Юдашкин и военная форма

После того как новое руководство Минобороны задумало избавиться от «формы Юдашкина», кутюрье решил объявить, что не имеет к нынешней форме никакого отношения. В эксклюзивном интервью «Известиям» модельер заявил, что военные грубо исказили его первоначальный проект, заменили в нем ткани, фурнитуру, теплоудерживающие материалы. В итоге вместо инновационной формы получилась подделка. 

— Валентин Абрамович, почему вы только сейчас решились объявить, что форма, которую носят в армии, не имеет к вам отношения?

— Я до последнего надеялся, что все-таки военные признаются, опубликуют какое-нибудь письмо, заявление, что Валентин Юдашкин к нашей форме не имеет никакого отношения, мы сами «Дольчи и Габаны», сами все придумали, сделали, счастливы и будем отвечать за качество, но они этого не сделали, поэтому это делаю я. 

Официально заявляю: то, что носят в армии сейчас, не является той формой, которую я и мои сотрудники разработали в 2007 году по заказу Минобороны. 
— А в чем отличия?

— Это, знаете, как если бы вы хотели куртку известной марки, а вам дают с китайского рынка — типа все то же самое. Но на самом деле это подделка! У нынешней формы цвет другой, состав тканей, красители. Фурнитура другая, пуговицы, липучки, утеплитель — всё другое. Если образец утвержден, ничего не может меняться — ни пуговицы, ни молнии. В этом и есть униформа. Она не может быть сегодня чуть-чуть зеленее, завтра чуть посерее, у нас кончилась краска — подбавим другой тон, кончились пуговицы — поставим липучки, поясочка нет — где-то как-то подвяжем. 

То, что я слышал — что в одном комплекте брюки одного цвета, куртка другого, ткань разная. Это недопустимо. Не может быть коробка у известнейших сигарет более красная или менее красная. Есть один и тот же фон и один и тот же цвет. Это бренд-нейм. Если шапка из меха, «чебурашку» туда ставить нельзя. И когда начинаются публичные вещи и оскорбления в нашу сторону, мы считаем, что это уже просто неприлично. 

— А как вы вообще в это ввязались? И зачем? Ради денег?

— Каких денег. Ни Дом моды, ни я не получили от этого проекта ни копейки. Все деньги напрямую были перечислены фабрикам, которые шили опытные образцы. У меня был художественный интерес — сделать масштабный национальный проект по созданию красивой, функциональной, современной, технологичной формы. Мы рассчитывали, что это вдохнет новую жизнь в наши текстильные предприятия, позволит им закупить новые станки, новые технологии. Лично я потратил два года жизни на это дело, изучил историю военной формы. 

Чтобы создать парадные кителя, мы взяли что-то от формы армии Суворова, что-то от армии Жукова, от Советской армии — цвета, фактуру. Например, основной цвет российский — красный, который к нам пришел из советского времени, очень красивый. К нему мы добавили синий, чуть цвета морской волны, очень глубокий, который вызывает очень правильные эмоции и отлично сочетается с красным. Оттенки мы, конечно же, переработали, изменили силуэт, потому что за последние десятилетия изменился крой одежды, качество жизни, внешний вид мужчин. 

Самая большая работа была проделана над созданием полевой формы. У нас была задача сделать удобную, модную, престижную одежду, в которой удобно будет в любом климате, в любое время года и суток и которую с удовольствием будут носить и после службы, и на улице, и с джинсами. 

Для этого мы изучали зарубежный опыт, ездили на фабрики, которые делают униформу для разных армий — для французских, итальянских, для стран НАТО. Провели кучу исследований, узнали много вещей, которых нет в обычной одежде. Многие заводы готовы были продать лицензии на уникальные материалы. Например, для многих армий используют нанотехнологии, мембранные ткани, которые удерживают тепло и пропускают влагу или, наоборот, удерживают влагу, но позволяют коже дышать. В израильской армии есть обувь, которую можно неделю не снимать — и ноге ничего не будет. 

Все это мы применили в наших образцах, которые утвердили и должны были производить. Приходили люди из спецбригад, которые говорили — нам удобнее влезать в этот карман так, этот карман лучше сделать эдак. Каждый шаг был выверен. Можно было любой генеральский китель взять облить кофе, водой, соком  — и все с него стекало. Это были специальные термообработки. 

