Мао звал Сталина «Товарищ главный хозяин»

Однако тайные архивы китайской компартии, Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) и международного комдвижения и т.п., ставшие доступными в последнее время, свидетельствуют об обратном.

Особенно интересны документы Мао, его врагов и друзей, хранящиеся в бывшем Центральном партийном архиве ЦК КПСС (Российский государственный архив социально-политической истории) в Москве. Не меньшее значение имеют и документальные материалы из хранилищ ЦК КПК в Пекине, ставшие доступными в последнее время благодаря усилиям историков КНР.

Уникальные факты из них в своей монографии «Мао Цзэдун» приводит известный китаевед, доктор исторических наук, профессор Александр Панцов, который прослеживает формирование личности будущего вождя, то, как со временем менялись его жизненные установки.

«Восторженный юноша, поклонник либеральных идей, считавший «революцию крови и бомб» бесполезной, на весь мир утверждавший, что угнетатели – тоже люди, вдруг, спустя каких-то семь лет, выплескивает на страницы бумаги ненависть, от которой мурашки бегут по телу: «Революция не званый обед, не литературное творчество, не рисование и не художественная вышивка… Революция – это бунт (баодун), это беспощадное действие одного класса, свергающего власть другого класса… Попросту говоря, в каждой деревне необходим кратковременный период террора».

Стремление к неограниченному главенству поглощало Мао. «И в этой каждодневной борьбе за власть он все более превращался в жертву собственной страсти. Борьба с Чан Кайши и внутренней оппозицией, классовыми врагами и «заблуждавшимися» товарищами убивала в нем последние человеческие чувства. Любовь, доброта, преданность, вера исчезли куда-то, растворяясь в душивших его сильнейших эмоциях. А в результате душа Мао черствела, а его жизнь превращалась в погоню за призраком».

Показательно отношение Мао к собственным детям, трем сыновьям от второй жены, которую расстреляли гоминьдановцы за то, что она не отказалась публично от мужа. Через год после ее смерти детей (по настоянию жены Мао Цзэминя – брата Цзэдуна) тайно переправили из города Чанши в Шанхай в приют для отпрысков работников КПК. Там вскоре умер от дизентерии младший Аньлун. Через некоторое время приют закрыли. Двое других детей Аньина (9 лет) и Аньцина (8 лет) забрала к себе Хуан Хуэйгуан, которая ничего не знала об их происхождении и особого внимания им не уделяла. У нее у самой было четверо детей.

«Аньин и Аньцин все время ждали вестей от папы. Через дядю Цзэминя… они передали ему письмо. Но отец так ничего и не сделал, чтобы спасти их, несмотря на то, что письмо действительно получил. И тогда, в конце лета 1932 года, они сбежали от тетушки Хуан. Четыре года бродяжничали по грязным улицам, рылись в мусорных ямах, собирали объедки и окурки, подрабатывали у торговцев лепешками, торговали газетами. Терпели побои и издевательства.

Члены шанхайской парторганизации нашли их только весной 1936 года. И тут интерес к их судьбе проявил всемогущий Сталин. С его согласия ЦК КПК организовал их выезд (через Гонконг, Марсель и Париж) в Советский Союз».

Кто же был на самом деле Мао Цзэдун? «Враг или друг? Сталинский выдвиженец или ярый китайский националист? А может быть, и то и другое? Притворялся другом, когда было выгодно, а чуть что – предал и не оглянулся? А вдруг мы сами во всем виноваты? «Русский с китайцем – братья навек», - пели советские люди в 50-е. «Теперь вам шиш, но пасаран, товарищ Мао», - распевали вслед за Высоцким в 70-е».

О Мао написаны сотни книг и статей, созданы фильмы и интернет-сайты. Кажется, что изучено все. А вот исчерпывающих ответов на эти вопросы до сих пор нет. Многие авторы писали о том, что, по их данным, Сталин не доверял Мао, являвшемуся в его глазах более «крестьянским националистом», нежели коммунистом.

Западные историки обосновали ставший затем классический постулат о «самостоятельности Мао Цзэдуна» как в его отношениях со Сталиным, так и в его воззрениях на Китай. Однако далеко не все в этом постулате соответствует истине. Характерен пример того, как следовали директивам из Москвы китайские товарищи. «Вполне возможно, что Сталин и отзывался о Мао в своем ближайшем кругу как о «пещерном марксисте». Вероятно, и Мао имел основания обижаться на то, что Сталин ему не доверял. Но кому вообще «вождь народов» верил?.. Мягко ступая по ковровым дорожкам своего кабинета, он напряженно проигрывал в уме многоходовые операции… Победа китайской компартии должна была радикально изменить соотношение сил на мировой арене в пользу СССР. Если бы только им с Мао удалось нейтрализовать Америку, заставив Вашингтон и других союзников поверить в «новодемократические» планы китайских коммунистов! Тогда бы КПК смогла постепенно «выжать» Чан Кайши и его сторонников из властных структур, а затем, маневрируя в левогоминьдановской и либеральной среде, в конце концов захватить власть. Игра шла по-крупному. Интервью, статьи и выступления Мао делали свое дело… Большое впечатление на общественность производили восторженные рассказы о Мао и его товарищах английских корреспондентов Фриды Атли, Клэр и Уильяма Бэндов, американских репортеров… Все эти живые свидетели в один голос уверяли мир, что китайские коммунисты не имеют ничего общего с марксизмом-ленинизмом. Наивысшего напряжения эта игра достигла в 1944-1945 годах, когда Мао, Чжоу, Чжу Дэ и другие члены китайского коммунистического руководства повели прямые переговоры с представителями американского правительства...

