Жизнь Лавкрафта — хикки, расиста и гения

Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого.
Говард Филлипс Лавкрафт «Сверхъестественный ужас в литературе»

В каком-то смысле Говард Лавкрафт удачливее многих других авторов. Речь не об успехах в книгоиздании: при жизни Лавкрафта лишь один его роман ушёл в печать, а рассказы выходили в свет в дешёвых журналах, где публиковали кого ни попадя. И не о яркой, насыщенной жизни: вряд ли кого впечатлит переезд из одного дома в другой на расстоянии в несколько десятков метров…

Лавкрафту удалось нечто большее. Человек, который всю жизнь изумлялся любым тайнам (чаще воображаемым, чем реальным), превратил свою биографию и творчество в «феномен Лавкрафта», вызывающий если не изумление, то недоумение.

Перед нами очень противоречивая личность. Домосед, с упоением писавший о смертельно опасных путешествиях и ужасающих неведомых пространствах. Дремучий, махровый ксенофоб на словах — не придерживавшийся этих принципов в реальной жизни. Почти неизвестный при жизни — и неожиданно ставший популярным после смерти…

Давайте присмотримся к классику хоррора повнимательней.

Библиотека и телескоп

Он был высоким, худощавым и светловолосым юношей с серьёзными глазами, немного сутулился, одевался с лёгкой небрежностью и производил впечатление не очень привлекательного, неловкого, но безобидного молодого человека.
Говард Филлипс Лавкрафт «Случай Чарльза Декстера Варда»

20 августа 1890 года в городе Провиденс, штат Род-Айленд, родился единственный и по тогдашним меркам поздний ребёнок коммивояжёра-ювелира Винфилда Скотта Лавкрафта и его жены Сары Сьюзан Филлипс.

Винфилд и Сара происходили из старых американских семей, обосновавшихся в Новом Свете с 1630 года. Быть потомком первопоселенцев считалось почётно. Это «аристократическое» происхождение, похоже, и сформировало нетолерантные взгляды писателя.

Все они оказались людьми смешанной крови, чрезвычайно низкого умственного развития, да ещё и с психическими отклонениями.
Типичное для Лавкрафта описание служителей мрачных культов

В большом фамильном доме номер 454 по Энджелл-стрит жили и сёстры его матери, Лиллиан Делора и Энни Эмелин, и дед Уиппл Ван Бюрен Филлипс — бизнесмен, изобретатель и книгочей (собравший, кстати, самую большую библиотеку в Провиденсе). Помощь родственников оказалась очень кстати через три года, когда Винфилда Скотта пришлось срочно госпитализировать в психиатрическую лечебницу Провиденса Butler Hospital в состоянии острого психоза. Как ни пытались врачи улучшить состояние Лавкрафта-старшего, дела шли всё хуже, и в 1898 году, в возрасте всего сорока пяти лет, отец Говарда умер от нервного истощения.

Конечно, в окружении четырёх любящих взрослых Говард не остался без внимания. Особенно часто с внуком занимался Ван Бюрен. Благо, мальчик рос вундеркиндом: запоем читал классиков и арабские сказки, с шести лет стал писать стихи и рассказы. К готической прозе юный Лавкрафт тоже приобщился с детства: таких книг хватало в домашней библиотеке, да и дед — человек явно творческий, но, к сожалению, не записавший свои сочинения, — часто рассказывал внуку мрачные, таинственные и захватывающие истории.

Первым литературно значимым рассказом Говарда стал «Зверь в пещере», написанный в в 1905 году. Увы, к завидному интеллекту прилагалось чрезвычайно слабое здоровье. Мальчик болел беспрестанно, и если до восьми лет ещё мог ходить в школу, пусть и с большими пропусками, то после этого захворал на целый год и был отчислен.

Впрочем, нельзя сказать, что он потерял время, — благодаря деду Говард увлёкся историей, химией и особенно астрономией и даже начал выпускать журналы The Scientific Gazette и The Rhode Island Journal of Astronomy, посвящённые своим научным исследованиям.

