Агент Моссада Рафи Эйтан: "мы идентифицировали Эйхмана по левому уху"

В борьбе они скатились в канаву, куда прыгнули еще двое из нас, чтобы завершить захват. Наша добыча пыталась кричать, но его голос был сдавленным, как рычание раненого животного.

Мы оттащили его на заднее сиденье, моя рука закрыла ему рот. Ему сказали по-немецки: "Если ты будешь молчать, с тобой ничего плохого не случится".

"Яволь" - последовал ответ. Когда я это услышал, все оставшиеся сомнения рассеялись.
"Jawohl" - это не просто "да", а "да", сказанное подчинённым командиру.

Даже в этот Адольф Эйхман оставался послушным немцем.

Это было 11 мая 1960 года.

Я знал, что на тихой жилой улице Буэнос-Айреса мы с коллегами из израильского секретного разведывательного агентства Моссад только что схватили нацистского вдохновителя "окончательного решения", чтобы доставить его в Израильский суд.

Вернувшись на конспиративную квартиру, мы раздели Эйхмана, осмотрели шрамы на его теле и обнаружили, вытатуированную под мышкой его группу крови, как это было принято у всех эсэсовцев.

"Имя?" - спросили мы его.
"Отто Хенингер" - было его первым ответом. Одним из вымышленных имен, которыми Эйхман пользовался после побега из американского лагеря для военнопленных в Германии.

"Ваше настоящее имя" - настаивали мы.
На этот раз он ответил: «Рикардо Клемент" - имя семейного человека, под которым он скрывался в Аргентине.

Только когда мы задали вопрос в третий раз, он назвал свое настоящее имя и номер в СС.

Именно на этом этапе мы узнали, где он работал - в представительстве Mercedes-Benz в Буэнос-Айресе, на складе запасных частей.

Такова была тогда жизнь одного из главных виновников в убийстве шести миллионов евреев: вставать рано утром, ехать на автобусе на работу, расставлять картонные коробки по полкам, вытаскивать детали согласно инструкции и возвращаться вечером домой на автобусе.

В первое десятилетие после создания Израиля преследование виновных в Холокосте не являлось главным приоритетом. В новообразованном государстве было более миллиона иммигрантов, которых нужно было приютить, накормить и найти работу.

Решение об охоте на нацистов, избежавших правосудия, принял глава израильской службы безопасности Амос Манор. Манор пережил Освенцим, единственный в своей семье.

Он определил четыре главные цели: Мартин Борман, заместитель Гитлера; Генрих Мюллер, глава гестапо; Йозеф Менгеле, печально известный врач-ангел смерти Освенцима, проводивший ужасные эксперименты над заключенными; и Эйхман, обвиняемый в организации депортации евреев в лагеря смерти.

Их захват был поручен отделу внешней разведки Моссад, где я работал в подразделении специальных операций.

Начальная информация о том, что Эйхман бежал в Аргентину, была предоставлена ​​знаменитым охотником за нацистами Симоном Визенталем. Но след Эйхмана потерялся, пока в Моссад не поступила информация от живущего в стране слепого полуеврея-эмигранта немецкого происхождения.

Эмигранта звали Лютер Герман. За его дочерью ухаживал 20-летний парень, называвший себя Ником Эйхманом и во время визитов в их дом выражавший антисемитские взгляды, не зная о происхождении семьи. Отец девочки выяснил, что у военного преступника с этой фамилией есть трое сыновей, старшего из которых звали Николасом, а затем обратился к частному детективу, чтобы отследить адрес Ника.

Соседи рассказали направленным туда агентам "Моссада", что семья по имени Клемент недавно вселилась с той же улицы - хотя они не знали, откуда - и что один из членов семьи работал в соседнем гараже.

Им оказался Дитер Клемент (младший сын Эйхмана). За ним установили наблюдение, которое привело к адресу в пригороде Буэнос-Айреса Сан-Фернандо.

Расследование показало, что по этому адресу жил некий Рикардо Клемент. Он отсутствовал несколько дней, но дом был зарегистрирован на Веру Либель - девичью фамилию жены Эйхмана Вероники. В один из выходных Клемент появился дома - так была получена его фотография. Как только фотографии дошли до нас, я отнес их в отдел судебно-медицинской экспертизы израильской полиции и попросил сравнить с фотографиями из досье Эйхмана в СС. Сравнение не показало убедительного сходства.

Позже одна из групп наблюдения заполучила фотографию, на которой виднелось левое ухо Клемента.

