IX. Карельский фронт

У одной из дивизий оказались отрезаны пути подвоза. Некоторое время продовольствие и боеприпасы доставляли войскам с помощью самолетов.
Такие неудачи были тем досаднее, что в целом-то операции по разгрому финских пособников Гитлера проходили благоприятно. Ставка указала тогда Военному совету, что «последняя операция левого крыла Карельского фронта закончилась неудачно в значительной степени из-за плохой организации руководства и управления войсками. Одновременно Ставка отмечает засоренность фронтового аппарата бездеятельными и неспособными людьми». Она потребовала от Военного совета Карельского фронта решительного исправления отмеченных недостатков. Были сделаны перемещения некоторых руководящих лиц. Начальником штаба Карельского фронта, в частности, как уже было сказано, стал со 2 сентября 1944 г. генерал- лейтенант А. Н. Крутиков.
Катастрофическое развитие событий па фронте вынудило финское правительство изменить политику. Перед лицом близкого военного разгрома пришлось искать пути выхода Финляндии из войны. Под нажимом обстоятельств подали в отставку президент Рюти и прежнее правительство. Новым президентом стал Маннергейм.
Теперь и Гитлеру настало время бить тревогу, поскольку обозначились мрачные перспективы для немецко-фашистских войск в Финляндии. Чтобы выяснить положение па месте и нажать на финнов, в Хельсинки прибыл Кейтель. 17 августа президент заявил ему, что по считает себя связанным соглашением с германским правительством, которое подписал прежний президент Рюти.
Через неделю советский посол в Швеции А. М. Коллонтай - замечательная советская женщина - получила заявление финского правительства с просьбой к правительству СССР принять делегацию, договориться о перемирии, заключении мира. Ответ был таков: СССР примет финскую делегацию в том случае, если финны согласны выполнить следующие предварительные условия: публично заявить о разрыве отношений с Германией, предъявить требования о выводе Германией вооруженных сил из Финляндии в течение двух недель, но не позже 15 сентября; если Германия не выполнит требование о выводе войск, то разоружить немецкие силы и передать союзникам в качестве военнопленных.
Предварительные условия были согласовать советской стороной с правительствами США и Великобритании.
Ожидая ответа финского правительства, Ставка приказала наступление войск 7-й и 32-й армий Карельского фронта приостановить и перейти к обороне на достигнутых рубежах. В директиве по этому поводу особо подчеркивалось: «...Наступательных действий без разрешения Ставки не вести».

