Земетки об отношении Европы к России: взгляд из прошлых веков

В 1553 году первый корабль из Англии вошёл в Белое море, и с этого времени стали налаживаться прямые торговые и культурные связи между Россией и Англией. Это очень не понравилось тем сторонам, через которые до тех пор шла российская торговля с Европой: Швеции, Польше, Ливонскому ордену, ганзейскому союзу и пр.

И вот 13 июля 1567 года польский король Сигизмунд II (1520-1570) — король Польши с 1530 г., великий князь Литовский с 1529 г. остерегает английскую королеву Елизавету I (1533-1603) — королева Англии и Ирландии с 1548 г. :

"Дозволить плавание в Московию воспрещают нам важнейшие причины, не только наши частные, но и всего христианского мира и религии, ибо неприятель от сообщения просвещается и, что ещё важнее, снабжается оружием, до тех пор в этой варварской стране невиданным. Всего же важнее, как мы полагаем, снабжается самими художниками, так что если впредь и ничего не будут привозить ему, так художники, которые при таком развитии сообщений легко ему подсылаются, в самой той варварской стране наделают ему всего, что нужно для войны и что ему было не известно".

Не прошло и года, как 13 марта 1568 года Сигизмунд II в письме к Елизавете I называет русского царя Ивана Васильевича (в письме — тирана):

"врагом не только Польши, но и наследственным врагом всех свободных народов".

Интересно, где он нашёл тогда эти "свободные народы", и откуда такое наследство?

Дальше Сигизмунд II предупреждает английскую королеву:

"Что всего более заслуживает внимания, он снабжается сведениями о всех наших, даже сокровенных, намерениях, чтобы потом воспользоваться ими на гибель всем нашим: зная всё это, Мы полагаем, не должно надеяться, чтобы мы оставили такое мореплавание свободным".

Иван IV Васильевич Грозный (1530-1584) - великий князь Московский с 1533, первый царь всея Руси с 1547 г. Следует отметить, что с нумерацией русских правителей по имени Иван у нас большая путаница: ведь Четвёртый номер Иван Васильевич может носить только в качестве Великого князя Московского, а как царь "всея Руси" он имеет номер Первый.

Допустим, что в то время польский король был обеспокоен успехами русских в Ливонской войне. Но вот возьмём, к примеру, печально знаменитого герцога Альбу, который в 1567-1573 гг. был наместником испанского короля Филиппа II в Нидерландах, где в самом разгаре бушевала Нидерландская революция. Ему бы разобраться с мятежниками в своих провинциях, а он 18 июня 1571 года направляет германскому сейму послание, в котором требует запретить поставки в Московию оружия и прочего военного снаряжения.

Фернандо Альварес де Толедо и Пименталь (1507-1572) — известен больше как Великий герцог Альба.
Филипп II (1527-1598) — король Испании с 1566 г.

Можно предположить, что Ливонская война взволновала всю Европу, хотя там были дела и поважнее.
Давайте тогда заглянем в 1547 год, когда Иван Васильевич боролся только с татарами — казанскими, астраханскими и крымскими. Это всё были вассалы турецкого султана, борьба с которым считалась первоочередной задачей всего христианского мира. Однако вклад Москвы в борьбу с общим врагом европейцы игнорировали, так как с точки зрения не только Рима, но и протестантских правителей, это было государство еретиков. Вот если бы московиты стали католиками, рассуждали в Европе...

Итак, в 1547 году Иван Васильевич направил некоего саксонца Ганса Шлитте в Европу к императору Карлу V с задачей навербовать там для русского царя различных специалистов: медиков, богословов, каменщиков и строителей, литейщиков, оружейников, рудознатцев и рудокопов, ювелиров и прочих мастеров. Карл V дал Шлитте разрешения для набора мастеров, но тут вмешались представители Ливонского ордена, которые указали императору на то, что усилившаяся Московия может представлять опасность не только для Ливонского ордена, но и всех соседних государств.
Карл V Габсбург (1500-1558) — император Священной Римской империи с 1519 г.; король Испании, вернее, король Кастилии и Арагона с 1516 года, но там он известен как Карлос I.

Карл V проникся серьёзностью ливонских аргументов и приказал любекским магистратам не пропускать Шлитте и нанятых им мастеров в Московию. А Шлитте к тому времени навербовал около 300 различных мастеров, но переправить на кораблях такую большую группу людей он не мог и поэтому разделил её на две части. Половина мастеров под руководством доктора Цегентера должна была добираться на Русь сухим путём, через Польшу, Пруссию и Курляндию. Другую часть специалистов Шлитте собирался переправить в Ревель из Любека.

Однако в Любеке начались бюрократические проволочки, которые закончились тем, что Шлитте был арестован, а голодающие мастера разбрелись в разные стороны. Аналогичная ситуация сложилась и для группы Цегентера, которая была задержана в Вендене или в Дерпте и тоже не добралась до русских земель.

В результате все заинтересованные европейские стороны достигли соглашения в том, что вся торговля с Московией должна была осуществляться только через Ригу, Ревель и Нарву, а товары — перевозиться только на ганзейских кораблях. В русские земли не должны были поступать оружие и боеприпасы, а также не допускалось появления в Московии различных специалистов.

А ведь Россия тогда Европе ничем не угрожала и боролась с общим врагом, но европейцы продолжали держать границу на замке; это был железный занавес, но со стороны Европы. Многие историки считают подобные ограничения одной из причин начавшейся через некоторое время Ливонской войны.

