Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат.

На вид ему лет восемнадцать,
Он даже еще не отец,
Блестят сапоги - ниибацца,
Гвардеец геройский - п.и.з.д.е.ц!

В руках ППШ, а не "Шмайсер",
В глазах его - яркий огонь.
Висит за плечами Weltmeister,
Такой пианино-гармонь.

Поправив медаль «За отвагу»
(За Прагу ее получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.

При нём - не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведерко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.

Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что все, б.л.я.д.ь, что мы победили
В давно з.а.е.б.а.в.ш.е.й войне.

Две немки стоят на, балконе.
Красивые, ё.б.а.н мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.

И вот уже стены Рейхстага,
Гулянье, веселье и гам.
– С какого ты фронта, бродяга?
– С танкистами вмажешь сто грамм?

Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать,

Он кистью макает в ведёpкo,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бои на замёрзшей реке.

Федорко был парень п.и.з.д.а.т.ы.й.
Но помер, тоскуй - не тоскуй…
И твердой рукою солдата
Дед вывел огромное «Х.У.Й!».

Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это – х.у.й.н.я?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня,

«Х.У.Й» – значит «п.и.з.д.е.ц вам, фашисты,
«Х.У.Й» – значит «мы всё же дошли
И х.у.й моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли».

Мой дед рисовал н.е.х.у.ё.в.о,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил.

Он парня окликнул сурово:
– Ты что материшься, боец!?
А впрочем, отличное слово,
Короче не скажешь. П.и.з.д.е.ц!

... Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный Weltmeister
И «Синий платочек» поёт.

Нагрянет лихая година –
Мой дед тихо скажет: «Не ссать!
Дойдём до любого Берлина,
А "Х.У.Й!" мы умеем писать!»