Сначала статьи Лавкрафта были весьма детскими, но вскоре его заметили и серьёзные издания. Уже в 1906 году его статью по астрономии опубликовал The Providence Sunday Journal. Далее Говард стал постоянным ведущим астрономической колонки в The Pawtuxet Valley Gleaner. А затем его научными статьями заинтересовались и другие издания: The Providence Tribune, The Providence Evening News, The Asheville (N.C.) Gazette-News.

Другой проблемой Говарда были сны. Кошмары, галлюцинации, вроде мерзких крылатых тварей, уносивших мальчика на плато Лэнг, или всплывавшего из толщи зловонных вод Дагона, — всё это выматывало и без того некрепкий организм. Раз за разом Лавкрафт просыпался в панике с бешено бьющимся сердцем и не мог пошевелиться — его охватывал ночной паралич.

Ночной паралич — состояние, при котором человек просыпается раньше, чем оказывается способным пошевелиться, или же засыпает позже, чем мышцы полностью расслабляются. Часто сопровождается иррациональным ужасом, удушьем, дезориентацией в пространстве, фантастическими видениями.

Изменения произошли во время сна. Я не могу припомнить в деталях, как всё случилось, поскольку сон мой, будучи беспокойным и насыщенным различными видениями, оказался тем не менее довольно продолжительным. Проснувшись же, я обнаружил, что меня наполовину засосало в слизистую гладь отвратительной чёрной трясины, которая однообразными волнистостями простиралась вокруг меня настолько далеко, насколько хватало взора.
Говард Филлипс Лавкрафт «Дагон»

В 1904 году на семью обрушилось новое несчастье — умер дед Ван Бюрен. Финансовые дела пришли в полное расстройство, и Говарду с матерью пришлось перебраться в небольшую квартирку на той же улице — Энджелл-стрит 598.

Немало персонажей Лавкрафта были похожи на него

Потеря деда и родного дома, где он чувствовал себя хоть как-то защищённым от пугающего мира, — больно ударила по Лавкрафту. Он начал подумывать о самоубийстве. Впрочем, смог взять себя в руки и даже пойти в новую школу — Hope High School. Говарду неожиданно повезло — и с одноклассниками, и особенно с учителями, поощрявшими его научные интересы. Но слабое здоровье всё-таки подвело, и в 1908 году после сильнейшего нервного срыва Лавкрафт бросил школу, так и не получив диплома о среднем образовании. Этой детали своей биографии Говард стыдился: порой замалчивал её, порой откровенно врал.

Не сложилось с образованием и дальше — попытка поступить в Brown University провалилась. Казалось, будущее не сулит ничего хорошего. Так что Лавкрафт стал затворником и пять лет почти не выходил из дома.

Спасение для хикки

Описывая следующий период жизни Лавкрафта, трудно удержаться от мысли, что события происходят в начале XX века, а не столетием позже. Представим себе эту картину. Восемнадцатилетний юноша, все интересы которого — астрономия да литература, живёт с мамой в небольшой квартирке, почти ни с кем не общается и только читает, читает… Чего не хватает для полноты образа? Активной переписки в Фейсбуке или Вконтакте, флеймогонных постов, порождающих километровые ленты комментов, с массовыми зафрендами-отфрендами, руганью и лайками? Ну, почему же, и это было!

Номер The Argosy с рассказом Джексона

Место Фейсбука занимал палп-журнал для подростков The Argosy, где в 1913 году вышел попавший на глаза Лавкрафту рассказ Фредерика Джексона. Чем ему настолько не понравилась заурядная любовная история (уж их-то по тем временам в палп-журналах было предостаточно), сказать трудно, но Говард написал в редакцию крайне эмоциональное письмо, в котором раздраконил творение Джексона в пух и прах.

Поклонники Джексона встали на дыбы, и на страницах журнала завязалась долгая яростная переписка, в которую втянулось множество людей. В том числе и Эдвард Даас, возглавлявший тогда United Amateur Press Association (UAPA), — организацию молодых американских авторов, которые сами издавали свои журналы и писали в них.

