Двести + лет русофобии

Нынешнее обострение отношений станет самым сильным за всю новейшую историю, затмив даже скандал со «шпионским камнем» 2006 года. Может показаться удивительным, с какой скоростью и готовностью Лондон объявил Россию и лично Владимира Путина виновными в отравлении Сергея Скрипаля. А выражения, которые при этом использовали британские официальные лица, выходят далеко за рамки допустимого в дипломатии и межгосударственных отношениях. Но ничего странного в этом нет: чуть что, объявлять Россию врагом № 1 – давняя и глубоко укоренившаяся в менталитете британцев традиция.

«Люди твоего брата, Ричард со товарищи, пристали к морской пристани у нашей крепости на Двине. Мы, как подобает государям христианским, милостиво оказали им честь, приняли и угостили за государевыми парадными столами, пожаловали и отпустили к твоему брату… Купцам твоего брата и всем англичанам мы дали такую свободную жалованную грамоту, какую даже из наших купцов никто не получал, а надеялись за это на великую дружбу со стороны вашего брата и вас и на верную службу всех англичан».

Это отрывок из послания Ивана Грозного английской королеве Елизавете I. Упомянутый в тексте Ричард – путешественник, купец и дипломат Ричард Ченслер, чей корабль бросил якорь у Никольского монастыря в 1553 году, впервые пройдя северным маршрутом из Англии в Россию и проложив тем самым торговый путь между двумя державами. Для Британии это путешествие имело колоссальное значение: до сих пор вся торговля между Россией и остальной Европой находилась, по сути, в руках Ганзы – торгового союза немецких городов.

Тогда, в XVI–XVII веках, отношения между Москвой и Лондоном были скорее дружественными. Английские купцы были желанными гостями в Московском царстве: они везли шерсть, медь, свинец, оружие, боеприпасы и специи, в обмен получая меха, рыбу, смолу, воск, лен и древесину. Но главное – внешнеполитические интересы России и Англии нигде не пересекались: пока британцы строили свою морскую империю, русские продвигались все дальше на восток, осваивая Сибирь.

Разумеется, проблемы возникали и в те времена: московские государи, бывало, отзывали часть привилегий у британских купцов, если те начинали вытеснять русских с рынка. Британцы, в свою очередь, были не прочь прихватить, что плохо лежит: так, во время Смуты всерьез обсуждалась идея занятия и колонизации русских северных земель. Но Смута вскоре окончилась, проект отправили в архив, а Россия и Британия вновь стали надежными торговыми партнерами.

Однако в XVIII веке отношения постепенно стали меняться в худшую сторону. Еще во время «Великого посольства» в Европу Петра I на туманном Альбионе принимали как дорогого гостя и даже презентовали ему новую яхту. Однако последующие шаги Петра вызвали в Лондоне беспокойство: молодой русский царь отправил целый корпус в Дагестан, на границу с Персией и послал экспедицию Бековича в Хиву, чтобы та разведала путь в Индию. И хотя хивинцы русский отряд вырезали, тенденция была налицо: Россия постепенно все больше начинала интересоваться продвижением на юг – к Индии, где британцы в тот момент вели жестокую борьбу с французами за контроль над полуостровом. Кроме того, Петр и его наследники ввели Россию в число ведущих европейских держав. Для британцев это означало, что из надежного торгового партнера без особых амбиций Московия превратилась в еще одного участника сложного европейского баланса сил и интересов и отношения с ней нужно выстраивать по-новому.

Вплоть до 1830‑х годов Петербург и Лондон то ссорились, то мирились – в зависимости от того, чью сторону они принимали в многочисленных европейских конфликтах. В эпоху Наполеоновских войн Россия и Британия в основном сражались на одной стороне – за исключением краткого периода после Тильзитского мира, когда Александр I присоединился к континентальной блокаде Англии, поддержав тем самым Францию. Британцы тогда отправили своих офицеров на помощь Персии, воюющей с Россией. Когда в 1812 году русский отряд генерала Котляревского уничтожил войско принца Аббас-Мирзы при Асландузе, среди погибших оказался англичанин – капитан Чарльз Кристи.