VIII. "Ближняя" дача

В конце марта 1944 г., когда Генштаб развернул работу над планами операций на северном фланге советско-германского фронта, в Москве стояли погожие весенние дни. Для пас же, генштабистов, время было, прямо скажу, горячим. Тогда 1-й и 2-й Украинские фронты громили группы армий противника «Северная Украина» и «Юг» на правом берегу Днепра, гнали их за Прут и Серет, 1-й Украинский фронт нацелился на Одессу. Работы, понятно, было но горло, и нам но удавалось даже вдохнуть живительный воздух весны полной грудью. Я был счастливее моих товарищей, поскольку каждый день с А. И. Антоновым совершал недолгие поездки па автомашине в Кремль да более продолжительные - на «ближнюю» дачу И. В. Сталина в Кунцево.
Выезжать к Верховному Главнокомандующему мне приходилось иногда и в одиночку, поскольку И. В. Сталин нередко интересовался состоянием работы над той или иной операцией или требовалось срочно заменить карты, которые лежали у него на столе. Вот так было и в конце марта. А. И. Антонов передал мне приказание И. В. Сталина через три часа прибыть па «ближнюю». «Хозяин хочет еще раз посмотреть карты с замыслом операций на северном фланге, - добавил он, - свезите их ему». Я собрал нужные материалы, внимательно просмотрел их и к назначенному времени отправился в Кунцево. По пути продумал еще раз соображения Генштаба, которые Верховный Главнокомандующий в основном уже одобрил.
...Неширокая асфальтированная дорога к даче, отделившись влево от забитого повозками и автомашинами Минского шоссе, бежит зигзагами сначала по опушке, затем по тихому смешанному лесу и заканчивается у зеленого деревянного забора с широкими, тоже деревянными воротами. Сразу за ними опять лес. Справа могучие сосны. Слева хоровод тонких белоствольных березок, за ними снова сосны. Кое-где хмуроватыми пятнами маячат ели. На извилистой лесной дороге от ворот участка ко входу в здание дачи обычно не замечалось никакой охраны. Не видно ее и у дачи. Охрана была у ворот, а в лесу, окружавшем дачу, несла она свою службу искусно и незаметно.
Въехав на территорию дачи, я невольно залюбовался спокойной красотой подмосковной природы. Но дорога была короткой, очарование длилось недолго.
Невысокая двухэтажная дача с двускатной крышей за лесом почти неприметна. Она тоже зеленая и возникает сразу, как только автомашина круто вывертывает из царства деревьев на круг у главного входа в дом. Летом здесь бьет фонтан в небольшом каменном бассейне. А кругом опять сосны стеной...
Я высадился и с пузатым от карт портфелем в руках направился в дом. Начальник охраны встретился на пороге и, зная меня в лицо, пригласил раздеться и проходить.
...Переступив порог, посетитель попадал через небольшой тамбур в прихожую. Здесь он мог раздеться, привести себя в порядок и подготовиться, если нужно, к предстоящей беседе. Справа вдоль стены - незатейливая деревянная вешалка персон на двадцать с надежными никелированными крючками. К услугам посетителей высокое зеркало и набор щеток для одежды и обуви. На полу во всю прихожую шерстяной ковер с хитрым разноцветным узором. Однако первое, что бросалось в глаза каждому, кто приходил сюда, это две большие карты на стене: одна - с линией фронта и вторая - с условными обозначениями великих строек социализма. Из прихожей без доклада направлялись к И. В, Сталину.
Во внутренние помещения дачи отсюда можно было попасть через три двери. Прямо - в столовую и через нее налево в спальню И. В. Сталина. Направо - в неширокий длинный коридор, где по правую руку располагались две жилые комнаты. Одна из них служила в прошлом детской и потом была приспособлена под кабинет. Вторая тех же размеров и формы, но потемнее, предназначалась для гостей. По другую сторону коридора находилась длинная открытая веранда. Никакой мебели па веранде не имелось, кроме передвижной вешалки для посетителей, которую переносили в прихожую, если не хватало той, что была там, да стоял широкий и низкий диван.
Работал И. В. Сталин, как правило, в одной большой и светлой комнате слева от прихожей. Здесь был большой широкий стол, где хорошо размещались военные карты, стоял такой же, как и в других помещениях, диван.
Вдоль короткой стены дачи была крытая веранда с большим ковром на полу и широким диваном того же серо-зеленого, приятного для глаз цвета. В углу веранды слева от входа стояла железная лопата с отполированной руками деревянной ручкой и хранился в большом шкафу прочий садовый и огородный инвентарь И. В. Сталина. Он любил ухаживать за розами, яблонями, посаженными по берегу пруда, развел небольшой лимонарий и даже выращивал... арбузы.
Мостом торжеств и приемов являлся большой зал-столовая. Сюда попадали сразу из прихожей. Украшений тут не было. Только справа в проемах между окнами висели два больших портрета - В. И. Ленина и А. М. Горького.
Посредине зала почти на три четверти его длины стоял широкий полированный стол. У входа - небольшой салонный рояль красного дерева. В 1945 г. рядом с роялем поставили уже известный читателю подарок американцев - автоматический проигрыватель грампластинок. Обстановка зала дополнялась двумя диванами - небольшим с зеркальной спинкой и большим, того самого типа и цвета, которые стояли, пожалуй, во всех жилых и нежилых помещениях. На этом диване в столовой И. В. Сталин и скончался 5 марта 1953 г.
Второй этаж дачи хозяин посещал редко. Там были две большие светлые комнаты. Первая из них служила гостиной и приемной, вторая - спальней. В этих комнатах в августе 1942 г. останавливался У. Черчилль, когда в первый раз посетил Москву. В своих мемуарах он называет эту дачу государственной дачей № 7 и вспоминаем о своем пребывании здесь с удовольствием.
Имелась на даче и большая кухня. О ней, может быть, не следовало и говорить, если бы она тоже не отражала быта и привычек хозяина дачи. На кухне кроме обычной плиты, где готовились простые, здоровые блюда, имелась специальная шашлычная печь. И - самое примечательное - за деревянной перегородкой была большая русская печь, в которой пекли хлеб. Кроме того, по рассказам работавших здесь людей, когда уж очень донимал его радикулит, Сталин приходил сюда; раздевался, клал на горячие кирпичи широкую доску и, кряхтя, залезал на нее «лечиться».
...Прихожая была пуста. Стояла глубокая тишина. Я открыл дверь в столовую. Никого... Потолкался на месте, кашлянул в кулак, чтобы привлечь к себе внимание обитателей дома. Опять никого... Вот тебе и вызов для доклада! Не было еще случая, чтобы И. В. Сталин не принимал человека, если вызывал к себе.
Неожиданно открылась дверь направо, ведшая в коридор, и появилась фигура в овчинном тулупе до пят с высоко поднятым воротником. Из-под полы тулупа виднелись поднятые вверх носы больших черных валенок, подшитых толстым войлоком.
Фигура, от которой исходил крепкий запах леса, похлопала рукавами тулупа и сказала голосом И. В. Сталина: «Сейчас, товарищ Штеменко, пройдите в кабинет. Я буду через минуту...»
Теперь все стало ясно: Сталин имел обыкновение отдыхать в зимние дни на веранде. Он лежал там в валенках, меховой шапке-ушанке, плотно завернувшись в широкий овчинный тулуп. Оказывается, я попал как раз в такое время.
Вскоре Верховный Главнокомандующий в привычном сером костюме военного покроя, в мягких сапогах и с неизменной трубкой в руке уже слушал мой доклад. Просмотрев карты, он задал несколько вопросов относительно условий маневра войсками и материальными средствами на северном фланге советско-германского фронта. Я ответил, не забывая, что И. В. Сталин хорошо знает театр еще со времени советско-финской войны.
Верховный Главнокомандующий не перебивал, а потом, прохаживаясь по кабинету, стал рассуждать о последовательности операций советских войск. Я записывал в рабочую тетрадь смысл его рассуждений, который сводился к тому, что если Ленинградскому фронту предстояло провести несколько одновременных операции на Карельском перешейке, то Карельскому фронту на огромных пространствах севера придется проводить две такие операции, причем последовательно: сперва - против финнов, потом - против немецко-фашистских войск.
И. В. Сталин подошел к камину, подбросил несколько поленьев в уже угасавшее пламя. Затем он сказал, что нам, однако, нельзя ни в коем случае ослаблять северный участок Карельского фронта против 20-й Лапландской армии немцев. Нужно держать там наши войска в полной готовности к немедленному удару, не давая врагу возможности сманеврировать чем-либо на юг. Теперь, на данной стадии войны, советское Верховное Главнокомандование может себе позволить такое резервирование сил. Мы в состоянии накопить войска и материальные средства, необходимые для успеха намеченной операции против финнов, другими путями, тем более что в условиях бездорожья на северной местности любой маневр является далеко но простым делом. К тому же и финны теперь уже не те, что ранее: они подорваны во всех отношениях и ищут мира.
Я вспомнил этот короткий эпизод потому, что последующая разработка планов операций Карельского фронта проходила с учетом замечаний, высказанных Верховным Главнокомандующим. Он повторил их К. А. Мерецкову, когда тот в конце мая 1944 г. был вызван в Ставку. К. А. Мерецкову приказали ни в коем случае пе ослаблять сил, расположенных против немецких войск, памятуя, что они могут в любое время потребоваться для разгрома противостоящего врага.
- А Генштаб, - сказал тогда Верховный Главнокомандующий, - должен напоминать товарищу Мерецкову это мое требование и следить, чтобы оно было выполнено.

