так. Неделю назад по всем разведподразделениям прошла информация, что командир первого подразделения, взявшего «Стингер», получит звезду Героя Советского Союза. Тогда я еще не знал, что первые «Стингеры» перевозились в Афганистан как настоящие драгоценности и хорошо охранялись. Но одно я знал точно, звезду Героя нельзя получить за обычные погрузочно-разгрузочные работы. За то, что ты просто съездил по указанному адресу, забрал там парочку «Стингеров» и привез их на КП батальона.

Мы подъехали к кишлаку Калайи-Девана. Там два моих проводника неожиданно признались, что сами они в этой пещере не были. А «Стингеры» видели их знакомые. И показали мне на двоих, чистейшей воды моджахедов, сидящих на обочине. Я поинтересовался, почему же они сами не пришли к нам на заставу?
- Они боялись, что вы их убьёте.

Да, при виде этих двоих комбат бы хорошенько подумал, прежде чем отправлять нас к чёрту на рога. Сажаем их на броню. Они показывают направление на кишлак Чашмайи-Харути. Сегодня ночью мы там уже были. От Калай-Деваны туда около двенадцати километров. Но мы не доезжаем два километра и сворачиваем налево. Машины приходится оставлять. Слишком крутой подъём. Спешиваемся. Дальше идем вдоль пересохшего русла реки Танги.

Мне становится как-то неуютно. Я уже догадываюсь, что будет дальше. Метров через пятьсот хребет Зингар закроет нас от огневых позиций дивизионной артиллерии. И мы останемся без огневой поддержки. Наши БМП нас уже и сейчас прикрыть не могут.

На небольшом привале я выхожу на связь с Отари Давитадзе, командиром 3-ей разведывательно-десантной роты, исполняющим сейчас обязанности начальника штаба баграмского разведбата. У меня радиостанция Р-148, радиус ее связи около 6 км., ее «хватает» только для того, чтобы связаться с моей бронегруппой, с соседними 8-й и 22-й сторожевыми заставами и еле-еле со штабом батальона. Хорошо еще, что напрямую до нашей 10-й сторожевой заставы около 6 километров, и мы пока еще находимся практически на прямой видимости.

Наводчик-оператор моей командирской БМП, как обычно, работает «ретранслятором» для связи с батальоном. И оказывается сейчас совершенно незаменимым для связи с баграмским разведбатом - благо, что мы часто работаем совместно с 3-й рдр, и на наших радиостанциях Р-123 есть их рабочая и запасная частоты (если бы мы не использовали данную схему связи - с помощью «ретранслятора», шансов остаться в живых у нас бы не было – до Баграма наши Р-148 не «доставали» по дальности, к тому же, оказавшись в ущелье, мы были закрыты от него хребтом Зингар и вскоре у нас могли возникнуть проблемы со связью даже с нашим батальоном).

У Отари хорошие отношения с вертолетчиками, чьи МИ-24 постоянно барражируют над баграмским аэродромом. Объясняю ему в двух словах ситуацию и прошу договориться, чтобы парочка вертушек залетела между делом в наш район. Это незаконно, но ради старой дружбы, на что не пойдешь! Вертолетчики знают, что если собьют их вертолет - их жизни будут зависеть от расторопности разведчиков. Так уж сложилось, что разведподразделения частенько выполняют задачи поисковых отрядов. Вытаскивают летчиков из пекла и окружения. И поэтому разведчикам они обычно не отказывают. Никогда не отказывают. Таков неписаный закон фронтового братства.

На пути нам попадается несколько пещер. Осматриваем их. В них осколки разбитых глиняных кувшинов и какие-то тряпки. Похоже, в этих пещерах моджахеды пережидают дневные часы. Сейчас в них никого нет. Пещеры нас немного задерживают, но есть дела, в которых лучше не спешить. Мы можем совершать любые глупости, но оставлять моджахедов за своей спиной - непозволительная роскошь.

А на душе у меня уже скребут кошки. Мы рассыпаемся в цепь. Хорошо, что ребята понимают меня с полуслова. Мы разбиты на четыре тройки. Идем перекатом. В каждой тройке один занимает позицию для стрельбы лежа, второй перемещается, короткими перебежками. Третий поднимается, чтобы повторить маневр второго. Каждая тройка прикрывает соседнюю.

Два духовских пулемета открыли огонь практически одновременно. Наши проводники сразу же «сиганули» в кяриз, что оказался совсем рядом. Свою задачу они выполнили - вывели нас на засаду. Всю дорогу от наших машин я держал их на прицеле. И все-таки их прыжок оказался для меня неожиданным. Ненадолго. Не задумываясь, я бросил им вслед гранату Ф-1.

К пулеметчикам присоединились три автоматчика. Позиции у них хорошие. Нам их не достать. Но и им нас тоже. Нас спасло то, что мы не шли в колонну, а растянулись цепью. То, что не стояли на одной линии. И то, что давным-давно мои родители дружили с одной семьёй. Глава её, бывший офицер вермахта, после окончания Великой Отечественной войны несколько лет был у нас в плену (пленные немцы восстанавливали наш город Клин, строили жилые дома). А потом навсегда остался в нашей стране. Он-то и рассказал мне о «Змейке» - предбоевом порядке разведподразделений вермахта (о Чаншаньской змее я узнал позднее). Эта «змейка» нас и спасла. Мои разведчики передвигались именно в таком предбоевом порядке.

