«Лишение пищи политически вредно…»

Однако с этой проблемой справились – пленные получали сносное питание, причём их хлебная пайка была даже больше, чем у жителей блокадного Ленинграда.

О том, как жили в советских лагерях бывшие солдаты вермахта, теперь известно из открытых архивных документов той поры.

23 июня 1941 года военным советам Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов была направлена секретная телеграмма по линии Народного комиссариата связи СССР, подписанная начальником Генерального штаба Георгием Жуковым и начальником Главного управления тыла РККА Андреем Хрулёвым. В телеграмме сообщалось о нормах питания для немецких военнопленных. Им должны были выдавать продукты по следующим нормам: крупа – 90 граммов, макаронные изделия – 10 граммов, мясо – 40 граммов, масло растительное – 20 граммов, сахар – 20 граммов, картофель и овощи – по 600 граммов, томат-пюре – 6 граммов, перец красный или чёрный – 0,13 грамма, лавровый лист – 0,2 грамма, соль – 20 граммов.

Если мяса на продовольственных складах не было, то вместо него разрешалось выдавать мясные консервы – 29 граммов или заменять их салом-шпиком – 40 граммов. Также рыбу можно было заменять рыбными консервами – 90 граммов в день. В месяц военнопленным полагалось пять пачек махорки по 50 граммов каждая, пять коробок спичек и 200 граммов хозяйственного мыла.

Вопрос с обеспечением хлебом был существенным. Военнопленные имели право получить 600 граммов хлеба. Причём добровольно сдавшиеся в плен немцы получали 700 граммов хлеба, то есть на 100 граммов больше, чем пленные, захваченные в ходе боевых действий. Это немного меньше тех норм, что существовали в вермахте – немецкие солдаты получали 750 граммов хлеба. В конце телеграммы говорилось: «Лишение пищи недопустимо, политически вредно». Эта телеграмма оказалась весьма своевременной: 24 июня 1941 года, через три дня после начала Великой Отечественной войны 229-й конвойный полк НКВД взял под охрану первых немецких военнопленных.

На самом деле продовольственное обеспечение военнопленных было недостаточным. Верховное командование Красной армии обратило внимание на острую проблему питания заключённых лишь после победы в Сталинградской битве – участвовавшие в ней немецкие солдаты были сильно истощены. Согласно показаниям генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, окружённые немцы получали в день минимальный набор продуктов – половину своего дневного рациона, а в некоторые дни они не питались совсем, что привело к истощению, болезням и преждевременной гибели от антисанитарных условий.

Немецкий полковник Геринг Динглер из 3-й моторизованной дивизии, чьи воспоминания были записаны оставшимся в живых после русского плена немецким генерал-майором Фридрихом Вильгельмом фон Меллентином в мемуарах «Бронированный кулак вермахта», рассказал о том, что солдатам на фронте выдавалось всего по 100 граммов хлеба, а после рождественских праздников и того меньше – 50 граммов. Потом и этого скудного хлебного куска все солдаты были лишены, за исключением тех, кто непосредственно находился в окопах и воевал с русскими. Жидкий суп – вот единственное горячее блюдо, которое удавалось приготовить немецким поварам на кострищах: из-за нехватки дров немецкие полевые кухни «гуляшканоне» (по-немецки Gulaschkanone или G-Kanone) в большинстве своём не работали.

Когда советские войска захватили в плен более 91 тысячи немецких солдат, те не были такими упитанными, как в летнем наступлении, и представляли собой жалкое зрелище – замерзали в пути, их не кормили сутками. В условиях войны в руках советского командования не было чёткого регламента по работе с огромным количеством военнопленных. Не имея налаженного продовольственного обеспечения для огромного количества пленных, советское военное руководство наконец осознало масштаб катастрофы, когда десятки тысяч пленных оказались мёртвыми.

