Пятидневная война: как Грузия, Южная Осетия и Абхазия живут вместе порознь

https://im7.kommersant.ru/Issues.photo/CORP/2015/08/12/KMO_100909_00071_1_t222_143815.jpg

Жительница Гори Зоя Мурадова выпала из поля зрения правозащитников, хотя во время войны она стала известна в Грузии и за ее пределами. Фото, на котором Мурадова истекает кровью посреди груды обломков, напечатали многие мировые СМИ. Съемка, сделанная 8 августа после попадания российских авиабомб в жилой микрорайон Гори, стала едва ли не самой известной иллюстрацией той войны. Фотографии Зои Мурадовой и Зазы Рамзадзе, который держит на руках только что убитого брата и рыдает, до сих пор первыми вываливаются в Google по запросу «бомбардировка Гори».

Спустя 10 лет она прикована к инвалидному креслу и мало кому интересна.

Цицино Кушашвили хранит пачку пожелтевших газет, на первых полосах которых опубликованы снимки ее убитой дочери. Виновников своих несчастий она давно установила: «Путин и Саакашвили грызли друг друга, а пострадали мы». Цицино Кушашвили хочет отсудить у России $60 тыс. Иск лежит в Страсбургском суде уже десять лет.

В Гори 11 августа 2008 года сделано еще одно знаменитое фото: Михаил Саакашвили растянулся на асфальте, а над ним груда телохранителей. В тот день грузинский президент привез сюда главу МИД Франции Бернара Кушнера, чтобы показать последствия российской бомбардировки. Вдруг над городом послышался гул самолета. Саакашвили и его охрана побежали прочь от черного президентского Hummer, который с воздуха был отличной мишенью. Отбежав от внедорожника, секьюрити уложили главу государства на землю, не задумываясь, какой картинкой они в этот момент обеспечивают репортеров. Спустя несколько часов после того, как кортеж с президентом уехал в Тбилиси, в Гори вошли российские войска. Еще через пару дней танки стояли неподалеку от грузинской столицы.

Проиграв войну, Михаил Саакашвили правил Грузией до 2013 года, а потом уехал, опасаясь тюрьмы. Он пытался сделать политическую карьеру на Украине, но после конфликта с президентом Петром Порошенко его лишили украинского гражданства, а затем выдворили из страны.

У жителей Грузии Михаил Саакашвили, превратившийся в политического скитальца, вызывает контрастные эмоции. Его боготворят за то, что при нем страна резко изменилась: власти победили воров в законе, снизили уровень преступности, создали новую полицию, которая и сегодня не берет взятки, улучшили деловую среду, построили дороги и курорты. Его ненавидят за практику отъема бизнеса, всевластие спецслужб, жестокие разгоны протестов, слежку и прослушки, переполненные тюрьмы, коррупцию среди элит.

У русофобии в Грузии свои особенности: это фобия без «русо». Ни политические конфликты с Москвой, ни даже война не трансформировались в ненависть к русским и русскоязычным. Когда в августе 2008-го российские танки стояли под Тбилиси, а самоходные артиллерийские установки расползлись по холмам неподалеку от столицы и навели на нее стволы, на улицах можно было без опаски говорить по-русски. Неприязнь и возмущение проецируются исключительно на Кремль. Такое ощущение, что грузины мысленно поделили Россию на государство и остальную страну, решив для себя, что это две разные России.

У российского бизнеса нет проблем с грузинскими властями. Здесь работают ЛУКОЙЛ, «Интер РАО» и ВТБ. Российская «Альфа-групп» с 2013 года владеет компанией, которая производит «Боржоми»,— святую, можно сказать, для Грузии воду.

Южная Осетия — это республика-крепость. Границу с Грузией охраняет ФСБ России. Вдоль нее столбы с камерами слежения и датчиками движения, местами стоит забор и натянута колючая проволока, где-то ограждение еще не установили. Каждая пограничная застава выглядит как бастион, и все они на виду, без маскировки.

Цхинвали сильно изменился по сравнению с августом 2008 года. Заасфальтировали улицы, отстроили здание университета, от которого после войны остались только стены, возвели театр, новый жилой микрорайон, городок для российских военных, отремонтировали дома, поврежденные во время боев. Но зданий со следами пуль и осколков все равно больше. Поэтому репортажи отсюда еще долго можно будет начинать фразой: «Стены все еще хранят память о грузинской агрессии». Если понадобится трогательный кадр, иллюстрирующий, как мирная жизнь победила войну, нужно покрутить головой, и вот он: изрешеченный крупнокалиберными пулями металлический забор, сквозь дыры в котором белеет сохнущая на веревке детская одежда. Такие визуальные метафоры на каждом шагу.

Еще одна говорящая картинка — пустыри вместо грузинских сел. Курта, Кехви, Тамарашени, их как сбрили. Редко где сохранились остовы домов. Галина Тедеева из Минэкономики Южной Осетии считает, что это правильно, потому что грузинские села долго были источником опасности — оттуда могли напасть или обстрелять: «Классно, что их нет, очень хорошо. Я бы сама по камушкам снесла эти дома. Их надо было снести, чтобы дожди всю эту грязь смыли, которая там скопилась, эту ауру грязную».

