Королева скоро сдохнет, вот тогда и начнётся

Завсегдатаев и англофилов попрошу не обижаться. Про Америку писать было бы легче, все-таки я успел хорошенько поворошить её верхнее и нижнее бельё. Но, кстати, тем интереснее сопоставление двух конкурирующих англоязычных вселенных, двух миров, один из которых - всесильная копия, а другой - увядающий оригинал.
— Они мечтают опять впарить нам монархию, освежить монархию, да только ничего не получится. Королева отбросит коньки, заменить её будет некем. Вот тогда вы и увидите совершенно другую Англию.
В пять утра по пустой Юстон-роуд меня везет пакистанец, член профсоюза таксистов и убежденный сторонник Лейбористской партии. В Лондоне почти тридцать лет, так что считает себя полноправным гражданином. Как любой представитель своей профессии, умирает от скуки. Кэб превращается в исповедальню, пассажир - в духовника поневоле. Так я узнаю, что: Борис Джонсон — нехороший человек, извративший идею Брексита; Брексит хорошая штука, но делать его надо иначе ("чтобы у нас все было, но нам за это ничего не было"); Тони Блэйр — нехороший человек, волк в овечьей шкуре (“водил нас за нос”); Джереми Корбин — хороший человек, но слабак, тряпка.
В целом, политики, все без исключения — “нехорошие люди”. Таксисты — хорошие.

— Я больше не верю в маленькое счастье компактных национальных государств. Здесь проникаешься уважением к Империи. Вот такого будущего и нужно желать России, — делится впечатлениями диссидент Олег Кашин. Так — политическим беженцем — он сам представляет себя моему спутнику — Джонатану Уайту, смотрителю Мемориальной библиотеки К.Маркса на Клеркенвелл Грин, 37. В этом здании когда-то печаталась “Искра”, а в баре за углом, говорят, тянули пиво Ленин, Сталин, Троцкий и другие участники 2-го съезда РСДРП.
Уайт, удивленно оглядев Кашина с его шрамами через весь лоб, прощается, оставляет двух странных русских под вечерним лондонским дождём.
Следующий час русские разыгрывают между собой на камеру небольшую гражданскую войну (разговор выложен на странице Агитпропа в ютубе). К её окончанию выясняется, что Кашин желает мира всем, кроме коммунистов, которых он, пожалуй, профилактически расстреливал бы.
“Насчет имперского духа, пожалуй, прав,” — размышляю я, бродя по незнакомым улицам. Главное, что бросается в глаза здесь — обилие военных монументов, мемориалов, памятных колонн. Вот уж действительно ничто не забыто. Любая мелкая колониальная заваруха, каждая скоропостижная вылазка удостоились своего изваяния с гордой подписью. Неважно, кто победил, была ли кампания героической или позорной, повсюду в бронзе застыла легендарная британская гордость. Или гордыня. Только памятников Крымской войне 1854-55-го я случайным образом обнаружил две штуки (наверняка есть еще).

Конечно, каждый, кого ноги заносят от Трафальгарской площади на Уайтхолл, к британскому министерству обороны, не может не усмехнуться, глядя на подбоченившуюся статую генерал-губернатора Австралии Уильяма Слима, который охраняет венки и цветы вместе с другими “выдающимися военачальниками” 20 века — фельдмаршалами Бруком и Монтгомери. Последние двое прославились такими подвигами, как эвакуация Дюнкерка и запоздалое открытие Второго фронта. Под командованием же Слима индийские подданные её величества героически затормозили японскую армию в Бирме. При этом для Википедии один из генералов — “талантливый”, второй — “крупный”, третий — “незаурядный”. Жуков и Конев — просто “советские”.
Все подступы к Букингемскому дворцу украшены напоминаниями о колониальных экспедициях — от Мали до Австралии. И только ты успеваешь подумать, что англичанка просто терзается фантомными болями былого величия, как из метро тебе подмигнёт улыбающаяся реклама современной армии — “Поддержим наши вооруженные силы!”
В общем, здесь легко поддаться обаянию Хэлфорда Маккиндера с его сказками о вечной войне континентов и нерушимых законах геополитики. На газетном стенде Daily Mail цитирует нового премьера Джонсона: “Мы очистим Британию от русских шпионов!” Эх, а так хотелось посмотреть на шпили…
Но поскольку точкой отсчета для меня остается библиотека Маркса, я все же ищу глазами другую Англию. Ту, которая не заходится в патриотическом раже от новостей из покоренной Индии, Ирана, Ирака, Югославии.