Присмотревшись к Лавкрафту, Даас предложил ему войти в UAPA. Тот согласился и стал издавать журнал The Conservative (суммарно за 1915–1923 годы вышло 13 его выпусков), где публиковал свои стихи, статьи и эссе. Главное же — он, почувствовав востребованность, наконец-то смог выйти из дома и зажить куда более полнокровной жизнью в окружении людей, а не только книг.

С книгами, впрочем, всё тоже было в порядке. Лавкрафт снова начал писать рассказы: в 1917 году в свет вышли «Склеп» и «Дагон», потом — «Воспоминание о докторе Сэмюэле Джонсоне», «Полярис», «За стеной сна», «Перевоплощение Хуана Ромеро»… Мучившие его в детстве кошмары Лавкрафт переплавлял в фантастические истории — благо недостатка в материале не было.

Бульварное чтиво

Палп-журналы (от слова pulp — целлюлозная масса из вторсырья и выработанная из неё дешёвая бумага), при всём пренебрежении к ним интеллектуалов, выполняли важную функцию. Они давали возможность почитать литературу — пусть и не лучшую — тем, кто не мог за неё дорого платить. Рабочим и служащим на грошовой зарплате, которым хотелось отдохнуть после работы. Детям и подросткам, у которых денег было и того меньше, а пища для воображения требовалась. Или просто людям, которым предстояло далеко ехать или долго ждать.

Первым американским палп-журналом стал The Argosy («Купеческое судно»): он начал выходить 2 декабря 1882 года и продержался аж до 1978-го. Сперва он назывался Golden Argosy, был ориентирован на детей, выходил раз в неделю и стоил пять центов, но вскоре стало ясно, что такая политика не окупается. С 1894 года журнал стал ежемесячным и десятицентовым и начал публиковать детективы, мистику, вестерны, готику, истории про путешественников, пиратов, золотоискателей… То, что надо, чтобы отвлечься и развлечься.

За The Argosy потянулись The Popular Magazine, Adventure, All-Story, Blue Book, Top-Notch, Short Story, Cavalier… В начале XX века счёт журналов шёл на десятки — и они меняли (и формировали) массовую культуру.

Общение с людьми — писательские конференции, встречи с коллегами и читателями, обильная переписка — помогло Лавкрафту перенести ещё один удар. В 1919 году, после долгих лет депрессии, резко ухудшилось состояние его матери. Сару Лавкрафт госпитализировали в тот же Butler Hospital, где безуспешно лечили её мужа. Состояние её было, впрочем, получше — она хотя бы могла писать письма, и продолжала поддерживать отношения с сыном до самой смерти в 1921 году.

Сложно сказать, что случилось бы с Лавкрафтом — смерть матери он переживал тяжело, — не будь у него отдушины в виде писательских мероприятий, где его ждали. Через пару недель он уже поехал в Бостон на конференцию журналистов-любителей — и там познакомился с Соней Хафт Грин. Успешная владелица шляпного магазина, self-made woman, овдовевшая пять лет назад после неудачного брака, она была ещё и палп-писателем, издателем-любителем и спонсором нескольких фэнзинов. Общие интересы сблизили Говарда и Соню, и 3 марта 1924 года они поженились.

Соня Грин — урождённая Шафиркина, дочь Симона и Рахиль Шафиркиных из города Ичня Черниговской губернии — по происхождению своему вроде бы не попадала в категорию «правильных», «своих», столь важную для Лавкрафта — по крайней мере, если судить по его произведениям. Но, когда схлёстываются теории и реальная жизнь, чаще всего, теории проигрывают. Знакомство с умной и очаровательной дамой заставило Говарда позабыть о своих воззрениях… правда, лишь на время.

Свои не-свои

Как правило, когда речь идёт о ксенофобии, можно чётко её определить. Например, вот этот человек — антисемит. Или белый расист. Или чёрный…

С Лавкрафтом не так. Его ксенофобия не сковывала себя рамками — чего уж мелочиться? Индейцы, эскимосы, негры, египтяне, индусы — все, вот буквально все они с помощью своих кошмарных ритуалов собираются уничтожить цивилизацию, человечество и Землю!

В настольной игре «Ужас Аркхэма» можно взять в союзники местного ксендза Иваницкого

Впрочем, были один зарубежный народ, который не попал для писателя в категорию «чужих». Это… поляки! Бурная история и экономические проблемы Польши в XIX веке привели к массовой эмиграции за рубеж. Много представителей польской диаспоры было и в Новой Англии. Привычные с детства поляки трепетную душу Говарда Филлипса не смущали. Из чего можно сделать не особо оригинальный вывод «больше знаешь — меньше боишься».

Туда и обратно

Джилмен поселился в древнем Аркхэме, где, казалось, остановилось время и люди живут одними легендами. Здесь повсюду в немом соперничестве вздымаются к небу островерхие крыши; под ними, на пыльных чердаках, в колониальные времена скрывались от преследований Королевской стражи аркхэмские ведьмы.
Говард Филлипс Лавкрафт «Сны в ведьмином доме»

Сперва брак Говарда и Сони был успешен. Молодожёны переехали в Нью-Йорк, где Лавкрафт вошёл в Калем-клуб, группу литераторов и интеллектуалов. Он стал печататься в палп-журнале Weird Tales: редактор Эдвин Бёрд публиковал многие рассказы Лавкрафта, невзирая на критику части читателей. Наконец, Соня занялась здоровьем Говарда — и муж, ранее болезненно худой, благодаря кулинарным талантам супруги поправился.

Дальше дела пошли хуже. Соня уехала в Кливленд, пытаясь улучшить дела своей фирмы, — но банк, где она держала сбережения, разорился, и фирма обанкротилась. Вдобавок она ещё и заболела — так что финансово обеспечивать семью, по идее, должен был Говард. А у него не было привычки к систематической работе, да и профессиональных навыков не хватало.

Лавкрафт мог отвергать даже выгодные предложения работы, если они были связаны с неудобством для него. Так, ему предложили работу редактора в Weird Tales — но для этого надо было переехать в Чикаго. «Только представьте, в какую трагедию вылился бы этот переезд для старой развалины вроде меня», — скорбно ответил 34-летний Говард.

Пока больная Соня ездила по Штатам, пытаясь заработать, Лавкрафт обретался в Нью-Йорке, с каждым днём всё более недовольный этим городом. Он жил на деньги, что ухитрялась пересылать ему жена, и был вынужден переехать в квартиру на Клинтон-стрит в Бруклине, где было много эмигрантов, принадлежавших к разным народам и расам, — это бесило Говарда и приводило его в ужас. Именно там он начал писать «Зов Ктулху» — знаменитый рассказ о жестоком божестве, которому поклоняются отвратительные сектанты и которое насылает смертельные кошмары на людей (да и просто жрёт их).

Ктулху в исполнении художника Danilo Neira (Creative Commons)

Лавкрафт оценивал рассказ о Ктулху как средний, а редактор Weird Tales (им к тому времени стал Фернсворт Райт) поначалу и вовсе отверг его — и опубликовал только когда один из друзей Лавкрафта солгал, что Говард отошлёт произведение в другой журнал. Зато «Зов Ктулху» очень любил автор «Конана» Роберт Говард:

Шедевр, который, я уверен, будет жить в качестве одного из высших достижений литературы… Лавкрафт занимает уникальное положение в литературном мире; он захватил, во всех отношениях, миры за пределами нашего ничтожного кругозора.

Надо признать: хотя бы в рамках жанра ужасов Говард оказался прав. Лавкрафт соединил готический ужас и научную фантастику и создал мир, полный немыслимых чудищ. И это далеко не только Ктулху.

