Вот собственные слова германского генерала Людендорфа: «8-я армия вдвинулась в узкое пространство между Наревом и Белостоком для взятия с юга Oсовца». 14 батальонов ландвера, не менее 7 тысяч человек, двинулись вслед за волной газов. Они шли не в атаку. На зачистку. Будучи уверенными в том, что живых не встретят. То, что произошло дальше, прекрасно описал публицист Владимир Воронов:
«Когда германские цепи приблизились к окопам, из густо-зеленого хлорного тумана на них обрушилась… контратакующая русская пехота. Зрелище было ужасающим: бойцы шли в штыковую с лицами, обмотанными тряпками, сотрясаясь от жуткого кашля, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки. Это были остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка, чуть больше 60 человек. Но они ввергли противника в такой ужас, что германские пехотинцы, не приняв боя, ринулись назад, затаптывая друг друга и повисая на собственных проволочных заграждениях. И по ним с окутанных хлорными клубами русских батарей стала бить, казалось, уже погибшая артиллерия. Несколько десятков полуживых русских бойцов обратили в бегство три германских пехотных полка! Ничего подобного мировое военное искусство не знало. Это сражение войдет в историю как «атака мертвецов«».
Что такого увидели семь тысяч немцев? Если бы эти 60 человек стреляли — и пусть даже стреляли чертовски метко, а не как отравленные умирающие полулюди, — то их бы даже не заметили. Но эти 60 человек просто встали, шатаясь, каждый сам по себе, и молча пошли в штыковую атаку. И семь тысяч немцев побежали.
«Вот лежишь ты, раздираемый изнутри на куски, — реконструирует события уже наш современник, — если и ползет перед тобой по травинке муравей или плывут облака в небе, то никаких у тебя возвышенных мыслей, как у Болконского под Аустерлицем про Бога и душу, разве что кроме матерных, и не ждешь ты никаких приказов, и звание свое не помнишь, и чувствуешь только страшные боль и обиду. По правую руку от тебя одни мертвые, и по левую руку от тебя одни мертвые. Все мертвые. И ты мертвый. Остался ты, наверное, один, и жить тебе, может, осталось пять минут, в муках и кровавой рвоте.
И тут обожженными глазами ты видишь за зеленым туманом семь тысяч немцев. Сами идущих к тебе. Представляете, КАК они обрадовались?
Слышишь ли ты, что кто-то кричит команду, и нужна ли она тебе, мертвому? Знаешь ли ты, что встанешь не один, и есть ли для тебя разница? Остановит ли тебя пуля или три, если ты все еще можешь идти? У тебя есть целых пять минут, чтобы отплатить за свою смерть и за смерть всех своих товарищей, чтобы убить много, много немцев, целых 7 тысяч, и тебе надо торопиться, чтобы убить их побольше».
Думаю, злых людей немцы не испугались бы, осатанение на войне — дело обычное. И побежали они не как трусы, но как люди, увидавшие перед собой то, что живому человеку видеть не положено. Мертвых людей. Мертвых полуразложившихся людей, которые шли их убивать, в полный рост, через пули в упор. Торопились, колдыбали, падали, все равно ползли, и видно было, что они очень рады тебя видеть и очень хотят тебя убить. И действительно стали убивать. А когда немцы убежали, они умерли…
4 комментария
10 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена10 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена10 лет назад
«Когда германские цепи приблизились к окопам, из густо-зеленого хлорного тумана на них обрушилась… контратакующая русская пехота. Зрелище было ужасающим: бойцы шли в штыковую с лицами, обмотанными тряпками, сотрясаясь от жуткого кашля, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки. Это были остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка, чуть больше 60 человек. Но они ввергли противника в такой ужас, что германские пехотинцы, не приняв боя, ринулись назад, затаптывая друг друга и повисая на собственных проволочных заграждениях. И по ним с окутанных хлорными клубами русских батарей стала бить, казалось, уже погибшая артиллерия. Несколько десятков полуживых русских бойцов обратили в бегство три германских пехотных полка! Ничего подобного мировое военное искусство не знало. Это сражение войдет в историю как «атака мертвецов«».
Что такого увидели семь тысяч немцев? Если бы эти 60 человек стреляли — и пусть даже стреляли чертовски метко, а не как отравленные умирающие полулюди, — то их бы даже не заметили. Но эти 60 человек просто встали, шатаясь, каждый сам по себе, и молча пошли в штыковую атаку. И семь тысяч немцев побежали.
«Вот лежишь ты, раздираемый изнутри на куски, — реконструирует события уже наш современник, — если и ползет перед тобой по травинке муравей или плывут облака в небе, то никаких у тебя возвышенных мыслей, как у Болконского под Аустерлицем про Бога и душу, разве что кроме матерных, и не ждешь ты никаких приказов, и звание свое не помнишь, и чувствуешь только страшные боль и обиду. По правую руку от тебя одни мертвые, и по левую руку от тебя одни мертвые. Все мертвые. И ты мертвый. Остался ты, наверное, один, и жить тебе, может, осталось пять минут, в муках и кровавой рвоте.
И тут обожженными глазами ты видишь за зеленым туманом семь тысяч немцев. Сами идущих к тебе. Представляете, КАК они обрадовались?
Слышишь ли ты, что кто-то кричит команду, и нужна ли она тебе, мертвому? Знаешь ли ты, что встанешь не один, и есть ли для тебя разница? Остановит ли тебя пуля или три, если ты все еще можешь идти? У тебя есть целых пять минут, чтобы отплатить за свою смерть и за смерть всех своих товарищей, чтобы убить много, много немцев, целых 7 тысяч, и тебе надо торопиться, чтобы убить их побольше».
Думаю, злых людей немцы не испугались бы, осатанение на войне — дело обычное. И побежали они не как трусы, но как люди, увидавшие перед собой то, что живому человеку видеть не положено. Мертвых людей. Мертвых полуразложившихся людей, которые шли их убивать, в полный рост, через пули в упор. Торопились, колдыбали, падали, все равно ползли, и видно было, что они очень рады тебя видеть и очень хотят тебя убить. И действительно стали убивать. А когда немцы убежали, они умерли…
Крепость немецкие войска больше не штурмовали…
Удалить комментарий?
Удалить Отмена10 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена