О ЧЕМ МОЛЧИТ МЯСНОЙ БОР?

Мясной Бор - так, словно по чьей-то злой иронии, был назван небольшой населенный пункт в Новгородской области, которому судьба уготовила страшную роль - стать кровавой мясорубкой, перемоловшей в 1942 году в ходе Любанской операции многие десятки тысяч жизней и судеб советских солдат 2-й ударной армии Волховского фронта. Этот эпизод, своего рода изнанки истории Великой Отечественной войны у нас не любят вспоминать.
Сколько ошибок совершили, пока не научились бить врага. Сколько людей при этом полегло? Что претерпели, пока осилили эту науку. До сих пор генофонд нации не можем восстановить после этих "любой ценой". И уж совсем издевательски звучат ворошиловские слова о войне "малой кровью на чужой территории". Была другая война.
В России много мест, щедро политых солдатской кровью, которые мы почитаем и на праздники проводим митинги возле мемориальных комплексов. Но Мясной Бор не такое место. Здесь из-за просчётов военно-политического руководства попали в ловушку - были окружены и уничтожены многие тысячи воинов второй ударной армии. Они храбро сражались и погибали, но были незаслуженно забыты и вдобавок оклеветаны. Поражение всегда сирота, тем более катастрофа такого масштаба. То, что произошло в новгородских болотах, современные историки называют предательством своих солдат верховным командованием, потерявшим интерес к этой операции и практически отказавшимся от попыток спасти окружённую армию, прекратившим доставку в "котёл" продовольствия и медикаментов.
Только предательством можно назвать преступное безразличие главных виновников этого провала, каковыми сейчас некоторые считают командование фронта, представителей Ставки Ворошилова, Маленкова, Мехлиса и самого Верховного главнокомандующего Сталина. Конечно легко мнить себя стратегом, видя бой со стороны, однако многие сходятся в том, что армию можно было спасти в марте 1942 года, выведя людей и технику по зимнику к "бутылочному горлу", т.е. к Мясному Бору.

Сама поспешность начала операции и крайняя медлительность при принятии мер к спасению наталкивают на мысль о том, что армия была принесена в жертву, чтобы хоть чуточку ослабить давление немцев на Ленинград. Изучая военно-историческую литературу, сложно натолкнуться на свидетельства, объективно проливающие свет на те события.
Советской военной науке достоверные сведения об операции были не нужны. Считается, что часть архивных материалов была просто уничтожена и, как говорится, "концы в воду".
Другая часть по-прежнему недоступна даже историкам. Про трагедию в Мясном Бору стали говорить открыто лишь последние 10-15 лет, но и то, что говорилось и писалось, на мой взгляд, не в полной мере отразило всего трагизма происшедшего. Видимо, правда то, что трагедией является смерть одного конкретного человека, гибель же десятков, сотен тысяч и миллионов - лишь статистика.
Несколько лет назад, увидев на любительских фотографиях, сделанных поисковиками в Мясном Бору, громадные кучи солдатских костей и ознакомившись с воспоминаниями чудом уцелевших в тех боях солдат и офицеров, лично я по-иному стал ощущать трагизм, величие подвига и величайшее терпение и жертвенность наших воинов, нашего простого народа.

Леса и болота Новгородской области - гиблые места сами по себе. А когда в болотах, на опушках леса, на просёлках белеет множество человеческих костей, то и вовсе становятся жуткими. Хочется воскликнуть: "О поле-поле кто тебя усеял мёртвыми костями?". Усеяны эти места в основном костями советских солдат и офицеров Второй ударной армии Волховского фронта.
Поисковики говорят, что есть здесь останки и немцев и испанцев... Но в подавляющем большинстве это наши. Члены поисковой экспедиции "Долина", занимающиеся здесь поиском и перезахоронением останков, отмечают, что "сама обстановка гиблого болота, напичканного трупами создаёт в этих местах непростую обстановку.
Многие поисковики неоднократно обращали внимание на то, что в местах массового нахождения убитых не селятся и не появляются птицы, а лес в Мясном Бору страшный и мистический, словно неупокоенные души погибших продолжают свою войну". А ещё говорят, что это одно из немногих мест в России, где можно ощутить хрономиражи.

По положению тел, по воронкам от мин и снарядов можно восстановить картину боя. Летом 42-го здесь на пригорке засел со своим "машиненгевером" немецкий пулемётчик и выкосил не меньше полувзвода советской пехоты, наступавшей от шоссе. Все они остались лежать здесь в тех позах, в которых их застигла смерть. А вот их убийца рядом с ржавым пулемётом MG лежит в россыпи изъеденных коррозией гильз. Сквозь его скелет проросла тощая осина..."
Несколько десятилетий после войны всё, некогда происходящее здесь, было окружено стеной молчания. Мёртвые, как известно, безмолвствуют, а живые всё это время боялись даже признаться, что воевали во Второй ударной под Мясным Бором.
И вообще, всё, что здесь произошло - произошло не в эту войну, а в какую-то другую о которой не говорится в учебниках истории, о которой молчат Мясной Бор, Харьков, Вязьма и Крым, ставшие в 1942 году местами трагедий и катастроф из-за просчётов Ставки, т.е. Сталина при планировании всей зимней кампании сорок второго года: нереальности сроков, необеспеченности людьми, распыления стратегических резервов... Из-за этих просчётов немцы смогли прорваться к Сталинграду и на Кавказ.
Но всё это происходило в каком-то другом измерении и к войне и к победе в ней не имеющие отношения, а потому и выброшенные из официальной военной хроники. Поэтому работы по поиску и захоронению начались энтузиастами своими средствами, без особого афиширования лишь в конце 80-х годов.
В 1988 году поисковиками были перезахоронены 3,5 тысячи человек, в 1989 году - 3,4 тысячи. Всего до мая 1995 года было вынесено и захоронено около 18 тысяч человек.
Во время ежегодных поисковых работ захоранивались по 600-800 останков. Работа поисковиками ведётся постоянно, появляются новые братские могилы, возвращаются солдатские имена. Но это лишь самая малая часть тех, кто продолжает лежать в здешних лесах и болотах.

Заняв 8 сентября Шлиссельбург, противник установил сухопутную блокаду Ленинграда. Обладая более чем полуторным превосходством в танках и авиации и небольшим превосходством в численности личного состава, немцы силами 11 дивизий (в т.ч. 2 танковые и 1 моторизованная) совершали настойчивые попытки наступления на город, которые частично увенчались успехом - был занят ряд пригородов и осуществлён выход к финскому заливу в районе Урицка (Лигово).
Лишь титаническими усилиями и ценой немалых жертв (потери составили 116 тысяч человек, 65 из которых - безвозвратные) враг был остановлен и перешёл к обороне.
Над городом нависла угроза голода и гибели в условиях полной блокады и окружения. Поздней осенью 1941 года по приказу Ставки осуществлялись безуспешные попытки прорыва блокады. Снабжение города и войск были возможны лишь по льду Ладожского озера.
Однако этого было совсем недостаточно. Город задыхался в железных блокадных тисках. 16 октября противник начал наступление в направлении Тихвина с целью прорыва к реке Свирь для соединения с финскими войсками восточнее северо-восточнее Онежского озера и станции Войбокало для выхода на южное побережье Ладоги.
В случае успеха немцев Ленинград был бы полностью окружён и отрезан от страны. Части немецкого "Вермахта" заняли Тихвин 8 ноября ценой больших потерь. Однако, через месяц, 9 декабря 1941 года после упорных боев нашим войскам удалось освободить этот город, что позволило организовать перевозку продовольствия и грузов на восточный берег Ладожского озера наиболее коротким путем.
Контрнаступление под Тихвином сорвало планы фашистов замкнуть второе блокадное кольцо и полностью изолировать город. В разгар контрнаступления в целях объединения войск Красной Армии, действовавших восточнее реки Волхов, был образован Волховский фронт под командованием генерала Кирилла Афанасьевича Мерецкова.
Для развития успеха тихвинского контрнаступления Верховное Главнокомандование приняло решение осуществить в январе 1942 года еще одну операцию по прорыву вражеской блокады силами Ленинградского, Волховского и частью Северо-Западного фронтов при содействии Балтийского флота.
Это решение было принято Ставкой под впечатлением победы под Москвой. Как свидетельствуют историки, воспрявший духом Сталин, поставил задачу в течение 1942 года разгромить и изгнать врага со всей территории СССР.
Он торопил военное руководство с развёртыванием новых наступательных операций. Одной из них должна была стать операция по деблокаде Ленинграда. По плану операция имела целью прорвать оборону противника по реке Волхов, выйти в район города Любань, повернуть на запад и совместно с Ленинградским и правым флангом Северо-Западного фронта окружить войска немецкой группы армий "Север" и уничтожить их.
Сама по себе задача прорыва блокады и освобождения от неё города была неоспоримой. Однако то, как она готовилась, уже заранее обрекало её на провал и большие человеческие жертвы. О нереальности сроков подготовки операции, об абсолютно неподготовленном и неорганизованном тыловом обеспечении вновь образованного фронта, об отсутствии коммуникаций для подвоза боеприпасов и продовольствия, почти полного отсутствия средств ПВО и связи, складов, авиационной и артиллерийской поддержки и многом другом Верховный не желал слышать.
Вместо решения перечисленных проблем, Сталин в виде помощи прислал на Волховский фронт своих приближённых - Ворошилова, Маленкова, Мехлиса. С их именами связан ряд провалов первого этапа войны и на других фронтах. А о полководческих способностях нужно говорить отдельно
Единого мощного удара не получилось потому, что из четырёх армий, входящих в состав Волховского фронта, две (4-я и 52-я) имели большой некомплект, а ещё две (59-я и 2-я ударная) находились ещё в эшелонах и только двигались к фронту.

54-я армия, которая по замыслу должна была взаимодействовать с Волховским фронтом, подчинялась Ленинградскому фронту, несмотря на то, что была в значительном отрыве от него и, как считают военные историки, было бы логичнее, если бы она вошла в состав именно Волховского фронта, что облегчило бы организацию взаимодействия её с другими армиями и упростило бы управление. Однако этого не произошло из-за амбиций командующего Ленфронтом генерала Хозина.
Армия стала предметом всяческих интриг между руководством двух фронтов, что пошло далеко не на пользу делу. Сама же армия состояла в основном из блокадников, вывезенных по льду Ладоги из Ленинграда и испытывавшая нехватку в продовольствии, зимней одежде, фураже, транспорте, автоматическом оружии... Была измотана оборонительными боями. Ставка не организовала взаимодействия фронтов.
Зима стояла на редкость суровая, а в сочетании с влажным климатом, как вспоминают ветераны, одежда сначала быстро сырела, потом застывала и превращалась в негнущийся футляр, будто из камня. Наступать предстояло в сильно заснеженной лесисто-болотистой местности, при отсутствии дорог.
Первой из блокадного кольца перешла в наступление в направлении Тосно 55-я армия Ленинградского фронта. Но вскоре стало ясно, что шатающихся от недоедания солдат бессмысленно гнать на убой на немецкие дзоты.
В первых числах января с востока по направлению к Любани начала наступать 54-я армия. Как уже отмечалось, она в большинстве своём была укомплектована из блокадников.
Этой армии боеприпасов хватило на несколько дней боёв. Уже к 17 января израсходовав боезапас, армия остановилась. К Любани она смогла выйти только через три месяца - в марте, преодолев с боями около 20 километров и потеряв почти весь свой личный состав. "Штабеля трупов у железной дороги выглядели как заснеженные холмы", вспоминают участники тех событий. 7 января, в назначенный день в наступление перешёл Волховский фронт, начав таким образом "одну из самых трагических операций войны" - Любанскую, продолжавшуюся до 30 апреля. (С мая и до середины июля осуществлялись запоздалые попытки прорыва из окружения остатков обречённой армии. Последние из немногочисленных оставшихся в живых и не попавших в плен окруженцев выходили на других участках фронта вплоть до самой осени 1942 г.).
В наступление перешли недоукомплектованные, не обеспеченные материальными средствами 4-я и 52-я армии, так и не дождавшиеся прибытия эшелонов других армий. Плохо подготовленное наступление захлебнулось через три дня ещё и потому, что не была разведана линия обороны немцев, и их невыявленная артиллерия нанесла серьёзный урон наступающим, "превратив их в кровавую кашу".
Немецкая же оборона была глубоко эшелонирована, и подготовлена в инженерном отношении, оснащена фугасными минными полями. Разгромить предстояло пехотные и моторизованные корпуса, танковые дивизии 16-й и 18-й армий, имевшие свежие резервы, поддерживаемые авиацией и артиллерией.
Из-за неудачного начала, операция была остановлена и отложена на несколько дней. Общая численность войск, принявших участие в этом наступлении составила 325700 человек. (С 7 января по 30 апреля, т.е. в ходе наступления потери этой группировки составили: убитыми - 95064 чел. и 213303 раненых, больных и обмороженных).
Прибывшие в пешем порядке на фронт сибирские дивизии были полностью укомплектованы людьми, но не имели твёрдых навыков в боевой подготовке - в тактических приёмах и в обращении с оружием. В лыжных батальонах не все умели стоять на лыжах, некоторые впервые оказались в лесу и из боязни потеряться путали боевые порядки. Призванные из запаса офицеры старой армии удивлялись слабой работе командиров и штабов. Полное отсутствие механизированной тяги компенсировалось солдатским горбом.
Утром 13 января силы Волховского фронта вновь перешли в наступление при поддержке миномётов, трёх артполков и лёгких танков. К этому времени в 59-й армии, считавшейся самой сильной, несмотря на то, что половина её соединений, ранее участвовавших в боях, была ослаблена, были развёрнуты пять дивизий, а ещё три находились в пути. В четвёртой армии в дивизиях насчитывалось по 3,5-4 тысячи человек.
Дивизии 52-й армии имели большой некомплект в личном составе, нехватку в артиллерии, миномётах и автоматическом оружии. Во 2-й ударной в исходном положении к началу наступления находилось немногим более половины соединений - одна стрелковая дивизия и семь стрелковых бригад. Всё вместе равнялось по численности стрелковому корпусу.
В частях недоставало миномётов, боеприпасов, обычного стрелкового оружия, оптических приборов, средств связи, передков для орудий и т.д. На каждую пушку имелось по 25% от положенного боекомплекта.
Танков в тот момент не имелось, как и в 52-й армии совсем.
В резерве фронта были две очень ослабленные кавалерийские дивизии и четыре лыжных батальона. Второго эшелона фронт не имел. Отсутствовал автотранспорт, снабжение осуществлялось неудовлетворительно.
В небе безраздельно господствовала вражеская авиация. Действия фронтов и даже армий на одном фронте были согласованы плохо, а то и вообще не согласованы во времени.
Тем не менее, наступление всё равно началось, и главная роль в нём отводилась 2-й ударной армии под командованием генерала Н.К. Клыкова.
После двухдневных кровопролитных боёв, 15 января, командующие 2УА и 52-й армией были вынуждены ввести в бой вторые эшелоны армий, а 17 января 2 УА сумела прорвать первый оборонительный рубеж немцев.
В образовавшуюся брешь был брошен недавно сформированный 13-й кавалерийский корпус. Войска продвинулись в глубину на 10-15 км и начали расширять плацдарм....

Одна из дивизий, которой предстояло участвовать на острие боевых действий 2 УА и которую, в числе других с нетерпением ждали на Волховском фронте, была в сжатые сроки сформирована в Красноярском Крае на станции Заозёрная и эшелонами отправлена на запад. Бойцы не знали куда именно их везут. "Может на Карельский?" - гадали они.
Дивизию выгрузили в Череповце и пешим порядком погнали в сторону Белозерска. Не ведая, что им предстоит, молодёжь шутила, гляда на безрадостные картины вологодчины, что, мол, если бы сказали выбирать - идти на фронт или остаться жить здесь, то ни за что бы ни остались.
Такой скудной по сравнению с сибирской им показалась природа российского севера. Зима уже полноправно начала вступать в свои права, а сибирсая дивизия всё продолжала свой путь.
Вскоре им приказали от Белозерска через Кириллов отправиться в Вологду, а оттуда в товарняках под Тихвин на разъезд Большой Двор. Позднее стало известно, что в случае успеха под Тихвином немцы планировали удары на Вологодском и Ярославском направлениях.
За Тихвин шли тяжелые бои, но, несмотря на это, дивизию оставили в резерве, передавая по очереди в 54-ю, 59-ю и, наконец, во 2-ю ударную армии. Сибиряки двигались в направлении станции Будогощь во втором эшелоне наступающих войск.
Приходилось постоянно перемещаться то вправо, то влево от основного направления - шли туда, где противник оказывал особенно сильное сопротивление. Отдыхали и спали только в лесах. Немцы, отступая, уничтожали все. Были сожжены дотла многие деревни.
Деревья и те были все изранены. Из-за отсутствия кормов лошади обессиливали, падали. Их приходилось оставлять. К юго-западу от Тихвина на пути попадалось много немецких трупов.

Некоторые из них висели на деревьях, заброшенные туда взрывами снарядов. Подводы, груженные имуществом и продовольствием, двигались по дороге, по набитой колее. "Один из повозочных выехал из колеи, - вспоминал бывший командир штабного взвода роты связи 1267-го стрелкового полка лейтенант Иван Никонов, - всего на несколько сантиметров, и сразу же раздался взрыв - сработала мина.
После взрыва не смогли найти ни самого бойца, ни его винтовки. Не оказалось на месте и передней части повозки, а половина лошади, ее передняя часть, какое то время еще продолжала стоять на ногах, трясясь в конвульсиях".
382-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник Г.П. Саккуров, выдвигалась в направлении Грузино, где получила свое боевое крещение, встретив сильное сопротивление противника и понеся первые серьезные боевые потери.
Стрелковый полк, в составе роты связи которого находился взвод лейтенанта Никонова, двигался вдоль правого берега реки Волхов в направлении Дубцы - Гряды и далее. Немцы закрепились на левом берегу Волхова, создав мощную систему обороны. Предстояло форсировать реку в районе Селищенских казарм.

Январь 1942 года, как уже говорилось, выдался на редкость холодным. Морозы доходили до сорока градусов. Подразделения 1267-го стрелкового полка сосредоточились в вершинах оврагов вдоль берега Волхова для броска на другой берег. Подвезли в бочках водку. Бойцы пили ее прямо из ковша, а к утру, когда поступила команда двинуться в наступление, на земле так и остались лежать несколько тел окоченевших с похмелья бойцов.
Первая же атака сибиряков увенчалась успехом. Немцы открыли огонь, но удерживали позиции недолго, дрогнули и побежали. Оказалось, что у них на берегу были оборудованы лишь ячейки из снега. Воодушевленные первым успехом подразделения двинулись дальше, к Спасской Полисти, по пути захватывая пленных. Спасская Полисть - железнодорожная станция на линии Новгород - Волхов - Тихвин - Ленинград, а также тракт шоссейных дорог.
Дома и надворные постройки стояли ровной улицей, около них огороды. Возле огородов - речка Полисть. Возле нее, у шоссе, водокачка, дальше - поля и сенокосные угодья. Вся местность видна как на ладони.
Здесь на линии железной и шоссейной дорог противник закрепился основательно. В самой Спасской Полисти с немецкой дотошностью каждый дом был переоборудован в ДОТ. В избах на пол были положены прокладки из бревен. Их засыпали землей из подпольной ямы, делая, таким образом, несколько рядов. Из подпольных окошек делали амбразуры. Такие сооружения не пробивались ни ружейно-пулеметным, ни минометным, ни даже артиллерийским огнем.
Метрах в двухстах от переднего края противника Никонов с бойцами разгребли снег и поставили палатку для командира полка. Впереди боевых порядков пехоты вырыли ямку для НП, провели туда телефон. Полк готовился к наступлению...
После чахлой и малоэффективной артподготовки началась атака.
Шли врассыпную по открытой местности.Связисты двигались вместе с пехотой. Противник открыл огонь из всех видов оружия. Автоматные и пулеметные очереди заглушались минометным и артиллерийским огнем. Немецкие самолеты летали на малых высотах, их летчики нашли себе забаву, как в тире, расстреливать наших бойцов из пулеметов. И - бомбили. Все взлетало вверх, заволакивало снежной пылью и землей. Не было видно ничего.
Падали мертвые, раненые и живые. Вместо того чтобы прятаться в воронках от снарядов, некоторые необученные бойцы в растерянности метались по полю и погибали. Бойцы ползли вперед и стреляли. Заканчивались патроны.
Многие залегли в воронках. После такого огня командирам трудно было понять, сколько людей осталось в живых. Пришлось лежать до ночи, а потом ползать и проверять, кто жив, а кто убит или замерз. Понеся большие потери, полк прекратил наступление.
Оставшиеся в живых под покровом темноты отошли далеко за исходные позиции, к кухням. (Во время наступления бойцы пищи не получали, кухни не подходили близко к переднему краю. Если немцы их замечали, то сразу же уничтожали артогнем).

Буквально на следующий день состав полка пополнился маршевыми ротами и батальонами - только что прибывшими на фронт необстрелянными бойцами. Всем выдали по 1 - 2 обоймы патронов (10-20 шт.) - и снова в атаку.
Патроны быстро кончались, и их приходилось брать у убитых и раненых в ходе боя. С первых же дней Никонов понял, что нужно держаться ближе к немцам. Стоит лишь чуть отойти дальше, как их артиллерийский и минометный огонь уничтожает все живое, а по местности, расположенной в опасной близости к своим позициям, они не стреляли.
В очередной атаке лейтенант немного не угадал - не нашел поблизости подходящей воронки и упал в снег. Когда начал нагребать перед собой сугроб, немец заметил его и начал стрелять. Две пули, пробив снег, попали в шапку, но не пробили ее, а только застряли. Пришлось подгребать еще. Ситуация сложилась неприятная - патронов нет, немец держит под прицелом, не давая высунуться, а не то, что отползти. Так Иван Дмитриевич и пролежал до темноты. Чуть не замерз. Лишь ночью удалось выскользнуть из этой западни.
После очередной неудачной попытки наступления людей в полку осталось совсем мало. Пришлось отойти на исходные позиции. А утром немцы сами пошли в наступление. Стоящий у командирской палатки боец закричал: "Немцы!". Все сонные повыскакивали из-под плащ-палаток, когда немцы были уже метрах в тридцати и открыли огонь. Наступающие залегли. В этот момент подбежал ротный и приказал Никонову взять бойцов и бежать на правый фланг, где немцы наступали особенно активно. Иван Дмитриевич взял с собой пятерых и побежал, по пути потеряв двоих - одного из бойцов убило, другого ранило в живот.
Немцы уже обошли нас с фланга, - вспоминал Иван Дмитриевич. - Я стал отстреливаться, подбежал с ручным пулеметом младший лейтенант Григорьев и начал стрелять в самую гущу фашистов. Часть немцев была уничтожена, а другие отвернули в сторону и ушли в глубь обороны полка".

Прибежавший связной передал приказ Григорьеву явиться с пулеметом к командиру полка. Никонов остался один - без приказа не решаясь оставить позицию. Он залег в воронке, впереди которой росли небольшие кустики, когда увидел, что с немецкой стороны через редкий лесочек прямо на него идут человек 10-12 фрицев.
Подпустив их метров на 50, он начал стрелять. Часть немцев залегла, а остальные так и остались стоять, не понимая, откуда по ним ведется огонь. Воронки из-за кустиков видно не было, тогда, как сами немцы были как на ладони. В результате Никонову удалось уничтожить всю группу.
Еще два раза немцы пытались пройти в этом месте, и оба раза лейтенант их расстреливал со своей невидимой позиции. Никонов насчитал потом 23 убитых фашиста.
Ночью движение прекратилось, и Иван Дмитриевич отправился искать своих. В том месте, где была их палатка, он увидел убитыми бойцов своего взвода Селезнева, Симоненко, Швырева, Авдюкова и других. Присел рядом с погибшими товарищами, попрощался и снова пошел на поиски живых. Из соседнего леска ударила очередь. Пуля продырявила шинель, но самого его не задела. Автоматы тогда были в основном только у немцев, потому туда он не пошел. Услышал, как вдалеке ударила "катюша". По звуку Никонов понял, что снаряды будут падать где-то рядом.
Только успел залечь в ложбинку, как они начали рваться недалеко от него. По кому велся огонь было не понятно, потому что, кроме него, никого в этом месте не было. Снаряды легли с недолетом. Ударил второй залп БМ-13. Снаряды разорвались еще глубже в нашем тылу...

Никонову удалось найти своих в лесу, почти в двух километрах от Спасской Полисти. Там находилась небольшая группа уцелевших бойцов и командиров - человек десять, среди них был и командир полка. Лейтенант доложил ему обо всём, что произошло, об уничтоженных им немцах и о том, что сейчас противника на оставленных позициях нет. Командир не поверил, послал с Никоновым вместе помощника начальника штаба проверить еще раз, а ещё одного бойца отправил считать убитых Иваном Дмитриевичем немцев. Информация о том, что немцев на позициях нет, подтвердилась, а вернувшийся боец, побоявшись подойти близко, издали насчитал лишь около десятка трупов. Ивана Дмитриевича сочли хвастуном.
Немцы контратаковали по двум направлениям. Им удалось продвинуться на 1,5 - 2 километра в наш тыл и обойти оборонявшихся. Потому решили в лесу не ночевать, а вернуться на оставленные утром позиции. Придя на них, первым делом собрали в одно место всех своих раненых, а в другое - большую часть убитых. Недосчитались командира роты Останина, политрука Зырянова и многих других. Командовать ротой назначили командира взвода коммуниста лейтенанта Маликова...
Утраченное положение удалось восстановить, после чего бои за Спасскую Полисть продолжали всё по той же схеме. В обескровленный полк дали пополнение. В эшелоне из Средней Азии привезли казахов и узбеков. Большинство из них были пожилыми верующими людьми. Они были почти совсем не обучены и тяжело переносили мороз. Когда кого-то из них убивали, а это случалось часто, остальные собирались вокруг него и что-то по-своему бормотали. Немцы это замечали и накрывали собравшихся минометным огнем. Если же кто-то из них получал ранение, его несли в санчасть целой толпой. Передний край в этот момент пустел.
Затем на смену им пришли три молодежных батальона. Ребятам было не более двадцати лет. Пришли строем, все в новеньких белых маскхалатах. Им не дали даже передохнуть - повели в атаку. Через полтора часа никого из них уже не осталось. Пополнение прибывало и сразу отправлялось в бой. Но немец из пулемётов их как косой косил. Полегли все. Перед немецкими позициями всё было изрыто снарядами и устлано кучами трупов, которых убрать было не возможно. Убитые и раненые падали сверху. Раненые тянулись, ползли, но вскоре умирали от ран или замерзали. Живые прятались от огня противника в воронках или за кучами окоченевших на морозе трупов.
Наконец началось масштабное наступление одновременно силами нескольких полков. 1267-й стрелковый полк наступал на левом фланге вдоль шоссе, идущего от Селищенских казарм. Ценой огромных потерь была занята водокачка и отбит один из домов на улице. Бойцы забрались в подпольную яму (погреб), а комполка майор Красуляк, комиссар Ковзун, лейтенант Никонов и с ним телефонист боец Поспеловский разместились в траншее возле дома. Справа от их позиции из укрепленных домов немцы вели сильный пулеметный огонь, буквально не давая поднять головы. Майор Красуляк приказал соединить его с начальником артиллерии полка Давбером. Разговор был примерно таким:
- Видишь, от тебя правее водокачки, дома? - спросил комполка.
- Вижу, - ответил начальник артиллерии.
- Дай по ним огонька, - приказал Красуляк.
Но артиллеристы Давбера нанесли удар не по немцам, а по КНП командира полка. Всех, кто там находился, едва не перебило осколками. Пришлось лежать на дне траншеи, пока длился этот артналет. Немцы, воодушевленные такой помощью, тоже открыли огонь. Выбивать их из укреплений было нечем, кроме винтовок, а ими этого сделать было невозможно.
Когда стемнело, командир полка поручил Никонову следить за обороной, а сам решил отдохнуть. Однако немцы не смирились с захватом дома и открыли по нему огонь зажигательными пулями. Дом загорелся, бойцы, человек семь, выскочили из подвала и побежали. Комполка попытался их остановить криком и даже выстрелил несколько раз из пистолета в их сторону. Двое бойцов покачнулись, но кто-то философски заметил, что перестрелять можно хоть всех - не поможет.
Командир полка принял решение отойти с комиссаром и поручил Никонову и Поспеловскому прикрывать отход. Они отстреливались. Дом разгорелся вовсю, и рядом находиться стало уже невозможно. И уйти нельзя - от огня стало светло, как днем. Было принято решение уходить короткими перебежками возле самых домов-дотов. Поспеловского он так и инструктировал: "Амбразуру проскочишь и ложись. Они не успеют в тебя попасть". Так и стали перебегать возле самых амбразур. Только перебегут - немцы в вдогонку открывают огонь. Да поздно. "Эх, гранаты бы. Все точки бы подавили", - с тоской подумал Иван Дмитриевич, но гранат у них не было вообще. Так они и прошли с Поспеловским весь путь и вернулись на свои исходные позиции. В отрытой накануне наступления землянке нашли командира полка. Здесь же был и представитель штаба армии Кравченко (Иван Дмитриевич запомнил его фамилию), который выяснял, сколько осталось людей в полках. В 1267-м их осталось больше всего - 7 человек, а у других - по 5 - 6. Всего на переднем крае осталось 35 человек.
Кравченко приказал Красуляку возглавить эту группу и снова атаковать. После этой атаки не уцелел почти никто, но Никонову опять повезло остаться в живых.
На следующий день привезли пополнение. И снова в бой. Теперь наступали с правой стороны от шоссе, опять заняли водокачку, но силы вновь иссякли. "Почему? - Недоумевали некоторые бойцы - когда мы идём в наступление, на нас обрушивается весь огонь противника: автоматный, пулемётный, миномётный, артиллерийский и авиация расстреливает из пулемётов и бомбит на малых высотах. От такого огня уже в начале атаки почти ни кого не остаётся. Наши же артиллеристы и минометчики, если и ведут огонь из глубины с закрытых огневых позиций. И только тогда, когда пехота продвинется вперёд и закрепится на новом рубеже, они меняют позиции. Такой огонь был не только малоэффективен из-за невозможности быстрого осуществления им манёвра, но, нередко и вреден из-за того, что наносился по своим позициям и из-за плохой связи проходило немало времени, прежде чем ошибка исправлялась".
Командиры полков Красуляк и Дормидонтов выдвинулись на исходные позиции, перешли через мост, стали подниматься на берег, и тут немец дал очередь из пулемета, убив Дормидонтова и ранив в руку Красуляка.

Находясь на НП, Никонов один раз, увидел близко высокое начальство в сопровождении большой свиты. Старший начальник был очень похож на товарища Ворошилова, каким его изображали на портретах, только старше. Начальство долго что-то обсуждало между собой, потом Ворошилов показал рукой на кучи трупов и сказал: "Вот видите, местность здесь открытая, вражеские позиции хорошо укреплены...". И правда, вся местность была у немцев как на ладони и сплошь устлана трупами. Их никто не убирал и не рассматривал. Каждая такая попытка заканчивалась новыми потерями. Вот и истлевали они здесь, считаясь без вести пропавшими. Начальство ушло и наступать в этом месте больше не стали.
А утром на рассвете начался рейд полка левее Спасской Полисти. Два батальона пошли в наступление. Шли как всегда врассыпную. Противник открыл с правого фланга сильный огонь. Потерь опять было много. С большим трудом удалось пересечь шоссейную и железную дороги. Зашли в лес, чтобы сделать небольшой привал. Только стали располагаться, как прозвучал выстрел. Кто стрелял, выяснить не удалось, но почти сразу посыпались снаряды. Появились убитые и раненые. Была предпринята попытка отправить раненых в санчасть, но немцы сразу же отрезали пути отхода, поэтому пришлось вырыть яму и спрятать туда раненых, чтобы не замерзли. Оставив небольшую охрану, двинулись дальше. И опять прозвучал выстрел. Кто-то заметил, что трассирующей пулей выстрелили с растущей рядом большой ели. Приглядевшись, заметили на ней снайпера и открыли по нему огонь. Даже мёртвый, немец не упал вниз. Он был привязан к ветке. По команде начали поспешно отходить, пока не посыпались снаряды. А рваться они стали там, где только что находились бойцы. Пройдя по лесу и повернув к станции, колонна наткнулась на оборону противника. В ходе завязавшегося боя, полк опять понес серьезные потери и израсходовал большую часть оставшихся боеприпасов, выданных на этот рейд всего по две обоймы на брата. Выбить противника со станции не удалось, и пришлось опять отходить. Противник начал преследование. В лесу от него удалось оторваться. Отряд вышел на большую поляну. Никонов шел впереди вместе с командиром полка и помощником начальника штаба по разведке. И снова по ним был открыт автоматный и пулеметный огонь из засады. А с рядом стоящей ели открыл огонь снайпер, но тут же повис на ветвях дерева, срезанный пулей одного из стрелков. Оглядевшись, бойцы стали вести огонь по немецким "кукушкам", прятавшимся и на других деревьях. И опять немецкая артиллерия начала методично уничтожать остатки рейдового отряда прицельным огнем, отрезая ему пути отхода. У противника была хорошо продуманная система огня - всё пристреляно и простреливаемо. По пятам шли немецкие группы преследования. Приходилось долго петлять по лесу, как зайцам, отрываясь от преследователей.
На третьи сутки обессиленные без еды и отдыха люди стали засыпать на ходу. Пришлось поручать более сильным бойцам сталкивать обратно на тропу заснувших на ходу и сбившихся с дороги солдат. Продуктов не было, боеприпасы вышли, обессиленные люди падали и замерзали. Через четверо суток все остановились. Развели костры, возле которых бойцы сразу же стали засыпать. Загоралась одежда, люди обгорали и было приказано костры потушить, обессиленных людей от них оттащить.
На пятые сутки бойцы поголовно падали на снег и многие замерзали. Надежды выжить было мало, и некоторые считали, что это легкая смерть - лечь и не встать, будто уснул навсегда. Ночью на шестые сутки упал и Никонов. Мысленно простился с жизнью и приготовился встретить смерть. Но случилось чудо, будто кому-то было неугодно, чтобы этот, прошедший уже столько опасностей, человек так вот погиб. Из пяти посланных ранее на разведку бойцов двое вернулись живыми. Пожилой боец Зырянов из взвода Никонова поделился со своим командиром добытым где-то сухарем. Кусочек сухаря весом в 4 грамма спас лейтенанту жизнь. Никонов встал и смог идти дальше. Немцы обложили отряд с двух сторон. Пришлось собрать последние патроны для группы прикрытия и уходить. Была холодная ночь. Остаткам полка удалось перейти железную дорогу недалеко от станции. Немцы тоже замерзали, они развели огромный костер и стояли вокруг него, грелись. Из-за яркого огня они не увидели, как метрах в 70 от них без единого выстрела прошли вырвавшиеся теперь уже из окружения бойцы рейдового отряда.
В тылу первым делом побрели за кашей. Каши наварено было на весь списочный состав, а живыми вернулись немногие. Поэтому, по воспоминаниям Ивана Дмитриевича, ели без меры, сколько влезет, по 2 котелка и больше. А боец Гончарук, железнодорожник из Канска, которого называли "тихоповоротным" из-за его больших габаритов и неторопливости движений, съел целое ведро. Все удивлялись, куда же в него столько влезло и думали, что просто так это ему не пройдёт. Но у Гончарука все прошло нормально, без всяких желудочных расстройств. Мечтали о супе, которого, как вспоминал Иван Дмитриевич, не ели с лета 1941 года.
И опять в полку почти не осталось личного состава. 1267 СП отправили на формирование, пополнив тремя маршевыми батальонами. Людьми пополнились и другие подразделения. Засиживаться не дали. Опять двинулись в направлении Спасской Полисти.
Взводу Никонова напополам с минометным подразделением выделили одну подводу. Бойцы, памятуя о голоде, помимо имущества загрузили на неё куски мяса, нарубленные вдоль дороги, от упавших лошадей. Подошедший командир роты хотел, было их отругать, но передумал, понимая, что люди снова идут на смерть и голод. Средств связи в полку было мало - радио- станция, несколько телефонных аппаратов и катушек с кабелем. Даже то, что имелось, было уничтожено при обстрелах под Спасской Полистью. К тому же кабель использовали вместо лучин. Он хорошо горел, хоть и коптил сильно. Но, несмотря ни на что, связь в бою на имевшихся линиях была бесперебойной.

Вопреки ожиданиям, после переформирования полк был направлен не на старые позиции к Спасской Полисти, а левее, к Мясному Бору, где на четырехкилометровом участке был осуществлён прорыв вражеской обороны. В этот прорыв и устремились соединения и части ударной армии навстречу своей гибели.
Войска продвинулись в глубину на 10-15 км и начали расширять плацдарм....
Перейдя железную и шоссейную дороги, первый батальон 1267 СП сумел прорвать оборону немцев в районе Керести, и полк двинулся сначала к Финеву лугу, потом дальше (Под Спасской Полистью и в Мясном Бору воевала не вся 382-я стрелковая дивизия, а два ее полка - 1267-й и 1265-й. 1269 СП оставался возле железнодорожного моста через Волхов под Чудово. Даже часть тыла 1267 СП, в том числе транспортная рота и некоторые другие подразделения, не смогли пройти за Мясной Бор). Противник оказывал сопротивление в основном возле населенных пунктов. Серьезных оборонительных укреплений на этом участке у немцев не было. Поэтому они с боями отходили в глубь обороны, словно засасывая за собой наступающих, но у основания прорыва держали оборону мёртвой хваткой. Наши войска продвигались вперед. За пехотой по глубокому снегу двигалась артиллерия. Из-за узости коридора двигаться приходилось будто в "длинной кишке". То есть, с флангов на расстоянии около 500 метров находились немцы, а впереди в 10-15 км передовые части нашей пехоты. Положительным было то, что бойцам стали, наконец, выдавать сухой паек. Однако в феврале снабжение прекратилось. Выдавали, в лучшем случае, по сухарю на брата в сутки, а то и вообще ничего. По началу можно было найти брошенных обессилевших лошадей и употребить (часто без соли, что вызывало желудочные расстройства) их мясо в пищу. Но вскоре и эта возможность пропала. Начался страшный голод. Продвинувшись уже достаточно далеко вперед, повернули вправо к железной дороге. Эта местность была хорошо укреплена немцами, оказывавшими здесь ожесточенное сопротивление. Из-за недостатка огневых средств и невыгодности позиций 382 стрелковый полк опять начал нести серьёзные потери. Лейтенант Никонов со своими бойцами продвигался в передовых подразделениях наступающей пехоты, обеспечивая командира полка связью с комбатами. В самих стрелковых батальонах связи уже не было. На соединение к наступавшим продвигались части 54-й армии. Уже хорошо была слышна не только канонада, но и ружейно-пулеметная стрельба наступающих частей Ленинградского фронта. Надеялись на скорую встречу...
В промежутке между боями лейтенант Никонов послал одного из бойцов в тыл полка за новым телефонным аппаратом взамен разбитого пулей. Но тот словно пропал. Лишь во второй половине дня Никонову позвонил представитель заградотряда. Он спрашивал, есть ли в роте боец Гончарук и где он сейчас находится? Оказалось, что Гончарука задержали в тылу полка, приняв за шпиона, за то, что он ходил по нашим тылам в немецкой шинели. Незадолго до этого Гончарук спалил свою, заснув у костра, и снял шинель с трупа здоровенного немца, так как сам тоже был внушительных габаритов, а советской шинели таких размеров не нашлось. Через некоторое время Гончарук вернулся, но еще долго обиженно ворчал, что, мол, вот тыловые крысы, сидят там, немцев не видят, так своих хватают. Не верят, что свой. На это Никонов заметил, что не стоит обижаться, могли бы ведь просто взять да расстрелять на всякий случай. А они вот дозвонились и выяснили.
0бмундированием нашим бойцам служили ватный костюм, шинель, валенки и шапка-ушанка с ватным верхом. Такая одежда загоралась как порох, а тушилась трудно, тлела. Когда на переходах, измотанным от голода, холода и недосыпания людям, наконец, удавалось погреться у костра, многие мгновенно засыпали и загорались. Потом, что греха таить, снимали одежду с еще не окоченевших убитых. Думать-то надо было о живых. Правда, иногда случалось и такое, что валенки стаскивали с раненых, но ещё живых бойцов. А если талых трупов не было, то некоторые отрубали или отламывали валенки с ногой и потом снимали их у костра. С такими поступали по разному. Даже убивали. Самосуд был не редкостью.
Вскоре при переходе к станции Глубочка погиб командир роты Маликов, с которым Иван Дмитриевич прибыл на фронт после окончания курсов. Его убил снайпер. Командовать ротой, да и всей связью полка, которой уже почти не осталось, назначили его самого.
К ночи подошли почти вплотную к железной дороге. Любань находилась впереди, правее километрах в шестнадцати. Ночь была очень морозная. Командир полка с комиссаром, чтобы не замёрзнуть, выкопали себе маленькую ячейку и поместились в ней. Никонов почувствовал, что если они тоже не начнут копать яму, то к утру превратятся в ледышки. Поэтому, без лишних уговоров, сам первым взялся за работу. Копал штыком, другого инструмента не было. Остальные сидели и смотрели. Потом подошел пожилой боец Пономарев, стал помогать. Подошли и другие. Остался сидеть один боец Воронов, молодой, крепкий парень, только что окончивший какой-то московский институт. Сидит, мерзнет, сопли текут и превращаются в сосульки. Никонов позвал его: "Помогай, будешь работать - согреешься, потом под палаткой будет теплее". Но тот не стал работать и к утру замерз.
Немец занял хорошо оборудованную позицию по насыпи железной дороги Москва -Ленинград до разъезда Еглино, имея все виды вооружения и достаточное количество боеприпасов. Утром полк без артподготовки был поднят в атаку, которая не имела успеха...

За время январско-февральских боёв, мясновоборский плацдарм превратился в котёл около 200 километров по внутреннему кольцу и узкой горловиной - 3-4 км у Мясного Бора. По берегу Волхова участок прорыва составлял примерно 25 км. По линии соприкосновения противоборствующих сторон постоянно велись активные действия местного значения - наступления, отходы. Командование немецкой армии прилагало все усилия, чтобы не дать нашим войскам возможности расширить участок прорыва у Мясного Бора потому, что, как вспоминал после войны один из немецких участников битвы полковник Хольман: "исход боя решался не в глубине территории у острия наступательных клиньев противника, врезавшихся далеко в наши тылы, какими бы угрожающими они не выглядели на карте, а на месте прорыва Волхова и у шоссе Новгород-Чудово, то есть у населённых пунктов Мясной Бор, Мостки и Спасская Полисть. Это ясно сознавало командование группы армии "Север". Поэтому немецкая сторона с огромным трудом выдержала натиск наших дивизий, пытавшихся расширить участок прорыва. Для этого им пришлось вводить чрезвычайные меры - поставить в строй всех: маршевые роты, тыловые подразделения. Немцы признаются, что их положение порой становилось просто критическим и замысел русских по деблокаде Ленинграда при определённых условиях мог осуществиться.

...Остро чувствовалась нехватка вооружения, боеприпасов и продовольствия. Полк в очередной раз понес большие потери и вынужден был перейти к обороне. Командование отошло километра на 1,5 - 2 в глубину, оборудовав там командный пункт, а связистов Никонова оставили в обороне в качестве пехоты, которой после атаки уцелело мало. Яму свою связисты расширили, сделав из нее подобие землянки. Насыпали земляной бруствер со стороны противника. Сверху ямы положили палки толщиной 5 - 7 сантиметров, накрыв их плащ-палаткой и засыпав землей. Оставили только небольшое отверстие - лаз. Землянка была ниже железнодорожной насыпи, поэтому ее не было видно со стороны противника. Пехоты на этом участке не было. Никонову дали ручной пулемет, и он организовал дежурство на огневых точках. В землянку вмещалась смена - человек девять, тесно прижавшись друг к другу. Внутри было даже жарко. Пулеметчик дежурил, находясь в отверстии, сверху накрытый палаткой. Левее, сзади, находилась позиция минометчиков.
Бойцы испытывали большую нужду в пище и боеприпасах. Пищу давали раз в один-два дня по несколько граммов сухарей на человека. Люди быстро обессилили. Ели все, что попадется. В тылу стояла одна лошадь. Ее съели вместе с костями и кожей. Потом съели сбрую. Кости измельчали и ели. В роте лейтенанта Никонова осталось менее десяти человек, когда ему в пополнение дали еще 7 человек, по 5 патронов на каждого и приказали утром контратаковать противника. Целью этой атаки являлось, как понял Иван Дмитриевич, проведение разведки боем или показать врагу, что мы еще живы и сильны. Рано утром поднялись в атаку, открыли огонь по немцам. Немцы ответили автоматным, пулеметным и минометным огнем. Всех прижали к земле. Убило пожилого опытного бойца Крупского. Рядом с Никоновым залег молодой солдат из пополнения - Александр Сергеевич Пушкин. Ему было всего двадцать лет от роду и внешне походил он очень на своего знаменитого тезку. Пушкин пополз к убитому бойцу, чтобы проверить, не осталось ли у того патронов и чего-нибудь поесть. Не дополз. Получил в голову разрывную нулю. Она попала в лоб и вышла через затылок, но солдат еще дышал. Его волоком оттащили обратно за насыпь и даже доставили в санчасть. У этого парня оказалось крепкое сердце, оно работало несколько часов. Потом он умер, не приходя в сознание.
В этой короткой безрезультатной и безнадёжной атаке Никонов потерял людей и израсходовал почти все патроны. Штыков было мало. Поэтому сели опять в оборону. Иногда подкарауливали и убивали из винтовок потерявших осторожность немцев, после чего сразу же открывался сильный ответный огонь. Пополнение поступало крайне редко (после того как 2 УА прошла Мясной Бор, немцы закрыли место прорыва). Против наших на этом участке действовали, как вспоминал Иван Дмитриевич, части войск СС. У нас оборона строилась еще по старому уставу - узловая, а не фронтовая. Немцы это вскоре разведали и пошли в наступление с фланга. Они выбили наших минометчиков и заняли их позицию. Для группы Никонова сложилось трудное положение. Дорожка от КП к его землянке шла как раз через занятую немцами позицию минометчиков, а вдоль переднего края, через отверстие землянки, поскольку дежурить на точки уходили именно оттуда. Однажды в одну из ночей, когда смена, набившаяся в землянку, спала, дежурный, сидевший под плащ-палаткой, задремал и согнулся. Плащ-палатка полностью накрыла отверстие. В это время два немца шли со своих позиций по дорожке на отбитые у миномётчиков позиции. Первый прошел, перешагнул, а второй ногой угодил в отверстие, прямо на спящего дежурного наступил. Непонятно было, почему же немец не бросил гранату или не дал очередь из автомата? Наверное, сам не понял, что произошло. После этого случая к дежурству стали относиться более ответственно. Вскоре, после короткой перестрелки, Никонову с бойцами удалось прогнать немцев с позиции минометчиков. На позиции они нашли катушки с телефонным кабелем и норы, выкопанные в земле с оставленным отверстием-лазом. В них фрицы отогревались.
От голода люди стали пухнуть. Особенно тяжело его переносили вновь прибывшие бойцы из пополнения. "Старички" научили их есть все органическое, что попадало в руки. Один из бойцов нашёл замёрзший, вырезанный у давно уже съеденной лошади, задний проход и съел его. После этого бойцы стали есть всё, что случайно находили. Немцы, зная, в каком положении находятся наши бойцы, вывешивали на проволоку буханки хлеба и кричали: "Рус, переходи, хлеб есть". То же самое немцы транслировали по громкоговорителям. Но никто из бойцов-сибиряков на эту провокацию не поддался, хотя, как вспоминали выжившие ветераны других частей, были случаи переходов, в частности украинцев из западных областей и других. Но это происходило далеко не в массовом порядке.
К середине февраля наступление уже прекратилось, войска выдохлись. Попытки расширить плацдарм закончились. Во многих дивизиях был заменён командно-политический состав. Но это ни к чему не привело. У немцев тоже не хватало сил наступать. Велась пассивная позиционная война до тех пор, пока немцы не перебросили и не ввели в бой новые дивизии, которые непрерывно атаковали, пытаясь закупорить горловину у Мясного Бора. 19 марта им это удалось. Сосредоточив на флангах 2-й УА свежие соединения, немцы отрезали армию от остальных сил Волховского фронта.
"Примерно в середине марта 1942 года прибыл в 382-ю стрелковую дивизию представитель Ставки Главного Командования, - вспоминал Иван Дмитриевич (фамилию его он не запомнил). - Собрал на командном пункте несколько оставшихся в живых офицеров. Сообщил обстановку на фронте и в стране. Рассказал, что обстановка на других фронтах тоже тяжелая. Поэтому необходимо стоять здесь насмерть. Потом спросил, кто желает умереть коммунистом? В плен Никонов живым сдаваться не собирался, считал его изменой. Всю войну носил один патрон для себя. Сам вступил в комсомол в январе 1931 года. Отец в германскую войну за боевые подвиги заслужил полного Георгия (4 креста - один золотой и три серебряных). После - Красная Армия. Красный командир. Стыдно и не простительно было бы его порочить. Никонов написал заявление в партию и был принят".
27 марта наши войска прорвали отсечной фронт немцев. В бой были брошены все резервы. Утром 24 марта по немецким позициям огневые удары наносили несколько артполков и дивизионов реактивной артиллерии ("Катюш"). На штурм немецких позиций шли стрелковые соединения. Артиллерия выкатывалась на прямую наводку. "Борьба за горловину шла не на жизнь, а на смерть, - вспоминал командир 376-й стрелковой дивизии генерал Г. Писарев. Болота, вода, холод, непрерывные налёты пикирующих бомбардировщиков и шквалы пулемётного и артиллерийского огня по скучившейся, как на пятачке, ничем не прикрытой с воздуха группировке; всюду масса не захороненных трупов, своих и противников". Бои длились почти 10 дней. Прорыв был осуществлён ценой больших потерь. По отвоёванному коридору была протянута узкоколейка, которая конечно была не способна обеспечить потребности многотысячной группировки. Из-за узости коридора две нитки узкоколейки буквально прошивались пулемётно-артиллерийским огнём. Тем не менее, по ней удалось вывезти около 8 тысяч раненых.

После того, как в последних числах марта - первых числах апреля нашим войскам удалось на несколько дней осуществить прорыв в Мясном Бору, в роту пришло пополнение, в том числе офицеры: лейтенанты Тхостов, Голынский и политрук Коротеев. Никонов и его подчиненные приступили к выполнению своих прямых обязанностей - обеспечению командования связью. Если раньше она была от КП до землянки, то теперь полученным кабелем провели связь до пехоты - до КНП командиров батальонов. На некоторое время улучшилось питание, стали давать небольшую пайку сухарей. Это продолжалось не долго. Немецкая авиация уничтожила эту "дорогу жизни" или "чёртов мост" - кто как её называл. А вместе с её ликвидацией в котле без вести пропавшими остались тысячи раненых и медперсонал. К этому времени в полках оставалось не более чем по полусотне солдат и офицеров. Да и каких - обессиленных от голода и болезней, почти безоружных. Командованию фронта было абсолютно понятно, что именно сейчас, пока ещё возможно, нужно спасать остатки армии. Для решения этого вопроса, от которого зависели жизни оставшихся людей, командующий фронтом генерал Мерецков вылетел в Москву. Он доложил Верховному о том, что 2 УА более не боеспособна, что она "...совершенно выдохлась и в имеющемся составе не может ни наступать, ни обороняться...", что катастрофа неминуема, если ничего не предпринять". Ответ Сталина был следующим: "За судьбу армии можете не беспокоиться". А вскоре, 21 апреля Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение расформировать Волховский фронт. Его войска стали составлять Волховскую группу Ленинградского фронта. Командующим фронтом и этой группой был назначен генерал-лейтенант М.С. Хозин, командующим Ленинградской группой войск фронта - генерал-лейтенант артиллерии Л.А. Говоров. Такое решение Ставки ещё более усугубило без того тяжёлое положение гибнущей армии.
...В это же время пришёл приказ из вышестоящего штаба отчитаться за вверенную технику и вооружение. В штабе полка был составлен акт, в котором все потери списывались на бомбёжку. Никонову и одному из его бойцов было предложено его подписать. Свои подписи командир полка майор Красуляк и начштаба капитан Стерлин почему-то не поставили. Боец подписал, а Никонов наотрез отказался. Начштаба очень разозлился, выхватил пистолет, закричал, что застрелит. Вмешался комиссар Ковзун. Подошёл командир полка, посмотрел в упор и спросил: "Никонов, почему ты остался жив?". "Сам удивляюсь, - ответил Никонов,- рядом убивало товарищей, самого контузило под Спасской Полистью". Одно преимущество у Никонова всё же было. До войны он работал на севере в Берёзово в 50-55 градусные морозы. Ездил на оленях в дальние командировки, ночевал в тундре на снегу. Потому легче акклиматизировался и переносил мороз... Утром Никонова в сопровождении двух автоматчиков направили в штаб дивизии, где с ним беседовал начальник политотдела Емельянов. Емельянов Никонову понравился он рассказал ему, почему отказался подписывать акты. Сказал, что хочет умереть честно. Ведь после подписания акта может быть проверка, а в акте всё свалено на бомбёжку, даже те вещи, которые фронта не видели. На списанных погибших придут сообщения, что они живы. Выявится враньё. Подписавших отдадут под суд трибунала и расстреляют. Зачем такой позор? Никонов сказал, что предлагал в акте написать всё как есть, т.е., что часть техники передали другим частям, часть оставили и закопали из-за отсутствия транспорта. Никонова отослали из землянки, но он слышал, как внутри обсуждают его поступок. Одни его поддерживали, другие были не согласны. Никонова отправили обратно в полк. В полку создали другую комиссию, в которую вошёл начальник санчасти Сидоркин, Никонов и другие. Составили акт в другом стиле. Исключили из списков двести с небольшим убитых, прошедших через санчасть. Списали технику и людской состав полка в количестве двенадцати тысяч пятисот человек безвести пропавших....
23 апреля Волховский фронт был упразднён, а через неделю наступление закончилось официально и началась вынужденная оборона на рубеже Кривино - Ручьи - Червинская Лука - Красная горка - Еглино - оз. Чёрное. Сюда немцы подтянули свежие 6 дивизий и одну бригаду из Европы.
Командование армией принял генерал-лейтенант А.А. Власов. Он прибыл на Волховский фронт незадолго до этого на должность заместителя командующего фронтом. Но в связи с тяжёлой болезнью командарма Клыкова и расформированием фронта был назначен Ставкой командовать 2 УА. Власова считали специалистом по выходу из окружения. Благодаря его короткому командованию армией с апреля по июль, когда он сдался в плен, всех кто воевал под его началом стали незаслуженно называть "власовцами". От этого позорного клейма армия не очистилась полностью и по сей день, несмотря на то, что совершенно этого не заслуживает. Не будем прослеживать историю деградации и предательства этого человека, так как речь идёт не о нём, а о подвиге тысяч бойцов. Но на Волховский фронт Власов приехал как герой. Он отличился в боях под Москвой. Выходил с боями из окружения. В 1941 г. был награждён орденом Ленина, в январе 1942 г. стал генерал-лейтенантом. Был у Сталина кандидатом на командование фронтом. Поэтому его назначение выглядело вполне логичным. Вопрос заключается в том, что к моменту принятия Власовым 2УА - она уже практически утеряла управление и боеспособность, о чём Мерецков и докладывал Сталину. Её судьба была предрешена и без Власова, хотя кольцо и замкнулось через неделю после того, как он принял армию. Власов был, конечно, сволочью, но не главным виновником трагедии. Он подвернулся Сталину в виде "стрелочника", на которого списали промахи всех. Не он - так другой бы стал "козлом отпущения". Его же предательство - это совсем другая история, не связанная с судьбой этой армии. Тем более что и в плен он сдался тогда, когда с армией было покончено, 12 июля.
Весна полностью вступила в свои права. Стало тепло, но все еще продолжали носить теплую зимнюю одежду. Появились вши. Они расплодились моментально в несметных количествах. У пришедшего зимой пополнения были тулупы - белые и черные, они вмиг стали одного цвета - серого от оккупировавших их миллиардов вшей и гнид. Люди не мылись кто полгода, кто больше. Спать стало просто невозможно. Бойцы стали сбрасывать с себя одежду и надевать, кто что мог.
Вновь поступил приказ сменить позиции. Новым участком оказались позиции отошедшего в тыл Гусевского тринадцатого кавалерийского корпуса под станцией Глубочкой. Вся 2-я ударная армия занимала по фронту уже не больше 150 километров. В окружении людей заметно поубавилось. От позиций полка до позиций ближайших соседей по прямой было чуть больше четырёх километров. Для связи к ним периодически отправляли связистов. В полку осталось несколько десятков человек. Пополнение поступало понемногу из расформированных тыловых частей, находящихся здесь же в котле.
Командование стремилось показывать, что армия еще сильна, поэтому периодически проводились наступательные бои, несмотря на отсутствие артиллерии и на то, что патроны выдавались поштучно. Оставленное гусевцами единственное орудие было без снарядов и потому совершенно бесполезное. А ещё кавалеристы оставили двух лошадей, которые не могли идти. Их сразу же съели. Потом собрали потроха, ноги, кожу, кости и все это тоже съели. Сухарей иногда выдавали по несколько граммов, которые делились поровну очень скрупулезно.
Новая позиция находилась в болоте. У пехотинцев лопаток не было, да и яму в болоте не выкопаешь - вода. Изо мха, прошлогодних листьев и сучьев делали бруствер и лежали. Если немец замечал место, то сразу же брал на мушку. Высунешься - умрешь. Еды опять не стало. Даже зелени никакой вокруг. Ели то, что рукой вокруг окопа можно было достать. Появились случаи самоуничтожения. Это были не те самострелы, что имели место зимой, когда некоторые из бойцов преднамеренно наносили себе ранения, чтобы покинуть "котёл". Тогда уличённых в членовредительстве просто расстреливали без всяких проволочек. Теперь в полку несколько бойцов и два командира убили себя сами. Комиссар Ковзун собрал всех, кто смог прийти. Говорил, что это ЧП, что это недопустимо, что нужно провести работу с людьми. Все молчали. Только Никонов задал вопрос, который остался без ответа: "Если с голода обессилил и не можешь даже повернуться, то, что делать? Не сдаваться же немцам?".
Стали пустеть боевые точки и треугольники. Личный состав убывал, подкрепления не было. Никонов попеременно с командиром взвода из его роты лейтенантом Голынским брали по два бойца, ходили вдоль позиций с ручным пулеметом и стреляли короткими очередями понемногу из разных мест, создавая видимость обороны и какой-то активности. На самом деле оборона была пуста. На сто метров приходилось уже менее одного солдата. Немцы это скоро тоже поняли. Они получили большое пополнение, и перешли в наступление. Ударили в правый фланг обороны полка. На том участке находился только один боец Гончарук. Он успел передать по телефону: "Немцы! Отстреливаюсь!". В трубку была слышна стрельба. Потом Гончарук крикнул в трубку: "Погибаю!", и все. Никонова вызвал комполка Красуляк и поставил задачу собрать своих бойцов, забрать из санчасти всех, кто может ходить, и выдвигаться на край болота, где принял свой последний бой Гончарук. Он сообщил, что туда уже ушла дивизионная разведка и действовать нужно вместе с ней. Никонов взял с собой недавно прибывшего лейтенанта Киселя, своих бойцов Шишкина, Тарасова и четверых больных и раненых бойцов из санчасти без оружия и патронов.
Передний край был занят немцами, и оружие взять было негде. Это был далеко не первый случай, когда бойцы шли в атаку без оружия, вместе со всеми останавливая натиск врагов, лишь собственной грудью защищая Родину. Выдвигаясь в указанном направлении по лежням через болото, увидели идущего навстречу бойца Петрякова, которого вместе с Самариным Никонов отправлял на помощь Гончаруку. Петряков стал уговаривать, чтобы не ходили туда. Там много немцев и они хорошо вооружены. Он доложил о том, что Самарина схватили, а сам Петряков сумел вырваться, правда, без оружия.
Группа вышла в то место, где должна была быть дивизионная разведка, но ее там не оказалось. У Никонова была телефонная трубка "ТАТ", он подсоединился к линии и доложил обо всем командиру полка. Затем начал рассредоточивать бойцов. Безоружных бойцов посадил под ель, что с них толку. Сам нашел кем-то брошенный автомат - большую редкость по тем временам. В диске были еще патроны. Вскоре появилась группа немцев. Они шли небольшой колонной, несли на себе пулемет, миномет, коробки с боеприпасами. Не доходя до позиции Никонова метров 15, повернули влево. Никонов вскинул автомат и выпустил все патроны, что в нем были. Несколько фрицев упали. После этого бойцы побежали прятаться в болоте между кочек. Через болото прошла другая группа немцев, но к счастью мимо. Никонов начал собирать своих людей, но недосчитался лейтенанта Киселя. Никто его не видел. Недалеко от этого места в кустарнике услышали русскую речь. Там оказалось 17 отошедших с линии обороны бойцов-пехотинцев из их полка во главе с лейтенантом. У пехотинцев были патроны, которыми они поделились с группой Никонова. Вместе пришли на старые позиции. Немцы здесь уже понастроили шалашей, приготовились к ночлегу, но пустились в бегство, после короткой атаки подразделения Никонова. Недалеко от шалашей бойцы обнаружили одежду Самарина, брошенную в кучку. Но самого Анатолия нашли поодаль. Он лежал на спине голый. Все тело и лицо были выжжены шомполами. Фашисты развлекались тем, что накаленные шомпола плашмя вжигали в тело Самарина так, что кожа у бойца была обуглена. Потом, чтобы добить, выстрелили в спину. Пуля прошила его насквозь и вышла через живот. Вокруг раны был кровяной кружок миллиметра в два. Самое страшное заключалось в том, что он был жив. Еле шевеля губами, Самарин сообщил, что немцев много и среди них есть и русские. Самарина считали хорошим солдатом. Сибиряк. До войны был золотоискателем, председателем артели. Никонов любил брать его с собой на всякие вылазки. Едва живого бойца понесли к своим на руках.
Недалеко от Самарина нашли и Гончарука. Он лежал в том месте, где принял свой последний бой. Вокруг него лежали семь немецких трупов - столько было у него патронов. Василия Ивановича Гончарука узнать было нельзя. Фашисты размозжили ему лицо. Его узнали по мощному туловищу и одежде. Постояли, помолчали над геройски погибшим другом. Именно в этот момент, как вспоминал Иван Дмитриевич, он и его бойцы по-настоящему осознали истинную, нечеловеческую сущность фашизма. Ни один зверь, наверное, не допустил бы того, что сделали фашисты. Это очень больно поразило всех и породило жгучую ненависть к врагу.
В ходе этого рейда Никонов и его бойцы не ели, не пили и не спали. Подойдя напиться к ручью и увидев в нём лягушачью икру, бойцы вмиг её съели. Потом поймали лягушку. Решено было сварить из неё суп. Правда в этом супе плавала одна капелька жира. Суп разделили на пятерых...
На следующий день вызвал Никонова командир полка майор Красуляк и приказал собрать всех людей, которые находятся поблизости. На переднем крае было приказано оставить все как есть и связь в том числе. Выкопали возле высокой ели большую яму и сложили туда все штабные документы, рацию, ПТР и другую технику. Все закопали. Появился лейтенант Кисель. Он плутал где-то в болоте, спал под валежиной. Приказано было выдвигаться к штабу дивизии. Штаб дивизии был атакован немцами. Никонову во главе группы из десяти человек, в которую вошли лейтенант Голынский и старшина Григорьев, бойцы Шишкин, Поспеловский, Тарасов и ещё несколько человек, поставили задачу занять оборону перед фронтом наступающего противника. Было приказано: "Стоять насмерть, ни шагу назад, огонь до подхода немцев на близкое расстояние не открывать".
Две другие группы должны были ударить с флангов справа и слева. Немцы уже были в сорока метрах от позиции Никонова, когда первая группа, зашедшая явно далековато, промахнулась своим флангом мимо их цепи. Немцы это заметили и развернулись по фронту в их сторону. По рации вызвали свою артиллерию и накрыли огнем всю нашу группу. В это время вторая группа ударила немцам в тыл, так как они развернулись. Немцы отошли на позиции первой группы, и в этот момент немецкая артиллерия ударила по немцам, а наша - по нашим. И сообщить своим артиллеристам не было возможности об этом - не было связи. Бой прекратился, остатки наступавших немцев отошли назад.
Была середина мая, когда Ставка приняла запоздалое теперь уже решение о выводе Второй ударной из окружения. Время было безнадёжно упущено. Спасать армию: людей и вооружение нужно было раньше - в феврале-марте, когда стало очевидно, что наступательная операция провалилась. Не следовало ждать, когда всё раскиснет, а немцы подтянут к горловине "бутыли" свежие дивизии "СС". Тем не менее, армия получила приказ начать отход, а при необходимости уничтожить тяжёлое вооружение и технику.
Командир полка, приказал Никонову вернуться со своей группой на передний край полка, собрать всех, кто там остался, и возвращаться назад. На передовой нашли менее 20 человек. Собрали их всех. Зашли в санчасть, а Самарин еще живой. Решили нести с собой, хотя сил почти не осталось. Никонов спросил бойцов: "Как, ребята, понесем Самарина?". "Понесем!", - отозвались все.
Фельдшер Запольский отвел Никонова в сторону и сказал, что Самарина нести бесполезно, потому что у него простреляны кишки и идет воспаление. Все равно скоро умрет. На это Никонов возразил: "Бросить его, значит, морально убить товарищество". Понесли, несмотря на заключение фельдшера. Пронесли его болотами 15 километров до штаба дивизии. Самарину стало значительно хуже, руки и ноги стали уже остывать. Вскоре он умер. Там, где находился штаб, никого уже не было. Встретили бойца, оставленного сообщить, что немцы уже далеко обошли нас, что обстановка ещё более осложнилась.
Опять отправились болотами, обходными путями. Со всех сторон немцы. Воды и пищи нет. Голод стал нестерпимым.
Вышли на гриву, где в жиже снарядной воронки Никонов увидел трёх жирных дождевых червей. "Вот счастье!" - подумал он. Всё прокатилось в горле, даже не жуя. Остальные ели всё, что попадалось на глаза, лишь бы что-то было в желудке.
6 июня немцы опять перекрыли горловину. В окружении по официальной версии остались семь стрелковых дивизий и 6 стрелковых бригад общей численностью 18-20 тыс. человек (по другим данным - 14 дивизий и 5 стрелковых бригад). 7 июня Сталин сместил командующего Ленфронтом генерала Хозина, отвечавшего за вывод армии из окружения. Вновь образовывался Волховский фронт, командующим которого опять был назначен генерал Мерецков.
...Догнали группу своих. Узнали, что основные силы отошли дальше после очередного боя с преследователями. Остатки полка догнали уже за Радофинниково возле железной дороги. Здесь впервые, почти за неделю поели и отдохнули. Командир с комиссаром решили организовать из подразделения Никонова группу прикрытия. Так Иван Дмитриевич со своими людьми и прикрывали всю дорогу отход основных сил. Сначала сдерживали немцев, потом догоняли. Бывало, что немцы обходили с флангов далеко вперед. Приходилось прорываться из окружения.
В одной из деревень произошла встреча и бой наших с немцами. Жители разбежались кто куда. Проходя через деревню, Никонов увидел среди убитых мальчика лет трех - четырех. У мальчика было такое невинное лицо, с застывшей маской ужаса, от чего Никонов впервые за все время заплакал... Думал: "Ну, причем здесь он!".
Все эти годы, когда замалчивалась правда о трагедии 2 УА, не принято было говорить и о судьбах мирного населения, находящегося здесь же в котле. Их судьба была столь же трагичной. Сначала их жгли и убивали отступающие немцы. Их бомбили. Потом поступил приказ жителям уходить вместе с отступающей армией. Их дома сжигались уже своими энкэвэдэшниками, чтобы не достались врагу. Сколько их погибло, в период всеобщего отступления, наверно не считал ни кто, никого это просто не интересовало. Те из жителей, что не смогли вырваться из котла и не погибли сразу, возвращались к своим и пепелищам и погостам, не имея средств к существованию.
...Прошли Финёв луг. Там были брошены зимние запасы - огромные скирды из валенок и одежды. Так все и пропало.
Полку дали участок обороны возле бывшей узкоколейки, в болоте, близко к бывшему проходу. Заняли позицию. Патронов почти нет. Оружие - один ручной пулемет да винтовки без штыков. Некоторые их выбросили за ненадобностью. Гранат не было и в помине. А как они были нужны, особенно в Спасской Полисти. Бойцов в полку осталось совсем ничего.
Впереди настоящая, хорошо подготовленная немецкая оборона. О наступлении в этом месте не могло быть и речи. Только перебьют всех без толку.
Никонов с ПНШ полка Диконовым пошел на рекогносцировку. Не успел сделать и несколько шагов, как согнулся от страшной боли в животе. ПНШ сказал, что это сжатие желудка от голода и посоветовал проглотить что-нибудь. Рядом был только болотный багульник. Его-то Иван Дмитриевич и стал есть. Боль отпустила. Осмотрели местность и перевели остатки полка в новое место, правее и ближе к "железке". Комполка Красуляк отправил Никонова с бойцом Сафроновым в разведку. Оборону Никонов знал хорошо. К вечеру они подошли к стыку между пехотой и минометчиками противника. Тихо прошли и стали двигаться позади его боевых точек. Свои точки немцы делали основательно, не в пример нашим. Выкапывали немного грунта, делали перекрытия и засыпали землей. Оставались лишь амбразуры для ведения огня и выходы. Такие сооружения можно было поразить только минометно-артиллерийским огнем или, в крайнем случае, гранатами, если подобраться к ним близко. Всего этого у наших бойцов не было. Подойдя к одной из точек метров на пять, Иван Дмитриевич увидел телефонный кабель. Здесь проходила немецкая телефонная линия. Осмотрелись. Линия проходила буквой "Г" к землянке. Договорились действовать следующим образом. Сафронов оттягивает провод в сторону, а Никонов его обрезает и наматывает на катушку, уходя дальше в сторону. Так и сделали. Иван Дмитриевич намотал уже полкатушки, когда из землянки выскочил немец. Не найдя провода, он побежал дальше по линии. Когда уже вернулись к своим, у немцев началась беспорядочная стрельба. Из трофейного провода проложили линию связи от КП на передний край.
19 июня нашим войскам удалось пробить узкий коридор у Мясного бора - всего 300-400 метров. По этому коридору сначала эвакуировали раненых, потом начали отвод того, что осталось от главных сил. Командир полка поручил Никонову принять прибывшее пополнение. Возле землянки стояли 10 офицеров - призванные из запаса лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны. Майор Красуляк приказал отвести их на передний край, только сначала переписать.
Как только Иван Дмитриевич начал переписывать фамилии - немец заактивничал на передовой, открыл стрельбу. Командир полка по телефону дал команду начальнику артиллерии Давберу, о существовании которого Никонов давно уже забыл и у которого, неизвестно откуда, появились снаряды, дать огоньку по переднему краю. "Немцы шевелятся, а у меня еще пополнение туда не подошло". Огонь открыли почти сразу же, и первый снаряд разорвался рядом со строем. Три человека были сразу убиты, остальные попадали кто куда. Необстрелянное, только призванное, пополнение не знало, как действовать. Некоторые бегали между взрывами, как зайцы. Командир полка кричал в трубку Давберу: "Ты мне все пополнение перебил!". Второй раз на памяти Никонова Давбера просили помочь, и оба раза он бил по своим.
Опять получили приказ наступать. Местность была открытая, немцами пристрелянная, сами они в укреплениях, пулей не вышибешь. Сказано было двигаться так - три шага вперёд, потом залечь и отползти в сторону, опять три шага вперёд - и так дальше. Стали перебегать, а бойцу Сафронову, что бежал рядом с Никоновым, лечь помешала коряга. Он сделал один лишний шаг и был убит.
Продвинулись лишь на десятки метров. Залегли почти вплотную к противнику. Это было хорошо, потому что в дальнейшем немецкая артиллерия и авиация почти не задевали передний край. Периодически подходило пополнение, группы бойцов без оружия. Винтовки искали на переднем крае. Немец подкараулил Шишкина Трофима Яковлевича, земляка-сибиряка из Тобольска, и ранил его. Пуля вошла спереди чуть ниже горловой ямки, а вышла сзади ниже легкого. Кровь даже не пошла. Хотя был п