Ухо человека - как отпечаток пальца: не бывает двух одинаковых. На этот раз вердикт был однозначен: мы нашли Эйхмана. Мне было поручено подготовить операцию под названием "Финал" - по захвату Эйхмана и доставке его в Израиль.

Сын русских беженцев, я вступил в Моссад, когда мне было около 25 лет, и возглавил в нем подразделение специальных операций, 10-ю дивизию. Хотя мне было всего 33 года и я не прошел через ужасы Холокоста, я понимал ответственность, лежащую на мне, а также моральное и историческое значение поимки Эйхмана.

Я купил все книги, в которых упоминался Эйхман. Встречался и разговаривал с пережившими Холокост людьми, которые контактировали с ним. Что я узнал? Эйхман, которому на момент нашей операции было 54 года, родился в Германии, был сыном бухгалтера в Австрии и учился в той же средней школе, что и Гитлер за 17 лет до него.

Провалившись в учебе, он стал коммивояжером. В 1932 году вступил в нацистскую партию, а затем в ее военизированное крыло - СС. Когда разразилась война, Эйхман привлек внимание своего начальства, организовывая в Европе еврейские гетто.

Окончательная судьба обитателей этих гетто была решена на вилле на берегу озера в берлинском пригороде Ванзее. 20 января 1942 года глава СС Рейнхард Гейдрих созвал там конференцию 15 ведущих нацистских управленцев.

На совещании, завершившемся всего за 90 минут, был разработан план систематического уничтожения еврейского населения Европы. Именно Эйхману Гейдрих поручил составление протоколов конференции со строгим указанием, что они не должны быть ни дословными, ни слишком четкими.

Эйхман без щепетильности отнёсся к выполнению приказа Гейдриха по организации массовых депортаций в лагеря смерти. По словам одного из его заместителей, Дитера Вислицени, Эйхман сказал, что "со смехом прыгнет в свою могилу, удовлетворённый тем, что на его совести гибель пяти миллионов человек".

В 1945 году Эйхман бежал от захвативших его американских войск и под разными псевдонимами перемещался по Германии. В 1950 году он перебрался в Аргентину.

Похищение Эйхмана возле его дома являлось предпочтительным вариантом для нашей миссии - не в последнюю очередь потому, что на данном этапе мы не знали, чем он зарабатывал на жизнь и где работал.

Мы установили макет дома Эйхмана и его ближайших окрестностей на нашей базе в Израиле.

В группе захвата было семь человек, плюс еще несколько агентов в Буэнос-Айресе, организовывавших нам дома и автомобили. Я тщательно продумал вопрос с документами. У каждого участника группы был паспорт для въезда в Аргентину, еще один для использования на месте, а также документы для отъезда или побега.

Я хотел, чтобы у участников захвата была возможность выбраться с наименьшими проблемами, даже если их по какой-либо причине арестует местная полиция, постоянно присутствовавшая на улицах после военного переворота Хуана Перона в 1955 году. Было решено, что лучший способ доставить Эйхмана в Израиль для суда - по воздуху, используя национальную израильскую авиакомпанию "Эль-Аль".

Загвоздка заключалась в том, что регулярных рейсов между Тель-Авивом и Буэнос-Айресом не было. Но, к счастью, выход нашелся.

20 мая 1960 года Аргентина отмечала свое 150-летие независимости, и для участия в официальных торжествах была приглашена израильская делегация, которая должна была прилететь и улететь специально зафрахтованным рейсом "Эль-Аль". Я планировал захватить Эйхмана за десять дней до вылета самолета - потому что мне нужно было время на вторую попытку захвата, если первая не удастся.

Мы посчитали, что если похищение пройдет по плану, семья Эйхмана не успеет связаться с властями.
Эйхман и его жена выдавали себя за неженатую пару. Если бы она сообщила о его отсутствии, полиция, скорее всего, пришла бы к выводу, что он сбежал от нее. Было маловероятным, что она сообщит полиции, что её партнёр - разыскиваемый военный преступник, которого похитили или убили.

Однажды во время нашего наблюдения за домом Эйхмана я впервые отчётливо увидел его в бинокль.
Был ли я взволнован? Нисколько. Я видел в нем не массового убийцу, а объект операции, которую я спланировал и за которую отвечал.

В его ветхом доме было максимум три комнаты. В отличие от других нацистов, контрабандой вывозивших деньги и ценности, награбленные во время оккупации, Эйхман, очевидно, бежал в Аргентину без финансовых средств.