— Мы стараемся вести пропаганду, но увы, Daily Mail читают 2 миллиона, а к Guardian прислушаются едва 200 тысяч! — сокрушаются участники антивоенного форума в больнице Св.Томаса. Больница находится ровно напротив здания парламента, через Темзу. Однако никакого особого внимания внимания к сборищу активных разоруженцев и пацифистов со стороны властей или полиции не видно. Наверное, потому, что они ничуть не опаснее для власти, чем пациенты психиатрического отделения той самой больницы.

В общем, разгром левого крыла лейбористов, возглавлявших на последних выборах партию труда против партии капитала, выглядит вполне логичным. Джереми Корбин вел кампанию застенчиво, постоянно оправдывался, искал компромиссы. Сидение на двух стульях не могло не завершиться жестким приземлением. Консерваторы, а вместе с ними и все представители британской правой - от респектабельных Тори до фашистов Фараджа, торжествуют. Сторонники Блэйра среди лейбористов тоже злорадствуют и ждут-не дождутся, когда из руководства партии вместе с неприятным стариком будут вышвырнуты все “заговорщики-марксисты, иноагенты и предатели”, а сама она вновь станет копией единственной в каждой стране буржуазной партии, меняющей кожу раз в сезон для умиротворения публики.
Все это и странно, и закономерно. Закономерно потому, что происходит повсеместно. Странно - потому, что несмотря на привилегированность Англии, ее собственное экономическое положение продолжает ухудшаться. Ведь в первую-то очередь это должны ощущать на себе госслужащие, мелкие предприниматели и самозанятые.
Например, врачи из той же больницы Св.Томаса. Государственная система здравоохранения, которой Британия до сих пор гордилась, система, каким-то парадоксальным образом избежавшая тэтчеровской приватизации, теперь, зажмурившись, ждет реформ Бориса Джонсона.
Система страдает от хронического недофинансирования. По некоторым данным, она и вовсе банкрот. Невидимая рука рынка, которую всегда зовут на помощь тэтчеристы-рейганисты, просто прикончит ее. Уже сейчас коечный лимит во многих больницах исчерпан. Бесплатное посещение терапевта, на которое имеет право каждый англичанин, может обернуться затяжным отфутболиванием — моего знакомого госпитализировали только после того, как ожидание записи на прием довело его до пневмонии.
В общем, то же самое “денег нет, но вы держитесь”, что и везде, просто с британским акцентом. Корбин пугал избирателя и пациента планами Джонсона отдать здравоохранение американским корпорациям. Избиратель Корбину не поверил. Поверил тем, кто обещал отремонтировать рыночную сказку.

В образовании ситуация та же: постоянный рост платы за обучение для студентов, обратно пропорциональный уровню преподавательских зарплат. В декабре по английским университетам прокатилась очередная волна забастовок. Впрочем, с нулевым результатом. Правительство здесь настроено слушать пикетчиков и демонстрантов еще меньше, чем во Франции. Когда несколько лет назад в престижном вузе вспыхнули студенческие протесты, их организаторов быстро упаковали и наградили совершенно не детскими тюремными сроками.

Декабрьским утром, незадолго до Рождества, тридцатилетняя бездомная по имени Софи родила двойню на ступенях Кэмбриджа, одного из самых богатых в мире университетов. Если бы не прохожие, подобравшие роженицу и доставившие ее в больницу одного из колледжей, мать и дети, скорее всего, погибли бы. В Англии насчитывается почти полмиллиона бездомных детей. Каждый двухсотый взрослый — бомж. В Лондоне — каждый пятидесятый. Это не пропагандистская статистика. Нигде в странах, называющих себя развитыми, мне не доводилось видеть на улицах такого количества бродяг и нищих.

Причем, если в хорошо знакомом мне Нью-Йорке бездомность имеет преимущественно темный цвет кожи, то английские бездомные бледнолицы, как на подбор.

Больше всего поражает концентрация бездомных там, где их, казалось бы, не должно быть совсем. Например, на улицах Оксфорда, конкурирующего с Кэмбриджем за звание главного университета страны. Ну представьте себе, что на подступах к МГУ лежат штабелями люди и просят милостыню.