Согласно постановлению Государственного комитета обороны СССР от 1 апреля 1942 года «Об уборке трупов вражеских солдат и офицеров и о приведении в санитарное состояние территорий, освобождаемых от противника», «исполкомы областных и местных советов депутатов трудящихся организовывали из местных граждан специальные команды по уборке вражеских солдат и офицеров». На основе этих докладов возникала чудовищная картина гибели солдат противника от голода. Начальник санитарной службы 62-й армии Михаил Бойко докладывал об опасности голода и преждевременной гибели сотен солдат, труд которых мог бы быть использован в народном хозяйстве страны.

В срочном порядке вышло несколько приказов. Один из них касался норм питания, которые стали применяться в зависимости от состояния человека: если болен – получай одну норму, если пленный попал в приёмный пункт НКВД, полагалась уже вторая норма, в лагерях – третья норма, если находился в госпитале – четвёртая. Безусловно, питание военнопленных зависело от положения на фронтах и на практике с точностью не везде соблюдалось из-за большого количества проблем, возникающих при организации питания. Поэтому не приходилось говорить о чётком соблюдении норм питания пленных в тех условиях, когда большая часть населения Советского Союза вела ожесточённую борьбу на всех фронтах и в тылу, испытывая при этом такие же муки голода, как и немецкие солдаты в русском плену. Норма выдачи хлеба в Ленинграде в блокадные дни составляла 125 граммов. В составе этого хлеба было лишь немного муки. С конца декабря 1941 года до середины февраля 1942 года ленинградцы получали немного больше – по 190 граммов хлеба в одни руки в день.

Норма выдачи хлеба для военнопленных изменилась в лучшую сторону с 1943 года, когда на фронте советские войска стали освобождать захваченные территории страны. В одни руки уже можно было получить не 400 граммов в сутки, а 600. Но эти граммы военнопленные могли увеличить: те, кто выполнял до 50 процентов установленного плана, мог получить 650 граммов хлеба. Выполнившие 100-процентный план работ получали один килограмм хлеба. Но это было редкостью. Для ослабленных больных в госпиталях хлеба выдавали на 25 процентов больше. Также с середины 1943 года стали выдавать по 120 граммов рыбы в день пленным, которые питались по основной норме.

Распорядок дня во всех лагерях был примерно одинаковым. Побудка. Начало завтрака. Давали в основном одну и ту же пищу – суп, хлеб, чай. Обедали кашей: её повара варили из пшена, иногда из картошки (это блюдо немецкие военнопленные тоже называли кашей). Иногда лагерное начальство, стремясь подкормить своих подопечных, нарушало нормы выдачи каши: например, в Саратовской области пленные получали вдвое больше каши – этот факт выявился после проведённой контрольной проверки.

Согласно нормам питания советской Академии медицинских наук, в среднем военнопленный должен был получать 2533 килокалорий в день. Для сравнения: пленные красноармейцы получали пищу, энергетическая ценность которой составляла около 900 ккал в сутки. Это почти вдвое меньше, чем минимальный расход энергии человеческим организмом: 1700 ккал в сутки – мужчины, 1500 ккал в сутки – женщины.

По-разному складывалось отношение к военнопленным со стороны русских женщин. Особенно примечательны случаи, когда русские матери отдавали последнюю краюшку хлеба военнопленным. Многие из них воочию наблюдали за повседневным бытом голодных опустившихся немцев. Женщины относились к ним с жалостливой ненавистью. Сколько раз в воспоминаниях можно было найти эпизоды о том, как голодным и измученным пленным женщины передавали свои последние запасы еды, получая крохотную пайку в городском магазине. «Однажды, – вспомнил Алексей Павлов, коренной житель Ростова-на-Дону, – моя бабушка вышла из магазина, прижимая к себе полученный хлебушек. А тут из-под подкопа вылез немец. Он был такой жалкий, голодный и оборванный, что у неё что-то перевернулось в душе, и она отдала ему свой последний хлеб. Немец схватил его и полез к себе обратно. За забором начался шум – видно, другие немцы набросились на этот хлеб и пытались делить его между собой».