Мы прибыли на захват 11 мая в 6:50 вечера. Через сорок минут автобус № 203 подъехал к остановке, но из него никто не вышел.
Следом проехал еще один - снова никаких признаков нашей добычи.
Мой коллега сказал: "Рафи, сегодня не получается. Поехали. Вернемся завтра".
"Мы остаемся" - ответил я.

В 20:05 прибыл очередной автобус номер 203. Из него вышел Эйхман и направился домой. Наш план похищения плавно перешел в действие.

В течение следующих девяти дней Эйхман был очень напряжен на допросах, но следовал всем указаниям.

Он без труда догадался о личности своих похитителей и во время первого допроса даже произнес слова молитвы Шма Исраэль (Слушай, Израиль). Нам было довольно противно слышать это от одного из главных виновников убийства миллионов евреев, но вскоре выяснилось, что, кроме этих нескольких слов, он не знал иврита.

В день вылета, чтобы избежать прохождения Эйхмана через паспортный контроль, было решено загнать самолет "Эль-Аль" в зону технического обслуживания аэропорта под предлогом проведения работ. Мы одели его в форму пилота "Эль-Аль", накачали наркотиками, чтобы притупить его чувства, и отвезли в аэропорт.

У ворот техобслуживания нас ждал сотрудник "Эль-Аль" с пропуском на въезд. Машина была припаркована рядом с трапом самолета. Один из наших людей отвлек стоявшего там полицейского, и мы вчетвером провели и усадили Эйхмана в кресло первого класса рядом с туалетом, где его можно было спрятать в случае необходимости.

Через несколько минут самолет направился к терминалу, где произвел посадку пассажиров, после чего вылетел в Израиль.

Я дважды встречался с Эйхманом, пока он сидел в тюрьме в ожидании суда. В основном меня интересовала подготовка офицера СС: как нормальный человек превращается в массового убийцу. Не могу сказать, что я получил исчерпывающий ответ на этот вопрос.

Из ответов Эйхмана у меня сложилось впечатление, что он был посредственным офицером - типичным технократом, пунктуальным, дотошным и послушным, талантливым в области организации и логистики, но с очень низким интеллектуальным уровнем. Его способность читать и понимать окружающих была ограничена.

На суде перед специальным трибуналом Окружного суда Иерусалима, начавшемся в апреле 1961 года, Эйхману было предъявлено обвинение по 15 пунктам обвинения, включая преступления против человечества, военные преступления и преступления против еврейского народа.

В своей вступительной речи прокурор Гидеон Хауснер заявил: "Я здесь не один. Со мной шесть миллионов обвинителей. Но они не могут подняться на ноги, указать обвиняющим перстом на того, кто сидит на скамье подсудимых, и воскликнуть: «Обвиняю». Ибо их прах сложен на холмах Освенцима и полях Треблинки и разбросан по лесам Польши".

"Их могилы разбросаны по всей Европе. Кровь их вопиет, но их голоса не слышны. Поэтому я буду их представителем и от их имени выдвину ужасное обвинение".

После 56-дневного судебного разбирательства Эйхман был осужден и приговорен к смертной казни. Ночью 31 мая 1962 года мне позвонили из тюрьмы и сказали, что Эйхмана повесят в полночь.

Когда я приехал, Эйхмана вывели из камеры. Наши взгляды встретились, но мы не обменялись ни словом. Не знаю, узнал ли он во мне одного из пленивших его людей. Я был единственным из всей команды, кто присутствовал при его последних минутах жизни.

Я шел следом за его конвоирами и слышал, как он бормочет что-то по-немецки. Мне перевели, что он бормотал: "Надеюсь, вы все вскоре последуете за мной".
Когда мы подошли к камере, он произнес еще несколько слов, в том числе: "Да здравствует Германия, да здравствует Аргентина".

В вешательной камере, которая была размером с небольшой лифт, ему завязали глаза, а охранник накинул ему на шею веревку.
Я услышал как его тело свалилось с глухим стуком, и через несколько минут врач констатировал его смерть.

Той же ночью меня пригласили на катер, направлявшийся за пределы территориальных вод Израиля, чтобы развеять прах Эйхмана, но я вежливо отказался. С меня было более чем достаточно, и я поехал домой.

Примечание: Рафи Эйтан продолжил работать на "Моссад" и в 1981 году был назначен советником премьер-министра Израиля Менахема Бегина по контртерроризму.

Позднее он стал успешным бизнесменом, был избран в Кнессет в качестве лидера Партии пенсионеров и стал министром по делам пожилых. Он умер в 2019 году в возрасте 92 лет.