Просто поразительно, как легко смогли Мао, Чжоу и другие лидеры КПК обвести вокруг пальца опытных американских разведчиков! В переговорах с ними они чего только не обещали! Чтобы нейтрализовать Вашингтон, Мао готов был даже пойти на то, чтобы летом 1944 года переименовать коммунистическую партию... Опасения Сталина в отношении прямого вмешательства США в конфликт переплетались с неизжитыми у него еще надеждами «надуть» Запад. Всю гражданскую войну и даже некоторое время после нее он неуклонно стремился продемонстрировать, что КПК якобы дистанцировалась от большевистской партии. И в этом он даже превзошел Мао Цзэдуна. Последний, например, регулярно, начиная с конца 1947 года, выражал стремление посетить Сталина, однако тот отказывался принять его до тех пор, пока основные боевые операции в Китае не завершились. Он просто не хотел приглашать партизанского лидера и тем давать Западу и Чан Кайши лишний повод объявить Мао «советским агентом».

Тактические маневры Сталина искусно камуфлировали советские средства массовой информации и советские обществоведы, в первую очередь китаисты. Характерно, что вплоть до 1952 года в советской печати китайские коммунисты именовались не иначе как «господа», несмотря на то, что в частных беседах представители ВКП(б) и КПК называли друг друга «товарищи». Когда после окончания Второй мировой войны Сталин «посоветовал» Мао Цзэдуну «прийти к мирному соглашению» с Чан Кайши и настаивал на поездке Мао в Чунцин для личной встречи с его заклятым врагом. «Мао был страшно подавлен таким «предательством» вождя и учителя, но не мог не подчиниться. На переговоры с Чаном надо было ехать. «Я был вынужден поехать, поскольку это было настояние Сталина», - говорил позже Мао Цзэдун.

Иосиф Виссарионович внимательно следил за развитием событий в Китае. «У него были собственные тайные осведомители даже среди членов Политбюро ЦК КПК, и он мог более или менее эффективно влиять на китайское коммунистическое руководство. Мао Цзэдун и другие лидеры КПК, со своей стороны, постоянно информировали его о своих планах и намерениях, регулярно консультируясь с Москвой даже по мелочам. В феврале 1949 года, например, они запросили мнение «товарища Филиппова» (так называл себя Сталин в переписке с китайцами. - А.П.) по вопросу о том, следует ли им переносить столицу Китая из Нанкина в Бэйпин». А накануне провозглашения Китайской Народной Республики, 28 сентября 1949 года, товарищи из Поднебесной вопрошали вождя советского народа: нужно ли им обращаться ко всем странам мира с предложением о восстановлении дипломатических отношений «по радио в общей форме или к каждому государству в отдельности телеграммой».

«Товарищ главный хозяин» - так именовал Сталина Мао Цзэдун в своих шифротелеграммах в Москву. Возможно, он и не питал к Сталину «особенно добрых чувств», однако прекрасно понимал, что должен был быть особенно лояльным ему на словах и в делах, тем более что не мог не знать о сталинской подозрительности. Вот почему, например, в телеграмме от 28 августа 1948 года, сообщая Сталину о тех вопросах, которые он хотел бы обсудить с ним во время его визита в Советский Союз, Мао заявил: «Надо договориться о том, чтобы наш политический курс полностью совпадал с СССР».

Понятно, что во многом подобную лояльность поддерживала денежная (и не только) помощь СССР. «Укреплению авторитета избранного Москвой вождя КПК способствовали и советские деньги. В конце марта 1940 года Чжоу Эньлай привез Мао из Москвы 300 тысяч долларов США. И это был отнюдь не последний дар. Может показаться невероятным, но СССР продолжал помогать китайской компартии даже после того, как 22 июня 1941 года на Советский Союз напала гитлеровская Германия! В российском архиве, в особых папках Политбюро ЦК ВКП (б), хранится поразительный документ: решение Политбюро от 3 июля 1941 года отпустить ИККИ «один миллион американских долларов для оказания помощи ЦК Компартии Китая»… Именно в тот день, 3 июля, Сталин впервые после начала войны выступил по радио с обращением к народу... Фашистская авиация бомбила Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу и Севастополь, а Политбюро принимало решение направить один миллион американских долларов ЦК китайской компартии!»…