Но через кинематограф народу демонстрировали совершенно другие истории, соответствующие идеологии тех лет. Советский фильм «Подранки» стал своего рода официальной классикой отношения к военнопленным. Один из главных героев – подросток, воспитывающийся в детском доме, – по много часов наблюдал за жизнью обычных немецких пленных: казалось, они вдоволь наедались, и один из них, упитанный немец, даже играл на губной гармошке бравые немецкие песенки. Чтобы отомстить за погибших родителей, мальчик подорвал гранатой немца и себя. Так закончился этот фильм. Но на самом деле в обыденной жизни всё было иначе.

Зачастую немецкие военнопленные оставались жить в России, обрастали семьями и вполне благополучно трудились на благо своей новой Родины. И таких случаев было немало. Более того, немало заключённых стали в 1949 году совершенно беспрепятственно выходить из лагеря, и те счастливчики, которым повезло познакомиться с русской женщиной, даже вступали в законный брак. А потому благополучно устраивались на работу в советский колхоз или совхоз, ходили в сельский медицинский пункт за помощью, если вдруг заболевали. После таких случаев НКВД срочно выпустил приказ о наведении порядка.

Второй переломный момент в питании немецких военнопленных произошёл в 1945 году. Был издан приказ НКВД № 00540, согласно которому вводились пять основным норм питания. Всё теперь зависело от звания и степени виновности пленного. Рядовые и унтер-офицеры по-прежнему получали по 600 граммов хлеба в сутки на каждого человека, а вот если они попадали на гауптвахту или находились под следствием, то норма выдачи хлеба снижалась на 200 граммов и составляла 400 граммов. Пленным, пожелавшим стать курсантами антифашистских школ, полагалось 700 граммов хлеба. Общегоспитальные больные получали хлеб двух видов: ржаной – 400 граммов и пшеничный – 200 граммов. Больным дистрофией полагалось только 500 граммов хлеба и 10 граммов взболтанной муки в день: иначе это кушанье называлось «болтухой». Генералы, попавшие в плен, питались лучше рядового состава. Нормы хлеба и его качество были совершенно другими: ржаной хлеб – 300 граммов и такое же количество пшеничного хлеба из муки первого сорта. Столько же получали пленённые немецкие офицеры. Тогда как рядовой состав получал хлеб из муки второго сорта.

После начала войны с Японией были приняты во внимание особенности питания и национальная кухня солдат противника. В конце сентября 1945 года издаётся соответствующий приказ НКВД и начальника тыла № 001117/0013. Хлеб выдавался из муки 96-процентного помола (немцы получали хлеб 65-процентного или 72-процентного помола), а также японцы получали 300 граммов риса и даже приправу к блюдам – мисо. Столько же получали генералы и офицеры. Для работающих японцев эти нормы увеличивались на 25 процентов, плюс к ним добавлялись продукты в зависимости от нормы производственной выработки. Для японских больных выделялось 200 граммов хлеба и 400 граммов полуочищенного риса.

Через год, в 1946 году, нормы питания для японских военнопленных были пересмотрены в сторону увеличения: на 50 граммов больше стали выдавать хлеба, крупы, рыбы. Овощей в рационе и вовсе прибавилось на 200 граммов: вместо 600 пленные получали 800 граммов свежих овощей или солений.

После Победы в 1945 году кормить пленных стали намного лучше, некоторые из них получили возможность беспрепятственно выходить и возвращаться на территорию лагеря. Во время таких отлучек военнопленные могли поживиться пропитанием у местных жителей. Иногда в лагерях даже возникали чрезвычайные происшествия, связанные с объявлением голодовки. К примеру, венгерские офицеры отказались принимать пищу потому, что лагерное руководство приняло решение всех коротко постричь перед отправкой на историческую родину. Это решение венгров возмутило, и они начали свой голодный бунт. После этого офицеров не стали трогать – они уехали домой со своими причёсками.

В середине ноября 1946 года рацион военнопленных существенным образом был пересмотрен. Каждый день на руки можно было получить 900 граммов хлеба или килограмм, если пленный сумел выполнить свой план на подземных работах. Эта привилегия касалась в основном пленных шахтёров.