VII. Главнокомандующий

Советское командование немало сделало для восстановления нормальной жизни австрийского народа, освобожденного из-под гитлеровского господства. Хочу в заключение подчеркнуть, что все это происходило тогда, когда советские люди сами жили на полуголодном пайке среди руин разрушенного врагом хозяйства наших западных районов.
Работа по нормализации жизни освобожденных от гитлеровских оккупантов стран одновременно с руководством боевыми действиями войск давалась далеко не просто. Она требовала постоянного и предельного напряжения сил участвующих в пей людей.. Ф. И. Толбухину, А. С. Желтову и другим руководящим работникам фронта нужно было иметь железные нервы и утроенное внимание, чтобы разобраться в хитросплетениях местных проблем. Особенно трудно приходилось Федору Ивановичу, здоровье которого и так не было крепким. Почти всегда, когда Генштаб докладывал обстановку на фронтах и доходил до 3-го Украинского, И. В. Сталин или кто-либо из присутствующих в Ставке обязательно спрашивал о самочувствии командующего. Не были здоровяками и многие другие наши маршалы и генералы, систематически переносившие колоссальные перегрузки. Но в годы войны они меньше всего думали о собственном здоровье.

П.С. Активно пришлось сотрудничать с бургомистром генерал-полковнику А. И. Шебунину - заместителю Толбухина по тылу. Старый коммунист, прошедший большую жизненную и военную школу, он был хорошим организатором служб войскового тыла, и в Вене это пригодилось. Шебунин наладил снабжение венцев продовольствием, а Кернер, оказавшийся тоже отличным хозяйственником, всячески помогал советским коллегам.
В освобожденной Вене на первых порах установился такой порядок, что министры австрийского Временного правительства довольно часто обсуждали с нашим командованием и Военным советом фронта, как лучше решать неотложные дела. Конечно, австрийцы многое просили, и обычно их просьбы были обоснованными и удовлетворялись. В Вене и по стране развернулись восстановительные работы. Строители, забросившие в военные годы свой инструмент, опять взялись за дело. В Вене советский комендант нередко навещал строительные площадки, беседовал с рабочими, помогал местным властям автотранспортом, а кое-где и рабочей силой.
Генералу Шебунину приходилось решать и самые щекотливые вопросы, по части которых он был большой знаток и редко допускал какие-либо огрехи. Но не менее дотошный Кернер даже у Шебунина обнаружил однажды промах. Речь шла о снабжении горожан солью. Шебунин подсчитал, сколько соли нужно венцам, и отдал распоряжение доставить ее в Вену. Но спустя некоторое время Кернер попросил еще соли. Шебунин в недоумении запросил бургомистра, пытаясь понять, в чем дело, по вынужден был признать свою ошибку: оказалось, что по учли соль, необходимую для хлебопечения, о чем новый венский бургомистр не забыл. Факт вроде бы мелкий, но он свидетельствовал о добрых деловых отношениях между представителями советского командования и австрийскими властями в только что освобожденной от фашистов Вене...

VI. Ошибки в докладах

Одним из самых страшных зол в работе любого офицера штаба, а разведчика тем более, является стремление «угадать» мысли начальника, подтянуть к ним для «подтверждения» свой доклад; и боже упаси - пойти поперек их. На практике это приводит, как правило, к неверной оценке событий, искажению действительности в угоду желательности. В результате - неверное решение, неудача, а то и поражение в бою. Мужество доложить иной раз горькую правду и иметь свое мнение до принятия решения командиром или командующим - вот истинные качества хорошего штабного офицера. О неприятных фактах, конечно, не легко докладывать, так как докладчик рискует первым испытать неудовольствие или гнев начальника. Но истина должна быть дороже. Желание вызнать у начальника приятные эмоции обычно не идут на пользу делу.
Сбор данных по своим войскам - тоже важная задача штаба. Разумеется, она более легкая, чем делать выводы о противнике. Однако это не техническая работа, и к тому же весьма трудоемкая. Есть здесь и свои особенности.
Дело в том, что командир и его штаб оценивают обстановку и положение войск со своих более или менее узких, местных, что ли, позиций. Они ограничены заданным участком или полосой действий, и выводы относительно событий даются без учета той обстановки, которая известна вышестоящей инстанции. Кроме того, командир, поскольку он несет ответственность за действия своей части или соединения, конечно же, стремится к тому, чтобы эти действия выглядели хорошо. Поэтому вольно или невольно он склонен приукрашивать действительность. Штаб должен тонко разбираться во всей сложности объективных и субъективных вопросов и находить истину. Я уже писал, как пострадал начальник штаба фронта, когда но донес в Генштаб о потере крупного населенного пункта, поверив заверениям нижестоящих командиров: выбьем, мол, противника в тот же день. Однако пункта не вернули, и начальник штаба был отстранен от должности.
В годы войны у наших операторов выработалось своеобразное чутьё к форме докладов с фронта. Когда доносили, например, что противник «незначительно вклинился в нашу оборону» или, что еще хуже, «незначительно потеснил наши войска», мы уже знали, что надо обязательно проверить такие формулировки и любыми путями установить их точный смысл. На практике бывали случаи, когда на другой день после такого донесения противник оказывался в 10-20 и более километрах от переднего края в глубине нашей обороны. Вот тебе и «незначительно потеснил»! Короче говоря, штаб не должен только собирать бездумно то, что ему дадут, а обязан каждую строчку любого донесения глубоко анализировать и делать выводы.
Вот пример, к чему может привести небрежная работа штабника. Как-то в одном из итоговых донесений за день, полученных с Воронежского фронта, было написано, что в результате успешной контратаки наших войск захвачено 100 орудий противника. Это донесение было принято по телеграфу начальником направления, перепечатано на машинке, заверено и, как положено, представлено в Ставку. Утром И. В. Сталин по телефону спросил меня:

-Захвачены ли вместе с орудиями снаряды?
Я не знал. Он сказал:
-Поинтересуйтесь и доложите.
Срочно связался с Начальником штаба фронта. Он тоже не знал и обещал немедленно выяснить и позвонить. А время шло. Часа через два Верховный Главнокомандующий позвонил снова и добавил:

-Если есть снаряды, то можно из захваченных фронтом орудий сформировать чуть ли не двадцать батарей. Так или нет? Подтверждаю, что так. А он спрашивает:
-Не удалось выяснить, сколько снарядов?
-Пока нет, - отвечаю.
Он бросил трубку, явно, чувствую, недовольный.
Опять связался с начальником штаба фронта. На этот раз от него узнаю, что захвачено не 100, а всего 10 орудий, из них 6 разбитых и только 4 исправных; кто донес и почему так произошло - штаб разбирается.
Скандал был налицо. Я немедленно пошел к А. И. Антонову и доложил ему о последнем разговоре с начальником штаба.
-Ну, будет буря, - сказал Алексей Иннокентьевич. - Давайте звонить сами Сталину не станем: лучше доложим лично вечером. А если уж спросит - придется отвечать как есть...
До вечера звонка не было, а при очередном докладе в Кремле Верховный Главнокомандующий сам напомнил об этих злосчастных орудиях. Как и предполагали, была буря: нам пришлось выслушать в свой адрес и по поводу штабов вообще много разных весьма выразительных слов о безответственности, халатности в работе, ротозействе, головотяпство, отсутствии контроля... В конце концов А. И. Антонову было приказано лично дело расследовать и о виновных в искажении доложить.
Выяснилось, что в донесении Военного совета фронта было написано 10 орудий, а когда передавали по аппарату «Бодо», то телеграфисты цифру исказили и передали 100. Алексей Иннокентьевич доложил об этом и сказал, что приняты строгие меры контроля с целью не допускать впредь таких ошибок. Виновных не назвал.
Сталин посопел трубкой, прошелся вдоль стола с картами и сказал:
-Девчонок с телеграфа надо, конечно, предупредить, чтобы были внимательней... Но что с них возьмешь: они в содержании телеграмм не разбираются. А вот оператор, который принимал донесение, обязан был проверить подлинность цифры. Это же не две пушки, и не каждый день мы захватываем сразу такое количество орудий, а, пожалуй, первый раз с начала войны... Он долго еще говорил на эту тему, а затем спросил у меня:
-А кто принимал донесение из операторов?
Я ответил, что у аппарата был сам начальник направления.

-Вот его и снять! Назначить на менее ответственную работу, и не в Генштабе...

