Либеральная демагогия. Часть 2

С точки зрения экономической теории Адама Смита, которая является основой экономического либерализма, конкуренция ведёт к прогрессу. Каждый из бизнесменов старается предложить лучший товар и услугу и за счёт этого двигает прогресс вперёд. Однако трудами Адама Смита восхищался ещё Александр Сергеевич Пушкин, причём это было тогда, когда Адам Смит уже умер. Теория Смита — это всё-таки лишь первая ступень экономической науки, так же как труды Галилея и Ньютона — первая ступень физики. Законы Ньютона, конечно же, просты и красивы. Только вот более поздние исследования Максвелла, Лоренца, Эйнштейна, Резерфорда, Шредингера, Дирака и Ландау показали, что законы Ньютона ко многим явлениям совершенно неприменимы. Они являются лишь некой частной идеализацией, работающей лишь в пределе очень малых скоростей масс, что применимо для описания процессов в быту, но не годится даже для изучения процессов распространения радиоволн, не говоря уж о процессах во Вселенной и ядерных процессах. Поэтому и родились общая теория относительности и квантовая механика: сложные и некрасивые, зато точные и всеобъемлющие, вобравшие в себя не только знания в области физики, но и химии, и астрономии.

Так же и с теорией Адама Смита. Дело в том, что выпускать лучший товар — это только один из множества способов конкуренции. Есть и другие, которые ведут вовсе не к прогрессу, а наоборот. Так, например, можно не улучшать свой товар, а портить чужой. Можно просто стараться уничтожать конкурентов — экономически, юридически и даже физически. Можно не повышать качество товара, а, напротив, понижать качество и стоимость сырья, чтобы снизить его себестоимость, а следовательно, свои затраты. И это не говоря уже о том, что любому бизнесу конкуренция невыгодна — ему выгодна своя собственная монополия на всех возможных рынках. Всё это было прекрасно описано Карлом Марксом уже в XIX веке. Но и труды Маркса тоже были лишь определённой ступенью в развитии представлений об экономике и многого не учитывали.

Отдельного рассмотрения заслуживает заблуждение, согласно которому покупатель якобы всегда является отличным экспертом и выбирает самый лучший товар. Реальная жизнь показывает, что для достижения максимальной прибыли производители просто-таки обязаны в угоду маркетологам выпускать некачественные и дорогие товары, вследствие чего выбор покупателя нередко превращается в фикцию: все доступные товары или услуги оказываются примерно одинакового невысокого качества по примерно одинаковой цене. Кроме того, львиная доля используемых маркетологами приёмов направлена как раз на то, чтобы этот выбор покупателю максимально затруднить (например, выпуск товаров не в стандартных упаковках по 1000 или 500 грамм, а, скажем, по 950, 930 или 470 грамм. Сравнить такие товары по цене за килограмм без калькулятора становится крайне сложно).

Таким образом, ясно, что обеспечить «прогрессивную» конкуренцию может только государство, которое запретит все прочие виды конкуренции (включая рекламу), а также монополии. Это несовместимо с идеей о невидимой руке рынка, потому что без государства, которое будет время от времени бить по этой руке, она неизбежно начнет мухлевать.

Идеи экономического либерализма формировались во многом в противовес господствовавшим в XVI—XVIII веках идеям меркантилизма и протекционизма, которые говорили о необходимости активного вмешательства государства в экономику. Меркантилисты призывали добиваться положительного торгового баланса, устанавливать высокие пошлины на импорт, поддерживать внутреннего производителя, жёстко регулировать сферу финансов. Напротив, сторонники экономического либерализма выступали за свободу торговли и снижение вмешательства государства в экономику.

Либеральная модель рассматривает государство с точки зрения его грабительских методов, а частный сектор с точки зрения экономической деятельности, не связанной с созданием материальных ценностей. Эта модель предполагает строгое разграничение государства и частного бизнеса. Меркантилизм, наоборот, предлагает корпоративистский подход, при котором государство и частный бизнес являются союзниками и сотрудничают для достижения общих целей, будь то экономический рост или мощь государства.

К 2010-м годам либеральная модель оказалась серьёзно скомпрометирована в связи с ростом неравенства и бедственным положением среднего класса на Западе из-за закрытия многих производств и переноса их за границу. К этому добавились последствия финансового кризиса 2007—2008 годов, вызванного децентрализацией контроля за финансами. Безработица, долги, меры финансового стимулирования экономики — это основная головная боль и забота политиков. На таком фоне неудивительно, что в западных странах наблюдаются попытки возвращения к политике меркантилизма, о чём свидетельствует избрание Дональда Трампа президентом США в 2016 году.

Меркантилизм может отлично работать в случае догоняющих экономик, как это имеет место в ряде стран Азии, тогда как современные формы экономического либерализма могут быть несвоевременны и вредны. Следует помнить, что даже в Великобритании классический либерализм появился только в середине XIX века, то есть уже после того, как страна стала крупнейшей мировой промышленной державой.