Любопытный факт: в 1947 году на территории лагерей разрешили организовать торговлю мёдом, овощами, молочными продуктами, соленьями, грибами. Более того, руководство НКВД в своих циркулярах указывало начальникам лагерей на их нерадивость в деле обеспечения продовольствием и предлагало им уже в приказном порядке организовать лов рыбы. Открывались также буфеты, где можно было побаловать себя довольно разнообразной пищей, которую пленные покупали за кровно заработанные деньги. Правда, из зарплаты вычитались средства на содержание военнопленных, но большую часть пленные всё же получали на руки.

Ещё в 1942 году было издано соответствующее указание органов НКВД о зачислении заработной платы на отдельный лицевой счёт, который открывался с 25 августа 1942 года на каждого пленного. Зарплата рядового обычно составляла семь рублей в месяц, офицер получал в среднем 30 рублей, а самыми обеспеченными были десятники или бригадиры, получающие 100 рублей, если их подчинённые выполнили план работ. Стакан табака в среднем стоил около 15 рублей. Сами бригадиры не работали, они внимательно следили за выполнением плана, установленного нормировщиком.

Внутри лагерей существовали подпольные рынки, где торговали вещами и продуктами. Лагерное начальство смотрело на эту торговлю одобрительно и никаких мер дисциплинарного воздействия к активным торгашам не применяло. Цены на чёрных рынках были высокими. Стоимость одной булки хлеба иногда доходила до 40 рублей. Самым большим спросом пользовалась свинина. Требуха доставалась задарма – главное вовремя успеть схватить внутренности животных, которые мясники выбрасывали около скотобойни. На чёрный лагерный рынок мясо попадало путём воровства – мясники и их помощники проносили мясо, пряча его в карманы брюк, обматывая кусками тело. Нередко их ловили проверяющие, которые следили за тем, чтобы не было воровства ценного продукта, но опытные мясники могли ловко спрятать в укромных уголках куски мяса, а потом пронести на волю и выгодно продать. Также воровали и хлеб из пекарни.

Для высшего немецкого командного состава было разработано особое меню. Генералы питались по совершенно другим нормам. Командующий 6-й немецкой армией Фридрих Паулюс вместе с другими 22 пленёнными немецкими генералами попал в Ивановскую область, в специальный лагерь № 48, находившийся в посёлке Чернцы – это в 227 километрах от Москвы, – который был окружён глухими непроходимыми лесами. Советские разведчики опасались за Паулюса, на жизнь которого могли покуситься немецкие диверсанты.

Судя по сохранившимся в архивных документах меню, немецкие генералы не бедствовали. Бывшая медсестра Татьяна Мотова следила за самочувствием генералов, не отличавшихся здоровьем из-за своего пожилого возраста. Она добывала лекарственные травы для Паулюса, которого сильно беспокоила болезнь желудка. Травы фельдмаршалу не очень помогли, но ему была проведена успешная операция, после которой Паулюс прожил до 1 февраля 1957 года.

Каждый день к 7 часам утра генералы приходили в благоустроенную столовую на территории лагеря, где их ожидали красиво сервированные столы. По нормам им полагалось сливочное масло, белый хлеб, говядина, приготовленная в отварном виде на специальной кухне, где работали пленные итальянцы повара, отличающиеся своим умением в искусном приготовлении пищи. Привилегированное положение высшего командного состава в плену вызывало раздражение рядовых. Один из немецких солдат после возвращения на родину с негодованием написал о том, что офицеры питались намного лучше и получали в плену больше радостей: с весёлыми возгласами высшие офицеры катались на коньках по замёрзшей речке, тогда как рядовым солдатам это развлечение запрещалось. В праздничные дни генералам даже дозволялось выпить несколько бокалов пива. В 1948 году некоторых генералов стали отпускать на свободу, первыми её получили 11 человек. На дорогу им выдали четырёхдневный сухой паёк: белый хлеб, сухофрукты, колбасу и другие продукты.