III. Оборона на Дунае

...Нельзя забыть тревожных мартовских дней 1945 г. Тогда советское стратегическое руководство не раз и не два взвешивало шансы противника при различных вариантах действий войск. Прикидывали возможные условия и исход борьбы, особенно в случае жесткой обороны на правом берегу Дуная, где нашим войскам предстояло удержать плацдарм. Здесь сражение обещало быть особенно трудным и кровопролитным. Обсуждался и другой вариант: отойти с правого берега Дуная на левый, отказаться от плацдарма. В этом случае, прикрывшись широкой водной преградой, можно было гарантировать удержание позиций за рекой.
Но неизбежно возникал вопрос: как действовать дальше? Ведь нужно было кончать войну и обрушить на врага самые чувствительные удары, наступать далее на запад. Вот тут-то и выяснилось, что оборона на правом берегу Дуная значительно выгоднее и перспективнее, чем на левом. Было бы неизмеримо труднее переходить потом в наступление: враг тоже прикрылся бы рекой. И конечно, мы потеряли бы время.
В Ставке и Генштабе оценили все «за» и «против» и остановились на том, что проводить в жизнь следует первый вариант - обороняться на правом берегу Дуная и немедленно после окончания оборонительного сражения переходить в контрнаступление.
К этому вопросу примыкал и второй - о 9-й гвардейской армии генерала В. В. Глаголева.
9 марта Ф. И. Толбухин по телефону обратился в Ставку за разрешением использовать в оборонительных целях 9-ю гвардейскую армию, только что переданную в состав его фронта. Он спрашивал также, не стоит ли его войскам и, в крайнем случае, штабу отойти на левый берег Дуная, чтобы не потерять управления.
Мы с А. И. Антоновым были в это время в кабинете Верховного Главнокомандующего. И. В. Сталин выслушал соображения командующего 3-м Украинским фронтом, немного помедлил и ровным голосом сказал примерно следующее:
- Товарищ Толбухин, если вы думаете затянуть войну еще на пять-шесть месяцев, то, конечно, отводите свои войска за Дунай. Там, безусловно, будет потише. Но я сомневаюсь, что вы так думаете. Поэтому обороняться следует на правом берегу реки и вам со штабом надо быть именно там. Уверен, что войска с честью выполнят свои нелегкие задачи. Нужно только хорошо ими руководить.
Затем он высказал мысль о необходимости выбить танки врага еще в ходе оборонительного сражения, скапал, что нельзя давать противнику время закрепиться на достигнутых им рубежах и организовать прочную оборону.
- Следовательно, - рассуждал вслух Верховный Главнокомандующий, - переходить в наступление надо немедленно поело того, как враг будет остановлен, и полностью разгромить егo. Для этого нужны значительные свежие силы. Они у нас есть - это армия Глаголева. Поблизости находится также 6-я гвардейская танковая армии генерала Кравченко. Пока она подчинена Малиновскому, но, если потребуется, ее можно передать вашему фронту. Сделайте отсюда нужные выводы.
Посмотрев на Л. И. Антонова, он добавил:
- Генштаб на моей стороне.
Ф. И. Толбухин сказал, что приказание понял, и положил трубку.

IV. Пинцип единоначалия

Чтобы понять основы, порядок службы и подчиненности работника штаба, особенно высшего, нужно иметь представление об управлении войсками и вооруженными силами в целом. Сразу же нужно сказать, что задачи защиты Родины решались под руководством Центрального Комитета партии и Советского правительства. Это понятно, поскольку в годы войны борьба ведется не только на вооруженном фронте, и исход ее зависит от усилий всей страны. Армия и флот всегда находятся в руках верховной власти государства. У нас в годы гражданской войны управление войсками и деятельностью страны принадлежало Совету Рабочей и Крестьянской Обороны во главе с В. И. Лениным. В период Великой Отечественной войны вся полнота власти была сосредоточена в Государственном Комитете Обороны, созданном 30 июня 1941 г. ГКО представлял собой коллективный орган руководства страной, и армией. Состоял он из членов Политбюро, а председателем ого являлся И. В. Сталин - Генеральный секретарь ЦК партии и в то же время Верховный Главнокомандующий.
Следует подчеркнуть, что все принципиальные вопросы руководства страной, ведение войны решались Центральным Комитетом партии - Политбюро, Оргбюро и Секретариатом, а затем проводились через Президиум Верховного Совета СССР, Совнарком, а также через ГКО и Ставку ВГК. Для оперативного решения военных вопросов созывались совместные совещания членов Политбюро и ГКО, Политбюро и Ставки, а наиболее важные из них обсуждались совместно Политбюро, ГКО и Ставкой.
В области руководства военными действиями не попирался и принцип единоначалия - этот важнейший принцип военного строительства и управления войсками в мирное и военное время. Руководство операциями Вооруженных Сил в высшем звене находилось в руках только Ставки Верховного Главнокомандования. Но поскольку членами Ставки были некоторые члены Политбюро ЦК ВКП(б) и лица высшего военного командования, она, таким образом, являлась коллективным органом верховной поенной власти.
Решения Ставки, оформленные документами, подпиты пились двумя лицами - Верховным Главнокомандующим и начальником Генерального штаба, а иногда замем июлем Верховного Главнокомандующего. Были документы за подписью только начальника Генерального штаба. В этом случае обычно делалась оговорка «по поручению Ставки». Один Верховный Главнокомандующий оперативные документы, как правило, не подписывал, кроме тех, в которых он резко критиковал кого-либо из лиц, высшего военного руководства (Генштабу, мол, неудобно подписывать такую бумагу и обострять отношении; пусть наменя обижаются). Подписывались им единолично только различного рода приказы, главным образом административного характера...
Должен сказать, что Сталин не решал и вообще не любил решать важные вопросы войны единолично. Он хорошо понимал необходимость коллективной работы в этой сложной области, приглашал авторитеты по той или иной военной проблеме, считался с их мнением и каждому отдавал должное. В декабре 1943 г. после Тегеранской конференции, когда потребовалось наметить планы действий на будущее, доклад на совместном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), ГКО н Ставки относительно хода борьбы на фронтах и ее перспективах делали А. М. Василевский и А. И. Антонов, по вопросам военной экономики докладывал Н. А. Вознесенский, а И. В. Сталин взял на себя анализ проблем международного характера.

