Нобелевский лауреат, интеллигент и графоман о недосягаемой Высоте

Да, личные и бытовые условия у поэтов тоже значительно разнились: одного выслали, изгнали, вычеркнули из книги истории своей страны. Другой был обласкан властью, работал в театре, снимался в лучших фильмах, получал огромные для своего времени гонорары.

Поэтому может показаться странным, что Иосиф Александрович называл своего собрата по цеху и перу лучшим поэтом своего поколения и эпохи, ставя талант Высоцкого на порядок выше по сравнению с более популярными, признанными и востребованными в то время Евтушенко и Вознесенским.

Да, Высоцкого слушали, смотрели, впитывали и понимали все, от мала до велика. Каждый, от школьника до профессора, находил в творчестве Владимира Семёновича что-то свое, близкое, родное, сокровенное, заставлявшее трепетать потаенные струны души. Бродский же был интеллектуалом, ярким представителем литературной элиты. И писал не для всех. Если песни Высоцкого звучали чуть ли не из каждого утюга, то о стихах Бродского в Союзе долгое время знали лишь единицы.

И если Владимир отзывался о Бродском всегда очень уважительно, хоть и в более простой манере, то Бродский написал о нем так:

Принято, в общем, относиться к поэтам-песенникам с некоторым, мягко говоря, отстранением, предубеждением, если угодно. И это, в общем, до Высоцкого, мое отношение ко всем этим бардам было примерно вот таким. Но именно начав не столько читать, сколько слушать более-менее внимательно, я просто понял, что мы имеем дело, прежде всего, с поэтом, более того, я бы даже сказал, что меня, в некотором роде, не устраивает, что это все сопровождается гитарой. Потому что это само по себе, как текст, совершенно замечательно. То есть, я говорю именно о его способностях, о том, что он делал с языком, о его рифмах. То есть, это гораздо лучше, чем Кирсанов, Маяковский, я уже не говорю о более молодых людях вроде Евтушенко и Вознесенского. Дело в том, что Высоцкий пользовался совершенно феноменальными составными рифмами. До известной степени гитара ему, конечно же, помогала скрадывать этот невероятный труд, который, на мой взгляд, он затрачивал именно на лингвистическую сторону своих песен. Потому что, в принципе, я думаю, они поражают публику, действуют на публику таким образом благодаря не только чисто музыке или содержанию, но бессознательному усвоению слушателем этой языковой фактуры. И в этом смысле потеря Высоцкого – это потеря для языка совершенно ничем невосполнимая.

Бродский написал так примерно через год после смерти Высоцкого. К сожалению, при жизни поэт не услышал этой колоссальной и столь важной для него поддержки. Друзья вспоминали, что для Владимира особенно значимую роль играло именно признание как поэта. Работы в театре и кино были для него вторичны. Что парадоксально, несмотря на всесоюзную славу и как барда, стихи Высоцкого в Союзе публиковали редко и неохотно.

Первая поэтическая книга – «Нерв» вышла в печать только после смерти автора. Таким образом, дав Высоцкому столь высокую оценку, Иосиф Александрович пошел вразрез с общепринятыми установками. В соответствии с ними «истинные поэты» относились к нему пренебрежительно, не считая равным, а его работы воспринимали как не дотягивающие до уровня настоящей поэзии. Как бы там ни было, хотя со дня смерти Высоцкого прошло уже почти 42 года, его работы, мысли, прожекты живы и продолжают жить, вызывая неизменно высокий интерес среди разных слоев и у людей разных возрастов. А простые, но проникновенные строки, словно кровеносные сосуды, пронизывают сознание общества, заставляя сердца биться быстрее и смотреть на жизнь через иную призму.