Генерал-лейтенант Ганс Баур, обергруппенфюрер СС, личный пилот Гитлера, присутствовавший в Рейхканцелярии при последних минутах жизни фюрера, получил ранение в ногу – её пришлось ампутировать. А сам Баур попал в плен и на протяжении нескольких лет находился в Бутырке, на Лубянке, а потом его переправили в Берлин на опознание трупов Гитлера и Евы Браун. Вспоминая о своих испытаниях, Баур значительное место отвёл рассказу о тюремной еде, которая была лучше того, что давали ему в пути – около фунта хлеба, половинку селёдки и грязную воду. А в госпитале он получал кашу, которая ему очень сильно надоела. В московских тюрьмах он возненавидел рыбный суп, в котором, по его словам, всё же чувствовался рыбный вкус, но суп был таким прозрачным, что было видно дно тарелки. Заключённые жаловались, что никогда в этом супе они не находили рыбную мякоть, им всё больше встречались рыбьи головы или кости. Особенно возмущение Баура вызывал тот факт, что рыбным супом их кормили каждый день. «Неужели повара не могли проявить немного больше изобретательности и мастерства?» – написал он впоследствии в своей книге воспоминаний.

Личный пилот Гитлера принял решение отказаться от еды: именно так он решил добиться от тюремного начальства разрешения написать своей семье хотя бы одно письмо. Этот поступок Баура вызвал беспокойство следователя НКВД, и он приказал кормить пилота насильно. Пищу стали вливать в него при помощи зонда. Так продолжалось три дня. Каждый раз Баур громко кричал и отказывался есть. Но в конце концов он прекратил голодовку потому, что у него страшно болела голова каждый раз после мучительной насильственной процедуры введения в его рот зонда. Баур с негодованием писал в своей книге, что его крепко держали за руки и ноги несколько человек, а медицинская сестра заталкивала ему в рот резиновый катетер и через него вливала какую-то «булькающую жидкость». Однако пример лётчика оказался заразителен для сокамерников. Как впоследствии написал в своих воспоминаниях Баур, один венгр тоже решил так бунтовать, но отказался от своей идеи, когда Баур рассказал ему о насильственном кормлении. Судьба личного пилота фюрера в советском плену оказалась счастливой. Он вернулся на родину.

В советских лагерях немцы могли даже получать помощь от родственников из Германии: они иногда присылали денежные переводы и посылки. Бывший личный пилот Гитлера описал в своей книге курьёзный случай, когда при досмотре полученной посылки сотрудники НКВД никак не могли разобраться с кокосом. Они не понимали, что же это за предмет, трясли его и, услышав внутри характерное бульканье, решили, что там находится запрещённый к передаче спирт. Они позвали лагерного плотника – он просверлил дырку, через которую кокосовое молоко, конечно же, вытекло. Тогда лагерные начальники решили, что это консервы, и никак не могли понять немцев, которые очень сильно смеялись, видя тщетные попытки своих надзирателей разобраться с орехом. Один из немцев в хвастливом обстоятельном тоне высмеял их за незнание экзотического плода. В результате немецкий доктор принёс книгу, где был изображён этот загадочный орех, и лишь тогда охранники наконец разобрались, что было в посылке из Германии.

