Да сбегутся все нытики, и знатоки, и критики,
У проплаченных ботов случится пускай аврал.
Я когда-то сказал, что не буду писать о политике –
Я соврал.

А ведь скоро уже будет год, без десятка дней:
Вечеринка нон-стоп, песня пламени или льда.
Правда, я бы хотел никогда не писать о ней.
Никогда.
Но сейчас напишу, чтобы точки чуть-чуть над i.
Вы читаете это, правда, друзья мои?
Или те, что со мной много лет на короткой ноге, а?
Или те, что немного попутали берега?
От политики – если еще и с приставкой «гео» –
Можно очень легко перебраться в разряд врага.
Впрочем, я не об этом:пусть рубятся боты ратями,
Выясняя в ЖЖ, кто, куда, по каким правам.

Я и сам не сторонник говна «мы не будем братьями».
Лучше вам Расскажу про парнишку. Детдомовского, донецкого.
Его кинули с хатой. И он после дома детского
Кое-как смог устроиться дворником.
Жил затворником,
Мастерил из журнальных страничек бумажных птичек.
Ну, таких, оригами, вы знаете, журавлей.
Продавал по две гривны (аналог шести рублей).
И когда накопилось достаточно на билет,
Он оставил метлу, и уехал автобусом в Киев,
Где на площади рядом стояли – как он, такие,
Ну, искатели правды, по двадцать и тридцать лет.
На вопрос, что он делает здесь – ну и что потом,
Он сказал «Я всю жизнь свою, знаешь, живу скотом,
Я хлебнул нищеты и ментовского беспредела.
Надоело».

Или лучше про девушку. Девочку. Палец замер,
Между стуками сердца – неслышное «Отче наш».
Клик по мышке – опять обновление всех вебкамер,
Потому что на камерах – парень и брат.
Она ж не пошла, не смогла – перемерзла вчера, а нынче
Через камеры смотрит, как над баррикадой взвинчен
Сизый воздух. И шлемов лавина черным черна.
Парень с братом в тот раз устоят – не уйдут, не сгинут.
Первый «молотов» был через месяц в лавину кинут.
Через пять будет полным ходом идти война.
Ах, простите, «АТО».

Нет, не то. Лучше так – вот вам кухня. Февраль. Столица.
И за окнами тихо. Деревья во льду звенят.
В кухне курят друзья. И черны их глаза и лица,
А в ушах их – расстрелянной сотни орущий ад.
- Хорошо, что живой.
- Два осколочных – спас рюкзак.
- Мне сломали ребро и камеру. Просто так.
- Шлем строительный был. Щит фанерный. Подгон от НАТО.
- У меня на глазах разорвала двоих граната.

В общем, лучше про март. Я расплакался только в марте.
Вот духовные скрепы на контурной рваной карте.
Вот слова безвозвратно и страшно произнесены.
Я родился в России. Россия, мое отечество
На глазах у всего прогрессивного человечества
Отрывает кусок у несчастной моей страны.

*** Здесь чуть-чуть отступлю.
Не считайте, что я вхожу в раж, но
Это важно понять!..Хотя, впрочем, уже неважно.
Всё равно не дойдет. Просто раньше мы были с вами
Как одно: на Норд-осте, на Курске, и там, в Беслане;
От всеискренней, общей, родной, безраздельной боли –
До побед на футболе – одно!
А теперь не боле, чем глухое ничто.
И внутри… в общем, всё иначе.
«Поскачите, уроды!»Поскачем. Теперь – поскачем.
«Не простим вам Донбасс, и одесской Хатыни ада!»
И не надо.Теперь нам прощенья от вас – не надо.
Мне «замёрзни, майдаун!» закадыка прислал вчерашний.
Было страшно.
То, что это вина не Бандеры,
не Джонни Деппа,Капитана Америки, геев или госдепа,
Даже Нуланд и Байден кричали бы нам едва ли:
«Усраина? А что это?», «Сами вы Крым просрали!»
«Сучьи укры, каклы!», «Уронили херои сало!»
Или мало? Конечно же, мало.

Восток в руинах.
Виновата во всем, разумеется, Украина,
Ах, тупые хохлы, разбомбили свой дом и рады!
Ну а то, что там ездят российские танки, «грады»,
Не доказано.
Скажем потом, когда будет надо.
Больше ада.
Давай.
Отправляй в кураже-угаре
Казаков, и актеров, и байкеров – на сафари.
Пусть попы «Искандеры» освятят,
давай же, ну же,
Дальше хуже. * * *

Всё, что я говорю – слишком мерзко, ужасно, дико.
Я покаяться должен. Покаюсь. А ты иди-ка
Про прощение скажешь погибшим моим друзьям,
Всем, кто после расстрела не встал из казачьих ям;
Им скажи, как без вежливой помощи «Крым ушел»,
Как «не наши ракеты» врезаются в землю с воем,
Как везли только гречку с консервами гумконвоем.
Хорошо?

Мы ответим, ответим –
все будем перед ответом,
Может быть, на том свете –
а может быть, и на этом,
За убитых детей, слёзы беженцев на вокзале.
(Я не жёг никого, но отвечу, раз так сказали),
Пусть поджарят в котле или вешают, как Иуду.
Только, друг бывший мой, не тебе отвечать я буду.
Я пытался понять, я пытался возненавидеть,
А теперь хочу просто тебя никогда не видеть.
Там решат наверху, кого в ад, кто допущен к раю.
Ненавидеть – не смог.
Так что попросту
Презираю.