II. Взятие Будапешта

Как и в других странах, перед советскими войсками, вступившими в Венгрию, встали весьма сложные и многогранные политические задачи. Нужно было наладить правильные и справедливые отношения с венгерским населением. Здесь, подобно Румынии, требовалось тонко соблюсти разницу в отношении к трудовому населению страны и политике правящих кругов, втянувших Венгрию в преступную войну на стороне гитлеровской Германии. Венгерские фашисты запугивали население, распространяя небылицы о советских войсках.
В этой связи Государственный Комитет Обороны 27 октября принял специальное решение о линии поведения советских войск в Венгрии. Он обязал Военный совет 2-го Украинского фронта опубликовать воззвание командования Красной Армии к населению освобожденной территории страны и разъяснить суть освободительной миссии советских воинов, цели и задачи операций наших войск на венгерской земле. Воззвание было немедленно разработано членом Военного совета фронта генералом И. 3. Сусайковым и распространено среди венгерского населения.
В воззвании указывалось, что Красная Армия не имеет целью приобретение какой-либо части венгерской территории или изменение существующего общественного строя. Вступление советских войск вызывалось исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением германских войск и военных частей союзной с Германией Венгрии. Единственной целью советских воинов был разгром вражеских германских армий и уничтожение господства гитлеровской Германии в порабощенных ею странах. На венгерской земле не только сохранялась существовавшая там частная собственность граждан, но даже гарантировалась ее охрана советскими военными властями. Продолжали действовать местные органы власти и гражданского самоуправления. В заключение венгерское население призывалось содействовать Красной Армии и тем приблизить час окончания войны.
Директива ГКО и воззвание командования стали основными руководящими документами для военных советов, политических отделов и войск на весь период боевых действий в Венгрии.
Обстановка требовала быстрее развернуть наступление в районе Будапешта: следовало выйти на рубежи, выгодные для удара в сердце гитлеровской Германии; кроме того, взятие города оказало бы большое влияние на положение политических сил в Венгрии.
Обстоятельством, обусловившим ускорение удара на Будапешт, и известной степени были ура-оптимистические доклады JI. З. Мехлиса о разложении и деморализации венгерских войск. Особенно подлила масла в огонь его телеграмма от 28 октября, направленная лично И. В. Сталину: «Противостоящие нашему фронту части 1-й венгерской армии находятся в процессе разложения и деморализации. Ежедневно войска берут по 1000-1500-2000 и более пленных. 25 октября 1944 г. 18-я армия взяла 2500 пленных, причем сдавались в плен целыми подразделениями... В связи с обходными маневрами войск фронта многие венгерские части попросту рассыпались, и отдельные группы солдат бродят по лесам, часть с оружием, часть без оружия, некоторые переоделись в гражданское...»
Своими докладами Мехлис сумел подогреть воображение И. В. Сталина. Тот запросил Генштаб, как лучше атаковать Будапешт, чтобы быстрее взять его. Ничего не подозревая, мы ответили, что лучше всего использовать обширный плацдарм, захваченный на левом фланге 1-го Украинского фронта в междуречье Тиссы и Дуная. Здесь не нужно было форсировать реку и противник располагал меньшим количеством войск, чем на других направлениях. Кроме того, выдвинутая сюда 4б-я армия была относительно свежей. После прорыва она могла бы свернуть на север оборону противника за Тиссой и тем способствовать прямому удару 7-й гвардейской армии Шумилова и 1-й румынской армии на Будапешт с востока.
И. В. Сталин, обдумав соображения Генштаба, позвонил Р. Я. Малиновскому и потребовал, чтобы 2-й Украинский фронт немедленно овладел Будапештом. Даже А. И. Антонов, без прикрас докладывавший обстановку, не смог доказать Верховному Главнокомандующему, что донесения JI. 3. Мехлиса не соответствуют действительности, тем более в районе Будапешта.
Напоминаю этот эпизод в связи с тем, что в нашей специальной литературе не раз говорилось о переходе войск 2-го Украинского фронта в наступление на Будапешт 29 октября 1944 г. без достаточной подготовки и накопления сил. Первым написал об этом Р. Я. Малиновский, который лично получил от И. В. Сталина приказ овладеть столицей Венгрии в самое ближайшее время, «буквально на днях». Командующий просил отвести на выполнение задачи пять дней, но данный ему приказ гласил: «Завтра же перейти в наступление на Будапешт».