Количество немецких военнопленных существенно увеличилось в 1945 году. С каждым новым освобождённым городом сотрудникам НКВД прибавлялось работы. В плен брали не только военнослужащих, но и мирных граждан. Герлаху Хорсту из немецкой деревни в 1945 году исполнилось 16 лет, но сотрудникам НКВД он сказал, что ему 15 лет, надеясь, что его не заберут в плен. До поры до времени Хорсту верили, а потом арестовали и поместили вместе с другими подозрительными немцами в здание почты. Он вспоминал, что охранник принёс им жареную картошку со свининой и хлеба. Хорст смог бежать, но повторно был арестован. Хорста вместе с другими погнали вглубь страны: по пути их кормили гороховым супом. Хорст написал потом в своей книге, что суп был недоваренный, ему приходилось питаться прихваченным с собой из дома хлебом с ветчиной. В тюрьме немецкого города Инстербурга он поделился со своими новыми друзьями заключёнными ветчиной и хлебом. Ветчины оставалось у него около килограмма. Когда их повезли по железной дороге в глубь Советского Союза, Хорст получал один сухарь в день. Потом к этому прибавился плавленый сыр. Ему очень хотелось пить. Он жаловался на то, что хлеб, получаемый от русских, был нестерпимо жёстким, от него ещё больше хотелось пить. Два дня их вообще не кормили. Наконец они прибыли в лагерь, расположенный в Коми АССР, вблизи реки Ижмы – это приток Печоры. Здесь питание было лучше. «По крайней мере, в лагере нас регулярно кормили, – написал в своей книге Хорст. – В основном ежедневный рацион состоял из капусты (свежей, тушёной, варёной), репы, хлеба (часто пшеничного) и каши, приготовленной из овсяных хлопьев. Вместе с этим нам давали солёную треску, после которой невыносимо хотелось пить. Мясом нас почти не кормили, а когда давали масло, то это были такие маленькие кусочки, что их можно было разглядеть только под микроскопом. Порции, которые мы получали, были очень маленькие».

Но при этом среди заключённых появлялись и свои богачи. Они могли, продавая продуктовые карточки и другие вещи, накопить до 700 рублей и больше. Это становилось опасным – для хранения денег выбирались самые укромные места, но и это не спасало, случались ограбления. В своей книге «Горький вкус полыни» бывший пленный Хорст рассказал о том, как ограбили его товарища, который копил деньги, чтобы после возвращения открыть в Германии свою пекарню. Сам же Хорст считался одним из самых высокооплачиваемых работников: он получал около 300 рублей в месяц, когда развозил на быках воду в больших бидонах. Он вернулся в Германию и написал большую книгу о своих приключениях.

В системе Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР в 1946 году на балансе числилось 267 лагерей, которые были разделены на 2376 отделения, где отбывали наказание около 1 миллиона 822 тысяч военнопленных. В том числе для офицеров было организовано 11 отдельных лагерей. В середине 1945 года началось освобождение пленных. Первыми смогли отбыть на родину более 600 тысяч человек, которые были отнесены в разряд больных, а также согласившиеся проживать на территории Германской Демократической Республики. В 1947 году было объявлено, что следующий год пройдёт под лозунгом: «1948 – год репатриации» (исключение составляли элитные части СС и полиции). Несмотря на лозунг, отпускать домой военнопленных начали ещё до 1948 года: пожилые люди, тяжелобольные заключённые и неработоспособные покидали лагеря. Некоторым пленным, умело «закосившим» под больных, удалось официальным путём отправиться домой. Также первыми освобождали французов из легиона французских добровольцев. В дорогу им выдавался сухой паёк.

– Мы, пленные, очень радовались концу войны и надеялись, что нас отправят на родину. Однако вскоре мы поняли, что теперь настало время возмездия, – вспоминал Йозеф Хендрикс, который в декабре 1949 года вышел из советского лагеря. – Это были годы мучительного страха, потому что большую часть военнопленных вместо освобождения отправляли в сибирские лагеря, откуда многие домой так никогда и не вернулись.

Окончательно процесс репатриации завершился в 1950 году. Срок отбывать остались только военные преступники, большая часть немецких солдат благополучно отправилась на историческую родину. Некоторые из них написали воспоминания. Большинство немецких военнопленных (по немецким данным, около 3 486 000, по советской сводной статистике, 2 389 560) хоть и испытали горький вкус «русской полыни», но остались в живых: лишь 14,9 процента из них погибли от голода и лишений. Напомним, что из 5 270 000 военнопленных советских солдат в фашистских лагерях погибли больше половины.

(При подготовке материала использованы архивные материалы, собранные подполковником инженерных войск в отставке Юрием Веремеевым на сайте «Анатомия армии».)