Долго такой жизни Лавкрафт не выдержал — и вернулся в родной Провиденс. Брак его, по сути, тихо распался, но до официального развода так и не дошло. С Соней он больше не виделся *. А Провиденс — вместе с соседним Салемом — стал прототипом Аркхэма, самого известного города из творчества Лавкрафта.

После долгих злоключений Соня Грин уехала в Калифорнию, там в очередной раз вышла замуж — за доктора Дэвиса из Лос-Анджелеса (причём Лавкрафт ещё был жив, что вообще-то делало новый брак недействительным), потом опять овдовела. Написала мемуары «Частная жизнь Лавкрафта» — уже как Соня Дэвис. Прожила долгую и успешную жизнь — и умерла в возрасте 89 лет.

Следующие несколько лет стали самыми плодотворными для Лавкрафта. Он много путешествовал (в основном по Новой Англии, но не только — ещё ездил в Квебек, Филадельфию, Чарльстон, Сент-Августин), набирался впечатлений — и, конечно, писал.

Его работы этого времени называют «старшими текстами Лавкрафта»: к ним относятся романы «Хребты безумия», «Тень над Иннсмутом» и «Случай Чарльза Декстера Варда», рассказы и повести «Цвет из иных миров», «Ужас Данвича», «Серебряный ключ», «Тень из безвременья», «Шепчущий во тьме». Тогда же из-под его пера вышло много статей на самые разные темы: от политики до архитектуры, от экономики до философии. Лавкрафт продолжал обширную переписку и со старыми друзьями, вроде Роберта Блоха, и с молодыми авторами, такими, как Август Дерлет и Фриц Лейбер.

Рождественская открытка, подписанная Лавкрафтом. Ну, как подписанная…

По оценке его биографа Лайона Спрэг де Кампа, Лавкрафт за всю жизнь написал около 100 тысяч писем (из которых сохранилась лишь пятая часть). Если это так, он поставил абсолютный рекорд среди всех людей, когда-либо живших на Земле. Другие биографы считают, что данные де Кампа завышены и Лавкрафт написал около 30 тысяч писем. Но даже это число помещает его на втором месте — после Вольтера.

Увы финансовые дела писателя становились всё хуже. Публиковался он мало и редко, наследство, на которое он жил, закончилось. Лавкрафту пришлось переехать в небольшой дом к одной из своих тёток. Проблемы со здоровьем, вызванные голоданием (так он пытался сэкономить деньги на бумагу и конверты для переписки), усугубились депрессией, в которую Лавкрафт впал после самоубийства его близкого друга Роберта Говарда.

В начале 1937 года врачи диагностировали у него рак кишечника — уже развившийся до состояния, с которым медицина ничего поделать не могла. 15 марта 1937 года Лавкрафта не стало.

Могильная плита Лавкрафта, поставленная благодаря его поклонникам

Сперва отдельного надгробия у Лавкрафта не было — его имя и фамилия были написаны на родительском памятнике. Но, когда его произведения стали популярны, поклонникам показалось этого мало. Они собрали деньги и в 1977 году установили отдельное надгробие для любимого писателя.

На нём, кроме имени и двух дат, написана фраза I am Providence (это не самоэпитафия, а просто цитата из одного его письма). Такая игра слов означает одновременно и «Я Провиденс», и «Я провидение», «Я промысел божий». Изящно, пафосно и с налётом таинственности — как раз то, чего мы и ожидали бы от Лавкрафта.

Могильная плита Лавкрафта, поставленная благодаря его поклонникам

Жизнь после смерти

Обычно на смерти человека его биография и заканчивается. Будь это так с Лавкрафтом, вряд ли мы помнили бы палп-автора 1920–1930-х годов. Тысячи их. И прижизненно опубликованная книга («Тень над Иннсмутом» вышла в 1936 году в Пенсильвании) вряд ли изменила бы ситуацию.