Устное распоряжение Верховного Главнокомандующего мы подтвердили директивой Ставки в 22 часа 28 октября 1944 г.
В 14 часов на следующий день 46-я армия генерала И. Т. Шлемина, усиленная 2-м гвардейским механизированным корпусом, пошла вперед. Как вскоре доложил в Ставку маршал С. К. Тимошенко, сильное сопротивление и контратаки противника не позволили армии за день боя продвинуться 1 дальше, чем на 4-6 км. Нужно отдать должное Р. Я. Малиновскому: он сделал все возможное для успеха войск, в частности спешно выдвигал в район боев 4-й гвардейский мехкорпус, переданный из 3-го Украинского фронта.
В последующие четыре дня наступление 46-й армии несколько ускорилось, так как в дело были введены гвардейцы М. С. Шумилова и 1-я румынская армия. Командованию фронта и армий очень помогли представитель Ставки Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и маршал авиации Л. А. Ворожейкин. Они умело переключили большую часть авиации для действий в полосе игравшей в данный момент главную роль 46-й армии. Летчики наносили удары но боевым порядкам противника, подавляли его огневые точки перед фронтом продвигающихся войск. Краснозвездные самолеты использовались массированно, и враг не успевал организовать серьезное противодействие. К исходу 3 ноября введенные в сражение 4-й и 2-й гвардейские механизированные корпуса В. И. Жданова и К. В. Свиридова находились всего в 10-15 км к югу и юго-востоку от Будапешта.
На этом продвижение советских войск закончилось. Как доложила разведка, противник сумел использовать временную задержку операции 4-го Украинского фронта западнее Ужгорода и под Чопом, чтобы передислоцировать оттуда в полосу 46-й армии три танковые дивизии. Вскоре мы это почувствовали: атаки наших войск на относительно узком фронте за Тиссой получили решительный отпор. Наши удары повторялись, но успеха не принесли. Как оказалось, силы вражеской обороны па этом участке выросли вдвое, и никто не мог поручиться, что они не возрастут еще более: ведь район столицы Венгрии не был изолирован от страны и других участков фронта, а ото позволяло врагу подводить сюда резервы.
Обстановка, таким образом, принимала неблагоприятный для нас характер. Относительно узкая полоса наступления советских войск облегчала врагу успешное противодействие, а конфигурация линии фронта давала ому возможность при определенных условиях организовать и нанести контрудар по далеко выдвинутым к Будапешту боевым порядкам механизированных корпусов и частей 46-й армии. Это грозило срывом наших мероприятий, сулило серьезные неприятности для войск.
В Генштабе задумались. Решение на удар за Тиссой было принято лично Верховным Главнокомандующим, и никто не решился бы его отменить или поправить. Но нужно было спасать положение.
Выход мы видели прежде всего в том, чтобы значительно расширить фронт и повысить активность наступления войск Р. Я. Малиновского. Если по решению И. В. Сталина наступление должно было развиваться в основном за счет 46-й армии на левом фланге фронта, то теперь, по соображениям Генштаба, усилить нажим на врага и прорывать его оборону должны были и войска центра фронта. Генштаб, таким образом, не оспаривая сущности решения Верховного Главнокомандующего, полагал, что на широком фронте врагу будет значительно труднее организовать прочную оборону, чем на узком. Кроме того, широкий фронт наступления открывал перспективу охвата Будапешта не только с помощью войск одного левого фланга фронта (46-я армия), с юго-запада, как мыслилось ранее, но и силами центра - с востока и северо-востока. Двойной охват был бы в данной обстановке более эффективным. Усиление нажима в центре полосы наступления 2-го Украинского фронта помогло бы также армиям И. Е. Петрова преодолеть пробку у Чопа и улучшить условия для их продвижения вперед.
Р. Я. Малиновский с предложениями Генштаба согласился - они совпадали с его взглядами - и сказал, что Военный совет фронта поддержит нас перед Верховным.
4 ноября Генеральный штаб доложил о своих соображениях в Ставке. При этом мы сослались и на предложения Военного совета 2-го Украинского фронта, только что доставленные в Москву.