Разгром Наполеона превратил Россию в одну из ведущих мировых держав и главного врага Лондона. К тому моменту англичане завладели уже всей Индией, и продвижение русской армии на Кавказе и в Туркестане они рассматривали как попытку выйти к границам «жемчужины британской короны» и в последующем завладеть ею.

Последующие 70 с лишним лет Британия и Россия вели так называемую «большую игру» – этим романтичным термином в английской литературе обозначается соперничество великих держав на протяжении огромной дуги от Кавказского побережья Черного моря до Тибета. С обеих сторон были свои герои, свои победы и трагедии. Об истории этой холодной войны XIX века, порой перераставшей в горячую, написаны сотни книг.

Именно в те годы в Британии появилось явление, известное под названием «русофобия». Одним из самых последовательных его проводников стал шотландский журналист, дипломат и политик Дэвид Уркварт. Он был настолько ярым туркофилом, что в конце 1830‑х британский МИД даже отозвал его из Константинополя (там Уркварт служил в торговом представительстве Соединенного Королевства), поскольку счел, что действия Дэвида противоречат британским интересам. После отставки Уркварт был избран членом парламента и развернул в печати яростную антироссийскую кампанию. Ее невольными соучастниками стали русские социал-демократы, включая Герцена, жившие в Лондоне в эмиграции. Но если беглые вольнодумцы критиковали в основном царизм, то Уркварт обрушился на Россию как таковую, «сея среди публичного мнения Англии чувство ужаса и ненависти к русским», как писал один из его современников. Именно тогда в британской прессе Россию начали изображать как чудовищного спрута, пытающегося охватить своими щупальцами весь мир. Уркварту и его соратникам удалось поднять столь мощную волну русофобии, что в ней тонули голоса тех, кто призывал к нормализации отношений с Россией, – к примеру, известного либерала Ричарда Кобдена, предупреждавшего, что куда большую опасность для Британской империи представляют растущие Соединенные Штаты.

Русофобия в Британии процветала вплоть до 1907 года, когда Санкт-Петербург и Лондон заключили конвенцию о разграничении сфер влияния, окончив тем самым «большую игру». После этого британская пресса постепенно сменила гнев на милость, а с началом Первой мировой император Николай II и вовсе превратился из «кровавого тирана» в «нашего надежного союзника».

Однако после революции отношения России и Британии вновь испортились, и на этот раз куда капитальнее, чем в прошлый раз. Если в викторианские времена империи ссорились исключительно из-за раздела сфер влияния и когда этот раздел был завершен, то конфликт и прилагающаяся русофобия сошли на нет, то теперь борьба развернулась на идеологическом фронте. Образ кровавого большевика – немецкого шпиона, терзающего истекающую кровью Россию, – активно использовался в британской пропаганде, оправдывающей интервенцию. Однако ставка на идеологическую борьбу сыграла с британцами злую шутку: в Англии нашлось немало рабочих, сочувствующих делу коммунизма. В результате британская пресса вновь вернулась к образу спрута, пытающегося поработить весь мир, – на сей раз, правда, во имя мировой революции.

«Дорогие товарищи! Приближается момент, когда парламент Англии должен рассмотреть и ратифицировать договор, заключенный между правительством Великобритании и СССР. Яростная кампания, развернутая вокруг этого вопроса буржуазией, свидетельствует, что большинство ее совместно с реакционными кругами выступают против договора… Пролетариат Великобритании должен продемонстрировать всю возможную энергию в грядущей борьбе за ратификацию и против буржуазных попыток убедить парламент аннулировать этот документ».

Это начало знаменитого «письма Зиновьева», опубликованного газетой The Daily Mail 25 октября 1924 года. На бумаге, которую в британский МИД переслала разведка, стояли подписи трех человек: главы Коминтерна Григория Зиновьева, его помощника Отто Куусинена и одного из руководителей английской компартии Артура МакМануса.