29 июля в официальной сводке Совинформбюро сообщалось: "Закончились ожесточённые боевые действия оставшихся в окружении частей 2-й УА и 59-й А". Однако мелкие группы бойцов и командиров просачивались из окружения до середины июля. Потом немцы зачистили территорию котла. Но и позже, вплоть до самой осени мелкие группы окруженцев выходили под Старой Руссой и в других местах. Некоторых из тех, кто выходил позже, ставшего известным предательства Власова считали "предателями власовцами" и встречали криками "по предателям огонь".
Данные о потерях в Любанской операции противоречивы. Некоторые считают только тех, кто погиб или был взят в плен при выходе из окружения. Отсюда и берутся 6 тысяч убитых и 8 тысяч пленных, о которых упоминает в своих воспоминаниях К.А. Мерецков. Совинформбюро от 30 июня 1942 года сообщило, что убитыми значатся 10 тысяч человек и ещё 10 тысяч - пропавшими без вести (а ведь только в 1267 СП, по свидетельству Н.Д. Никонова, с января по конец апреля было списано 12,5 тыс. человек без вести пропавших).
По немецким данным, только в плен взято более 33 тысяч человек (по данным НКВД - 27139 чел., но включены не все), убито более 130 тысяч человек, захвачено 650 орудий, 3000 пулемётов и миномётов и т. д.
Есть и другие цифры. Из них следует, что из окружения смогли прорваться от 6 до 16 тыс. человек. Только при прорыве погибли и пропали без вести от 14 до 20 тысяч человек, не считая гражданского населения. Общая численность безвозвратных потерь (убитых) составляет примерно 150 тысяч человек ((разные современные источники указывают 146.546 чел. (без учёта раненых, умерших в котле), 156 тыс. чел. и 158 тыс. чел.)) Причём эти цифры обосновываются вполне логично. Говорится, что потери безвозвратные и санитарные составили более 300 тыс. человек - почти 2/3 которых, санитарные потери.
В прессе приводились данные Новгородского военного комиссариата, по которым значится, что в Новгородской области было убито более 800 000 человек, 510 000 из которых - захоронено. Из этих 510 тысяч установлены имена немногим более 200 000 человек. Остальные лежат в лесах, болотах, во рвах бывшей Ленинградской области (территории современных Новгородской и Псковской областей входили раньше в состав Ленинградской) уже более шестидесяти лет. Можно посчитать, когда для России закончится эта война, если захоронением её защитников будут заниматься только энтузиасты-поисковики, а чиновники будут ломать головы как бы ещё у живых ветеранов отнять льготы. А то они объелись под Мясным бором.
Есть ещё цифры, от которых становится не по себе. Помимо вырвавшихся из окружения и убитых были ещё две категории - раненые и пленные. Захваченных пленных немцы сортировали на месте - кто мог ходить, угоняли в Германию, больных и раненых - добивали и закапывали во рвах. Так, что их нужно отнести к убитым. Раненых же добивали все. Немцы, когда захватывали госпиталя, сортировали, как уже говорилось выше, а наши тоже это делали по-своему. Так в книге Б.И. Гаврилова "Долина смерти" приводятся факты, того, что раненых красноармейцев, оказавшихся в окружении, когда возможность эвакуации исчезла, уничтожали свои же особисты. Взрывали машины с ранеными и расстреливали их из пулемётов. В это легко поверить если вспомнить заградотряды и то, как следователь НКВД после избиения на допросе генерала Мерецкова мочился ему на голову.
Многие раненые умерли голодной смертью в многочисленных землянках и блиндажах на территории "котла". Некоторые из них были обнаружены немцами и замучены (кроме немцев после разгрома армии сюда были переброшены батальоны "СС" в составе которых были бельгийцы, голландцы, поляки, известные своим усердием в этих делах латыши и другой интернациональный сброд выполнявший здесь карательно-полицейские функции.