А в итоге сейчас шьют непонятно что и непонятно из чего, и все это не имеет ни ко мне, ни к Дому никакого отношения. У нас есть письма, в которых Минобороны заявляет, что самостоятельно доработало зимнюю и летнюю форму по собственными кодам. Мы не можем отвечать за качество или некачество той одежды, которую даже не знаем кто сделал. 

— А вы, как автор разработки, разве не могли потребовать, чтобы соблюдали технологию?

— Я все права передал Минобороны. Думал, что делаю благое дело для страны. Мне и в голову не могло прийти, что они хорошую идею так извратят.

— Что вас особенно шокировало в «вашей» форме?

— Я однажды включил телевизор и увидел в новостях солдата с погоном на груди. Я подумал — что за кошмар? Снять погоны с плеч и повесить практически на живот — где логика? Люди гордятся своим званием, погонами, они им так тяжело достаются, а их куда-то спрятали, причем непонятно для чего. Ни в одной армии мира я не видел погон на груди. В наших образцах погоны там, где нужно, — на плечах. 

Потом, всю уникальную фурнитуру, которую мы так заботливо устроили, — специальные пуговицы, специальные вещи, которые не плавятся, различные удобные мелочи — все это было убрано и заменено на какие-то иные вещи. И все — пойди разбери. 

— А вы пытались как-то достучаться до министра Сердюкова, призвать его к ответу?

— Это было как в той песне: «Крикну, а в ответ тишина». Мы писали, говорили, но после того, как увидел погоны на груди, уже я с министром не общался, меня никто не принимал. Есть тонны писем — и что? Каждый раз мы просили — дайте нам хотя бы вашу пресс-службу, мы будем с ними общаться. И каждый раз не было ответа. 

— А могло быть так, что его просто не предупредили?

— Я думаю эти изменения не могли быть внесены без его согласия. Или что получается — один человек принял, а другой по-тихому изменил? Сначала приняли наши образцы, а потом одели всех в валенки?

— Ну эта форма, которая в армии, дешевле, чем ваш вариант?

— В разы. 

— Может в этом проблема?

— Ну может, но зачем говорить, что это форма от Юдашкина. Есть же автор — позовите его, покажите всем, расскажите, кто это сделал. 

— В суд будете подавать?

— Ну нет, на свою армию в суд подавать — это все-таки неправильно и некрасиво. Почему я и молчал. Сегодня выступают многие, политики, депутаты, в том числе Жириновский, который обвиняет меня в том, что я не служил в армии. Специально для Владимира Вольфовича говорю, что я два года отслужил в Советской армии, в топографической службе, и все тяготы и лишения испытал на себе. Поэтому судиться не буду.

— Ну хотя бы Сердюков должен как-то ответить за это?

— Лично к нему у меня претензий нет. Не мне судить, не мой вопрос. Я даже не хочу назвать себя пострадавшим в этой истории. Я просто глубоко удивлен, что мы живем в цивилизованном мире, в открытом пространстве, где всю предысторию можно найти, а люди так долго молчат и прикрываются моим именем.  

Но мы дорожим своей репутацией. Если люди хотя бы узнают, как все было на самом деле, это изменит отношение к нам. Потому что от всей этой истории мы в итоге получили оскорбления, причем от обычных людей, и за то, к чему мы вообще не имеем отношения. 

— Они хотя бы причину вам объяснили?

— Причину внятно никто не объяснил. У них один ответ — затвердить, утвердить, ну прям как в армии. 

— Если новый министр Сергей Шойгу предложит вам вернуться к первоначальному варианту и начать все сначала, вы согласитесь? Ну или хотя бы поучаствовать в создании новой формы?

— Наверное, да. Это моя страна, я потратил годы жизни на разработку формы. Поэтому мы, конечно, готовы помочь разобраться в тонкостях создания военной формы, потому что уже проведены исследования, есть наработки по этой теме, опытные образцы на складах.  Это рабочий процесс, который был запущен и который можно использовать на благо армии. 

Конечно, доделывать то, в чем сейчас ходят, — это исключено. А если вернуться к тому, что делали мы и что было принято, то тогда мы готовы помочь.

А мальчишек, которые мерзли в этой форме, мне, конечно, жалко.