Если бы в письме содержался только призыв к английским рабочим сплотиться во имя дружбы с Советской Россией, может быть, все бы обошлось. Но оно, помимо всего прочего, содержало следующий пассаж: «Из вашего последнего отчета видно, что агит-пропагандистская работа в армии поставлена слабо, во флоте немного лучше. Желательно иметь ячейки во всех частях войск, в частности, в расквартированных в крупных центрах страны. Военная секция британской компартии, насколько нам известно, так же страдает от отсутствия спецов, будущих руководителей британской компартии. Пора уже подумать о составлении такой группы, которая вместе с вождями могла бы составить в случае возникновения активной борьбы мозг военной организации партии». По сути, это означало, что английская компартия готовится к вооруженному восстанию, причем при активной поддержке из-за рубежа.

Грянул грандиозный скандал. Советского поверенного в делах Христиана Раковского вызвали в МИД Королевства, где вручили ноту протеста: «Письмо содержит инструкции британским подданным работать над насильственным свержением существующего строя и разложением вооруженных сил в качестве средства для этого… Наше правительство не позволит вести подобную пропаганду и рассматривает ее как прямое вмешательство во внутренние дела Великобритании».

Письмо появилось как нельзя кстати – перед самыми парламентскими выборами. На волне истерии, поднятой британ ской прессой, консерваторы одержали убедительную победу. Ставший канцлером казначейства Уинстон Черчилль бушевал: «Советские вожди письменно отдают приказ о подготовке мятежа и о начале гражданской войны в Англии. Ничего подобного мы никогда не видели».

Но вот беда – ничего такого английским рабочим Зиновьев не писал, а наделавшее столько шума послание было подделкой, изготовленной за определенную мзду русским белоэмигрантом Сергеем Дружиловским. И самое главное – британские власти об этом прекрасно знали. В то время советские шифры были столь несовершенны, что английским спецслужбам не составляло особого труда читать секретные сообщения, передаваемые в Москву.

Этим Лондон не преминул воспользоваться годом ранее. Тогдашний глава МИД Британии лорд Керзон предъявил неопровержимые доказательства того, что Советская Россия ведет подрывную работу в британских владениях в Азии, и потребовал ее немедленного прекращения. Соответствующая информация была выужена как раз из дипломатической переписки Советов. Москва ультиматум Керзона демонстративно отвергла, попутно развернув в стране массовую кампанию поддержки своего внешнеполитического курса, – с тех пор выражение «Наш ответ Керзону» стало нарицательным. Но вскоре без особой огласки Советская Россия пошла на мировую, приняв часть британских требований и обязавшись не вмешиваться во внутренние дела Британской империи. Несмотря на это, послевкусие прежнего скандала еще ощущалось, и «письмо Зиновьева» британское общественное мнение расценило как плевок в лицо.

После истории с ультиматумом советские дипломаты сменили шифры, но это не помогло. Британская контрразведка исправно снабжала политическое руководство расшифрованными сообщениями, из которых ясно следовало: Москва в недоумении. Советское руководство не понимает, откуда взялось «письмо Зиновьева», сами Зиновьев и Куусинен к произошедшему непричастны, советским дипучреждениям предписывается принять все возможные меры, чтобы выяснить происхождение «письма».

Объяснение произошедшему было найдено лишь в 1990‑х, когда глава МИД Британии Робин Кук распорядился открыть часть архивов. Тогда удалось документально доказать, что публикация «письма Зиновьева» была осознанной провокацией, призванной разжечь антисоветскую истерию и привести консерваторов к власти.

Искать параллели – занятие неблагодарное, но уж слишком похоже то, что происходит сейчас в Англии, на историю вековой давности. Даже действующие лица те же – консерваторы, чьи позиции находятся под угрозой (кабинет Терезы Мэй крайне слаб, не готов к Brexit и не способен решить массу внутренних проблем), и лейбористы, которых консервативная пресса, как и много лет назад, клеймит агентами Москвы. Хочется надеяться, что правда о заказчиках убийства в Солсбери станет известна быстрее, чем о творцах «письма Зиновьева».