Может быть ещё и поэтому не говорили о Любанской операции? И об этом тоже молчит Мясной бор?
Сейчас можно с лёгкостью судить, что было правильно, а что нет***. Были оправданы понесенные жертвы или нет. Истинные виновники известны, но крайних, среди них нет. Главное все-таки заключалось в том, что простые русские люди в очередной раз смогли сделать все от них зависящее и даже намного больше, грудью защитив Родину в час тяжелого испытания. Они не были сломлены, и уже вскоре Красная Армия громила недавно еще непобедимого врага на всех фронтах. Что же касается этой операции, то в Военном энциклопедическом словаре о ней сказано так: "Любанская операция не получила полного завершения вследствие возросшего сопротивления противника. Однако в ходе ее Советские войска захватили инициативу и заставили противника вести оборонительные бои. В результате оказались скованными не только главные силы 18-й армии, но и всей группы армий "Север". Несмотря на сложные условия, советские войска в Любанской операции сорвали планы нового наступления противника на Ленинград".
По прошествии 60 лет стало, конечно, ясно, что на результатах Любанской операции негативно сказались отсутствие боеприпасов, несогласованность действий фронтов, малоэффективное использование родов войск и довольно слабая подготовленность вновь сформированных соединений и частей, личный состав которых на начальном этапе войны проявлял порой больше мужества и патриотизма, чем умения воевать.
Любанская операция была не первой и не последней попыткой прорыва блокады. Были и другие: Усть - Ижорская, Красноборская, Мгинская, первая и вторая Синявинские... Но эта операция была особой.
P.S. Осенью 1942 г., когда армия была сформирована заново из бывших окруженцев и вновь прибывшего пополнения, 2 УА под командованием генерала Клыкова принимала участие в прорыве блокады в районе Мги и Гайтолова. Армия в составе 16-ти стрелковых дивизий снова попала в "котёл", как и в районе Мясного бора и к 2 октября была уничтожена немцами. Всё повторилось почти с той же точностью, только в меньших размерах. Немцами были уничтожены 7 стрелковых дивизий, 4 танковые бригады, захвачено в плен 12 тыс. пленных, большое количество техники и вооружения.
Александр РАЗЖИВИН

Часовня в районе Мясного бора.