Мы открыли ответный огонь. Оставаться на месте было равносильно гибели. Надо было уходить. Но путь назад был отрезан автоматчиками. Нас выдавливали в небольшой коридор в этом огневом мешке. И я не сразу сообразил почему.
В эфире раздается голос Ришата Фазулова, командира второго разведотделения. Говорит он открытым текстом и на повышенных тонах.

- Товарищ лейтенант, тут со всех сторон мины!

Я уже и сам вижу, что духи выдавили нас на наше же минное поле. Вокруг рассыпаны небольшие ярко-оранжевые пластмассовые контейнеры. Размером со спичечный коробок. Это мины-лепестки. Примерно через трое суток они самоликвидируются. Опасности днем они практически не представляют. Слишком заметны. Их предназначение - ночная работа. Против вьючных животных и их погонщиков. Охраны и сопровождения. Против караванов. С оружием и боеприпасами. Ведь только они ходят в горах ночью.
На связь выходит Отари Давитадзе.

- Сокол. Я - Беркут. Держись. Крокодилы (вертолёты огневой поддержки) будут через пару минут. Обозначь себя. Как понял, прием?

- Беркут. Я - Сокол. Понял тебя. Спасибо.

Жестами показываю своим разведчикам, чтобы обозначили фланги. Ребята поджигают сигнальные дымы. Через мгновение над нашими головами проходят два МИ-24. И открывают огонь по засаде НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Интенсивность стрельбы моджахедов сразу падает.
Это даёт возможность сосредоточиться на минах. Их много, но проползти можно. Тем более, сейчас, когда вертолетчики работают с духами. Начинаю движение. Теперь главное не спешить. За мною следом ползёт Максим Таран. Леша Стасюлевич нас прикрывает.

Все бы ничего, но шальная духовская пуля попала в одну из мин прямо перед моим носом. Мина срабатывает. Несколько осколков впиваются мне в лицо. Самый большой перебивает нижнюю губу. Крови немного, но говорить я не могу. Жестами показываю Максиму, чтобы передал всем группам: «Остановиться, занять круговую оборону и выходить по одному. Следом за мной».

Лепестки мы прошли довольно быстро, но впереди оказалось самое сложное. Настоящее минное поле. Стало понятным многое из того, что произошло за последние сутки. Третья разведывательно-десантная рота баграмского разведбата вчера немного пошумела в районе горы Гагаргар. Это был отвлекающий маневр. Тем временем саперная рота дивизионного инженерно-саперного батальона устанавливала минное поле в районе пересохшего русла реки Танги (вот откуда взялись следы наших армейских сапог в этом районе). Моя же засада, которую прошедшей ночью я проводил со своим разведвзводом, была частью общего плана. Не ведая того, я прикрывал саперов с фланга.

Около часа шомполом автомата я сантиметр за сантиметром прощупывал грунт, проделывал проход в минном поле. К нашему великому счастью, это оказалась не «Охота», а обычные противопехотные мины ПМН-2. Их полагалось уничтожать накладным зарядом. Но такой возможности у меня не было (негде была спрятаться нам самим). Поэтому приходилось просто искать тропу между минами. И небольшими камушками обозначать сами мины. За это время мы проползли почти пятьдесят метров. Оставшиеся десять километров до нашей заставы в Чауни мы проехали на своих БМП минут за пятнадцать.

А потом еще полчаса фельдшер батальона Любовь Николаевна накладывала мне швы на нижнюю губу. Комбат сидел рядом и за что-то извинялся. Осколки решили не доставать. Корпус мины-лепестка сделан из пластмассы, и рентген их не обнаруживает. Поэтому искать осколки можно только на ощупь. Я подумал, что моя челюсть вполне может без этого обойтись. Тем более, что Любовь Николаевна пообещала, что через пару лет они все равно должны выйти наружу. Прожить так долго я даже и не надеялся.

Весь следующий день я чувствовал себя героем. Я вывел взвод из засады без потерь. А еще освоил новую специальность. Сапёра. Точнее - одноразового сапёра.

Не нужно было быть большим умником, чтобы понять главное. Не мой опыт и даже не немецкая «змейка» спасли жизни моих бойцов. Нас никто и не хотел убивать. Душманы разыграли свою серенаду «Солнечной долины», как по нотам.

Судя по всему, на той стороне перевала находился караван с оружием. Когда моджахеды обнаружили, что тропа заминирована, кому-то из них и пришла в голову идея со «Стингерами». Зная тягу наших командиров к разным блестящим «украшениям» и частую несогласованность в действиях между нашими подразделениями, они слили нам откровенную дезу (дезинформацию). А меня и моих разведчиков использовали, как одноразовых саперов для проделывания прохода в нашем же минном поле. Что помогло нам избежать потерь, так это выдержка и опыт моих разведчиков. Организация взаимодействия с баграмским разведбатом. Боевая взаимовыручка. И правильная организация связи.

Я чувствовал себя оплёванным. С головы до ног. Хотя на что здесь было обижаться?! Мне повезло, я встретил более сильного и опытного противника. Чем был сам. Нужно было у него учиться. Урок был прекрасный – оказывается, противник может быть умнее тебя. И все равно на душе было очень грустно. Интересно, а кому после такого было бы весело?

Я вышел на связь с Отари Давитадзе. Еще раз поблагодарил его за помощь и рассказал о проходе в минном поле, который мы проделали. О том, что его неплохо было бы перекрыть «Охотой». И о предполагаемом караване.

Отари со мной соглашается. И успокаивает. Говорит, что за одного битого - двух небитых дают. Наверное, он прав?

Александр Карцев, http://kartsev.eu
(продолжение следует)