Перенесёмся на сотню лет вперёд и посмотрим, не изменилось ли отношение европейцев к России в лучшую сторону?

В 1686 году между Россией и Польшей был заключён мирный договор (Вечный мир), одним из пунктов которого было обязательство России энергично действовать против турок и крымских татар в союзе со странами антитурецкой коалиции.
Пока успехи русских были незначительными, если они вообще были, в Польше и в остальной Европе всё было вроде бы спокойно.

Незадолго до взятия Азова француз Фуше возвращался из России (куда он сопровождал группу иностранных офицеров) в Париж, и проездом в Варшаве он с похвалой рассказывал панам о действиях русской армии под Азовом и о мероприятиях молодого русского царя.
На это один пожилой сенатор покачал головой и заметил:

"Какой отважный и беспечный человек! И что от него вперёд будет?"

Воевода Русского воеводства (Województwo ruskie) Марек Матчинский (1631-1697) молвил:

"Надобно москалям поминать покойного короля Яна [Ян III Собеский (1629-1696, король Польши с 1674)], что поднял их и сделал людьми военными. А если б союза с ними не заключил, то и до сей поры дань Крыму платили бы, и сами валялись бы дома, а теперь выполируются".

Полоцкий воевода Доминик Михаил Слушка (1655-1713) добавил:

"Лучше б было, чтоб дома сидели, это бы нам не вредило; а когда выполируются и крови нанюхаются, увидишь, что из них будет! До чего, Господи Боже, не допусти!"

Так относились польские сенаторы к России, союзному государству, ещё до взятия Азова.

Когда же в 1696 году в Варшаве получили известие о взятии русскими Азова, то это произвело на всех крайне неблагоприятное впечатление.

Австрийский резидент в Варшаве приехал к русскому резиденту А.В. Никитину, поздравил со взятием Азова и сообщил, что польские сенаторы перепугались и очень не рады этому событию, так как совсем того не ожидали.
Никитин также сообщил Петру I, что поляки только делают вид, что радуются победе над турками и отслужили торжественные богослужения, но "на сердце у них не то".

Ведь Никитин выступил в сенате и предложил полякам присоединиться к России, но король Ян III, враг Турции, недавно умер, нового короля ещё не выбрали, а среди сенаторов зрели настроения для заключения союза с турецким султаном и крымским ханом, чтобы только не допустить завоевание Крыма Россией.

Литовский гетман Казимир Ян Сапега (1637-1720) даже стал принижать значение победы русских и громко заявил, что царские войска никакого храброго дела не показали, что они взяли Азов на договор, а не военным промыслом и пр.

А.В. Никитин на эти слова гетмана возразил:

"Дай Господи Великому Государю взять на договор не только всю турецкую землю, но и самое государство Польское и княжество Литовское в вечное подданство привести, и тогда вы, поляки, всегда будете жить в покое и тишине, а не так, как теперь, в вечной ссоре друг с другом от непорядка своего".

Польские сенаторы стали смеяться и говорить:

"Ой, полижит хоть кого Московский долгий бич".

А один шляхтич сказал:

"Лучше, где страх есть".

Не следует забывать, что поляки всё время думали о том, как бы отобрать у России Малороссию. Никитину в Варшаве неоднократно доносили, что поляки часто говорят о том, что

"если малая смута в России сделается, то они пойдут на Украину и по-прежнему её к себе присоединят".

Такие настроения царили в Польше при любых смутах в Русском государстве с самого начала регентства царевны Софьи, а поводы были: движение раскольников, мятежный дух стрельцов, умыслы Хованского.

Зато как радовались и веселились в Европе, когда русская армия была разбита под Нарвой в 1700 году.

Русский посол князь Пётр Алексеевич Голицын (1660-1722) доносил из Вены:

"Главный министр, граф Кауниц, и говорить со мною не хочет. Они только смеются над нами".

Далее он писал:

"Всякими способами надо домогаться получить над неприятелем победу. Сохрани Боже, если нынешнее лето так пройдёт. Хотя и вечный мир учиним, а вечный стыд чем загладить? Непременно нужно нашему Государю хоть малая виктория, которою бы имя его во всей Европе славилось. А теперь войскам нашим и войсковому управлению только смеются".

В Вене тем временем стали распространяться слухи о том, что царевна София освобождена из монастыря и что ей вручено правление государством по-прежнему.
Доминик Андреас I фон Кауниц (1655-1705) — имперский вице-канцлер.

Андрей Артамонович Матвеев (1666-1728) писал из Гааги о великих насмешках и "великих ругательствах" в здешнем обществе.
Шведский резидент в Гааге барон Лилиенрот совсем распоясался и позволял себе такие выходки против Петра I, что Матвеев заметил об этом:

"Рука моя того написать не может".

Матвеев всё же сообщал:

"Шведы с здешними, как могут злословьем поносят и курантами на весь свет знать дают не только о войсках наших, но и о самой Вашей особе... Жить мне здесь теперь очень трудно, любовь их только в комплиментах ко мне, а на деле очень холодны. Обращаюсь между ними как отчуждённый, и от нарекания их всегдашнего нестерпимого снедаюсь горестью".

Так что, как видите, уважаемые читатели, Европа всегда боялась и ненавидела Россию, а если и появлялись у неё "друзья" на Западе, то только такие, которым это было очень уж выгодно, да и то на время.