Ещё одно различие между двумя моделями лежит в вопросе привилегий: должны ли они быть для потребителей или производителей. Для либералов потребители являются королями. Одной из целей экономической политики является увеличение потребительского потенциала домохозяйств, который требует обеспечения беспрепятственного доступа к наиболее дешёвым товарам и услугам.

Меркантилисты, наоборот, делают ударение на производственном аспекте экономики. Они считают, что для стабильности экономики необходима стабильная система производства. При этом потребление должно поддерживаться высоким уровнем занятости населения при адекватной заработной плате.

Эти различные модели имеют предсказуемые последствия для международной экономической политики. Логика либерального подхода заключается в том, что корень экономических выгод от торговли лежит в импорте: чем импорт дешевле, тем лучше, даже если в результате получается дефицит торгового баланса. Меркантилисты, однако, рассматривают торговлю в качестве средства поддержки национального производства и занятости, в связи с чем предпочитают стимулировать экспорт, а не импорт.

Многие азиатские страны смогли добиться значительного экономического роста, применяя различные варианты меркантилизма. Правительства богатых стран по большей части смотрели в другую сторону, в то время как Япония, Южная Корея, Тайвань и Китай защищали свои внутренние рынки, присваивали «интеллектуальную собственность», субсидировали своих производителей и регулировали курсы своих валют.

На сегодняшний день ведущим последователем меркантилизма является Китай, хотя китайские лидеры никогда не признают этого: слишком много осуждения придаётся данному термину. Экономическое чудо Китая во многом является результатом активности правительства, которое поддерживает, стимулирует и открыто субсидирует производителей промышленной продукции — как национальных, так и иностранных инвесторов.

Глядя на быстро растущие меркантилистские страны Азии и медленно растущие «либеральные» страны Запада, можно сделать вывод, что классическая либеральная модель имеет хорошую альтернативу в виде ещё более классической модели меркантилизма.

В то же время необходимо отметить, что в длительной перспективе темпы роста в меркантилистских странах снижаются. После сравнительно кратковременных успехов (два, три, четыре десятилетия) данный подход начинает давать сбои. В частности, даже сама богатая из названных стран, Япония, так и не смогла догнать США по ВВП по ППС на душу населения и стала отставать в темпах развития. Согласно одной точке зрения, это плата за излишнее регулирование и искусственное вмешательство в экономику, которое вначале может обеспечить повышенные темпы роста (как было и в СССР), но затем ведёт к деградации и застою.

Таким образом, меркантилизм не является панацеей и сам по себе не гарантирует решения всех проблем. В частности, он не гарантирует снижения экономического неравенства и, напротив, может способствовать его увеличению. Так, например, неравенство между богатыми и бедными в Китае быстро росло на протяжении последних десятилетий и в середине 2010-х гг. значительно выше, чем во всех западных странах, и даже выше, чем в США. Среди измеряемых Всемирным банком стран только в ЮАР и Бразилии неравенство между богатыми и бедными больше, чем в Китае.

Подводя итоги, экономический либерализм не является ни единственно возможной, ни безусловно лучшей моделью. Скорее, в экономике всегда должно иметь место определённое разумное сочетание либерализма и меркантилизма. При этом на определённых этапах развития меркантилизм может доминировать и приносить успех.

Тезис близок к тезису о ненужности территорий. Декларируется, что в современном обществе основную долю экономики «развитых» стран составляет не промышленное производство или сельское хозяйство, а информационные либо финансовые технологии. Из этого делается, например, вывод, что государству не следует поддерживать АвтоВАЗ, а следует закрыть его и переучить рабочих на «креативные» профессии. И хотя проблема переобучения и нового трудоустройства рабочих АвтоВАЗа действительно существует (из-за идущей автоматизации производства), говорить о полном закрытии производства или смене деятельности вообще всех его сотрудников, разумеется, бессмысленно и вредно — до тех пор, пока завод приносит прибыль или, по крайне мере, сохраняет военно-стратегическое значение.

Основная ошибка тезиса о ненужности заводов — умолчание того очевидного факта, что потребность в промышленности никуда не делась — просто производство переместилось из «развитых» в более бедные страны, где существенно дешевле рабочая сила и энергоресурсы, так что производить там товары оказывается выгоднее. Таким образом, это «информационное общество» во многом основано на эксплуатации других стран.

Важно и то, что без нового (как и без старого) айфона прожить можно, а вот без еды — нет. Без большинства обыкновенных промышленных товаров, не считающихся в наше время высокотехнологичными, прожить хотя и можно, но вот качество жизни без них может упасть в разы и десятки раз, вплоть до уровня каменного века.

Поэтому, разумеется, промышленность нужна, она составляет важную часть экономики и позволяет поддерживать определённый уровень достигнутых технологий и соответствующий уровень жизни населения. При этом, разумеется, нужно развивать и новые технологии, в том числе информационные и финансовые — однако это всего лишь надстройка над существующей промышленной базой, пускай даже эта надстройка имеет высокую денежную стоимость, а её применение серьёзно увеличивает эффективность работы промышленности и экономики в целом.

(Продолжение следует)