Я присматривался к ним, закутавшимся в одеяла, в разных позах устраивавшимся на ночлег вдоль старинных мостовых, но не видел раздувшихся от пьянства или наркотиков лиц, знакомых каждому, кто бывал на российских вокзалах. Ей-богу, с некоторыми здешними бомжами охотно поработали бы Рембрандт или Леонардо Да Винчи. Настоящим шоком для меня стало то, что эти аристократические английские бездомные… читают. Да, через одного, выставив вперед шляпу или прислонившись к двери магазина, они сжимают в руках книги.

Что это? Впитываемая каждым англичанином вместе с утренним чаем (с молоком) знаменитая культура? Поначалу готов был поверить. Английские музеи бесплатны. Английская речь вовсе не так смешна, бедна и малокровна в сравнении с американской, как мне думалось раньше (наоборот). В английском кинотеатре не раздается типичное для Америки попкорновое чавкание, в английском автобусе или трамвае самый убогий кондуктор весьма заковыристо и литературно желает тебе “доброго дня”. Однако даже в Эдинбурге, столице этой литературы, даже у стелы Вальтера Скотта… лежат друг на друге бомжи.
Ларчик открывается довольно просто. Педантично, вежливо и безукоризненно в Англии работает не только транспорт (впрочем, не весь), но и полиция вместе со службой судебных приставов. Шанс оказаться под мостом есть у каждого образованного человека, имевшего неосторожность задолжать банку. Проблема evictions - выселений - стоит здесь, оказывается, не менее остро, чем в каком-нибудь Цинциннати. А может быть, дело в общей дороговизне? Впрочем, в прошлом году количество миллиардеров в Соединенном Королевстве увеличилось до 151 человека.

— Бизнес чахнет. Медленно, постепенно, но экономика идет вниз. Мы все это чувствуем.

Разговариваем с эмигрантом из Молдовы, художником, приехавшим в Лондон через Грецию и открывшим здесь тату-салон. При всей несерьезности его бизнеса это неплохой индикатор общего положения дел.
— Раньше к нам почти каждый день приходили строители. Строитель был основным клиентом. Строительный сектор жил очень хорошо. За одно посещение человек мог оставить 600 фунтов. Сегодня этого нет и близко. Бум закончился. Зарплаты упали, рабочих увольняют.
Бум закончился потому, что неотвратимо заканчиваются деньги, влитые центральными банками в мировую финансовую систему для борьбы с последствиями кризиса 2008 года. Напечатан не один триллион, а кризису хоть бы хны. Где, как не в лондонском Сити, финансовой столице мира, можно почувствовать эту разницу между желаемым и действительным?

Так же, как многие другие страны, например, США, Великобритания практически полностью отказалась от собственного производства, промышленности. Национальный доход формируется преимущественно финансовым сектором, который, в свою, очередь, обеспечивает занятость в других отраслях - строительстве, транспорте, сфере услуг или массовых коммуникаций. Собственно английской экономики практически не осталось, даже ритейл на корню скуплен транснациональными корпорациями.

В помещении со вздувшейся белой краской на стенах и потолке (зимой здесь прорвало трубы отопления) обсуждаем происходящее с Джонатаном Уайтом. В свободное от профсоюзной работы время Уайт, историк по образованию, ведет марксистский кружок.

Я вижу постоянный рост интереса к марксизму среди молодежи. На занятия приходит иногда до пятидесяти человек, среди которых все больше студентов. Вероятно, причина просыпающегося интереса - общая ситуация в нашей стране и в мире.
Однако рост интереса пока никак не отразился на состоянии самого мемориального общества Маркса. Обширное книгохранилище, музей с большим флагом английских интербригад на первом этаже, все это сберегается и содержится усилиями горстки энтузиастов. Учитывая то, сколько раз за последние два года осквернялась могила Маркса на Хайгейтском кладбище, можно предположить, что его идеи в этих краях еще не скоро перейдут от обороны к наступлению.

В целом, ощущения от Англии можно сформулировать так: это место, где университет, музей, театр, кинематограф и библиотека еще ведут арьегардные бои со всемогущим корпоративным монстром. Но монстр сильнее, права на всю средневековую или имперскую атрибутику давно проданы. Медвежьи шапки букингемских гвардейцев делаются в китайском Гуанчжоу. Офис победит (уже победил), королева сдохнет, мишура и бутафория облетят. Стоя в толпе под окнами её Величества, я гораздо больше изумлен не чеканным шагом хранителей монархического очага, а рельефной кучей, оставленной у облепленной зеваками ограды очередным бездомным.