Но когда до литературного наследства Лавкрафта добрались душеприказчики и биографы, расклад изменился кардинально. В первую очередь благодаря Августу Дерлету — среднего уровня фантасту, но гениальному рекламщику и книгоиздателю. Он создал в 1939 году издательство Arkham House специально для публикаций лавкрафтовских произведений — редчайший случай в этой отрасли.

Дерлет, горячий поклонник Лавкрафта, помогал изданию его произведений и при жизни. Но ему мешал сам Лавкрафт: отказывался предоставлять написанное, заявлял, что он-де как автор себя изжил, и так далее. Зато когда Дерлет был допущен к посмертным архивам без ограничений, всё завертелось — и до сих пор, хотя прошло уже восемьдесят лет, продолжает набирать обороты.

Опубликовано было, кажется, вообще всё, что написал Лавкрафт и что сохранилось, включая неоконченные произведения, тома писем и межавторские проекты. В этом участвовало не только Arkham House — подтянулись и другие издательства.

По Лавкрафту снято несколько десятков фильмов, начиная с «Заколдованного замка» 1963 года — он же положил начало моде на кроссоверы «Лавкрафт плюс кто-то», в данном случае плюс Эдгар По. Создано порядка пятидесяти компьютерных игр и чуть меньше тридцати — настольных, записан целый ряд рок-опер. А уж количество отдельных песен, фан-арта и фанфиков по Лавкрафту учёту просто не поддаётся. И нет никаких признаков того, что в ближайшее время мы позабудем Ктулху, Аркхэм и плато Лэнг.

Так почему Лавкрафт?

Почему же Лавкрафт, не особо известный при жизни, стал так популярен после смерти? Рискнём предложить вариант ответа — хотя и довольно неприятный для нас. Если коротко — Лавкрафт опередил своё время. Обычно так говорят о научных или других гениальных прозрениях, но тут смысл в другом. Вспомним стандартную схему лавкрафтовских произведений: жили нормально, но сунулись куда не надо или открыли что не надо — и из-за этого в мир ломится чужое зло, такое страшное, что даже и не описать. Мораль: а нечего было соваться и открывать. Знания умножают не только скорбь, но и прямо-таки хтонический ужас.

Мы живём на тихом островке невежества посреди тёмного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далёкие расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своём направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда; однако настанет день, и объединение разрозненных доселе обрывков знания откроет перед нами такие ужасающие виды реальной действительности, что мы либо потеряем рассудок от увиденного, либо постараемся скрыться от этого губительного просветления в покое и безопасности нового средневековья.
Говард Филлипс Лавкрафт «Зов Ктулху»

Ктулху в президенты! (в данном случае Польши)

Для людей конца XX — начала XXI века такой вид хоррора стал настоящим подарком. Потому что — ну, посмотрим на себя честно. Мы запираемся от жизни в домике виртуальной реальности и дистанционного общения. Мы напрягаемся, когда рядом с нами чужие — люди, которые отличаются от нас внешностью, одеждой или религией. Наши деньги тратятся на то, чтобы отгородиться от остального человечества, а не на исследования космоса, — но мы и не возражаем. Мы с энтузиазмом распространяем страшилки про ГМО, пьём фуфломицины и заряженную воду. А вспомните конец света по календарю майя — сколько представителей просвещённого человечества верило в это «тайное знаньице», которое прекрасно бы смотрелось под одной обложкой с рассказами про Йог-сотота, Дагона и Ньярлатотепа!

Всё это выглядит жалко. А чтобы облагородить страх перед очередной синтезированной плесенью или овечкой Долли, нужен пафос, чем больше, тем лучше. Вот уж что Лавкрафт нам отсыпал щедрой рукой! «Чудовищные божества, способные уничтожить мироздание, и их внушающие трепет и отвращение культы» — это ведь звучит намного лучше, чем «я боюсь Васю и генномодифицированную кукурузу». Не так стыдно.

Спасибо, Говард. Вы стали хорошим зеркалом для нас. Ну а что отражение могло бы быть и получше — это правда. И с этим как-то разбираться уже нам самим.