Действующий президент Южной Осетии Анатолий Бибилов пришел к власти прошлой весной под лозунгом вхождения в состав России и даже называл сроки проведения референдума по этому вопросу: до конца 2017 года. Плебисцит до сих пор не состоялся, но у югоосетинского лидера есть объяснение: дело в самопровозглашенных республиках на востоке Украины.

О собственной экономике в Южной Осетии говорят в основном в будущем времени. Пока из относительно крупных производств здесь есть мясоперерабатывающий завод «Растдон» и швейная фабрика БТК-4. Оба предприятия открыты крупными российскими бизнесменами осетинского происхождения. Завод начал работать в прошлом году и принадлежит основателю ростовского холдинга «Евродон», выходцу из Цхинвали Вадиму Ванееву. Фабрику в 2013 году открыл владелец петербургского АО «БТК групп» Таймураз Боллоев. В Цхинвали говорят, что Боллоев открыл производство по личной просьбе президента России Владимира Путина. По словам главы Минэкономразвития Южной Осетии Геннадия Кокоева, фабрика загружена заказами для российской оборонки: шьют и вывозят в Россию униформу.

Кокоев считает перспективной и сферу туризма. По его словам, здесь можно было бы построить горнолыжный курорт: «Есть у нас и памятники истории, архитектуры, природы. Но нужно создавать инфраструктуру. Это стоит недешево, а окупаемость инвестиций в такой сфере достаточно долговременна».

Российский дипломат, занимающийся югоосетинским направлением, но просивший не упоминать его имени, в развитие сферы услуг в Южной Осетии не слишком верит. Но не только потому, что сюда трудно завлечь инвесторов: «Здесь каждый хочет с портфелем ходить, начальником быть. На грузинской стороне в марте уже в огородах одни, простите, задницы торчат. А в Южной Осетии местные жители хорошо если в мае начнут в земле копаться».

После того как Россия в августе 2008-го признала независимость Абхазии, сюда пошла из Москвы финансовая помощь. В 2014 году театр отремонтировали, и теперь это культовое место, и один из самых успешных бизнес-проектов.

В восточной части Абхазии, которая ближе к Грузии и где живут мегрелы, депрессивно. В райцентре Гал много полуобитаемых пятиэтажек: часть квартир заселены, а часть без окон и признаков жизни.

«Вроде бы несложно сделать счастливыми 250 тыс. человек, которые здесь живут. Но чтобы провести реформы, политикам нужно вырубить телефоны и перестать общаться с родней и друзьями: многое надо ломать и строить заново»,— говорит политолог Инал Хашиг.

Он имеет в виду не снос старых и строительство новых зданий, а выстраивание новой системы управления в целом. В качестве примера он указывает на Грузию, независимости от которой так долго добивалась Абхазия: «Терапевтическими методами не обойтись. У грузин, кстати, получилось. Нам бы сделать хотя бы половину того, что они у себя сделали. А пока у нас инерция. Мир движется быстрее, чем мы пытаемся эволюционировать. Нынешний абхазский премьер уже руководил правительством. Тогда он пытался внедрить кассовые аппараты и сейчас пытается это сделать»,— вздыхает политолог.

Абхазская экономика — это в основном сельское хозяйство и туризм. Но одна из главных ее проблем заключается в отсутствии иностранных инвестиций, признает глава Нацбанка Абхазии Беслан Барателиа. Инвестиционного бума, по его словам, нет. «Климат не очень привлекательный для инвесторов из-за того, что их интересует право собственности на землю, а в Абхазии его нет: вся земля принадлежит государству. Плюс закрыт рынок недвижимости для иностранцев»,— говорит банкир. Вопрос доступа иностранцев к недвижимости — тема больная и острая. С ней связаны страхи, которые корнями уходят еще в советские времена, но до сих пор актуальны. «В советское время из Грузии сюда население переселили и изменили демографию за счет этого. Поэтому у абхазов обостренное чувство опасности существует. У нас и сегодня нет подавляющего большинства абхазского населения»,— говорит лидер партии «Единая Абхазия» бывший глава абхазского МИДа Сергей Шамба.

И тут ничего личного. Просто проживающие в Абхазии абхазы, которых, по одним данным, 120 тыс., а по другим уже сильно меньше, пытаются себя сохранить. Это желание пока перевешивает экономические резоны.

Военная техника 58-й армии России в селе Джава Южной Осетии

Местные жители во дворе своих разрушенных домов в городе Гори на востоке Грузии

Жители Гори покидают свои разрушенные дома

Сгоревшие после обстрелов здания и санитарные автомобили в Цхинвале

Плачущий ребенок у разрушенного дома в Цхинвале

Похороны мирных жителей, погибших в результате обстрела города Цхинвал

https://im3.kommersant.ru/Issues.photo/CORP/2015/08/12/KMO_101518_02687_1_t222_150831.jpg