Холодная зимняя ночь. Подмосковье. Воинская часть.
Метель пытается строить барханы из снега, но эти усердия лишь до утра. Уже с рассветом сонные солдаты, словно зомби, подгоняемые такими же сонными сержантами, разделаются с тоннами снега, и очищенные плацы будут снова готовы для бесконечных маршировок и построений.
Но всё это будет лишь утром, а сейчас миром владеет ночь. И мороз. И метель.
Огромная солдатская столовая погружена в полумрак. В одном из подсобных помещений на кушетке лежит сержант. Он сегодня в очередной раз заступил дежурным по столовой и со-гласно Устава, обязан провести ночь здесь.
Слушая, как за окном бесится метель, он пытается уснуть, ведь до всеобщего подъёма осталось так мало времени, но ему не спится.
Тут ещё на зло прямо под кушеткой за батареей отопления заунывно поёт сверчок. Его стрекочущие тирады эхом раздают-ся в огромных и тёмных залах. Но стоит шевельнуться, как он тут же замолкает, чтобы снова напомнить о себе через несколь-ко минут.
Словно тот же сверчок не даёт уснуть тоска. Она то затих-нет, то с новой силой раздаётся эхом в опустевшей душе.
"… имея – храни, потерявши – не плачь…", – поёт сверчок, и тёмные углы отвечают ему эхом…
… "Товарищ сержант, проснитесь! Labas rytas! – кричит на самое ухо рядовой Пуаджюнас, – Пора вставать".
Грохот кастрюль и запах жареного мяса. Сверчок может и пытается петь, но его не слышно.
У меня была язва и воспаление кишечника, и не смотря на это гнида на военкомате хотела 600 долларов за отмазку (2000-3000 стоила в то время однокомнатная квартира, спепуха в бурсе была 3 доллара). С военкомата забрали с вещами на распредилительный пункт, а там терапевт отправил домой на лечение. Летом я поступил в ВУЗ и от меня отстали еще на 6 лет. А моего соседа забрали с третьего раза.
Не было. Правда, потом нескольких комиссовали, у кого мотор - врождённый порок, у кого что. От армии не бегали, наоборот обычно все чётко представляли свой жизненный путь через армию.
97-99 у нас парнишка умер от порока сердца, недели 2 прослужил, зашел в ленинскую, упал и умер. Суды были, судили военкоматовских медиков, но вроде безуспешно
88 комментариев
Удалить комментарий?
Удалить ОтменаУдалить комментарий?
Удалить ОтменаУдалить комментарий?
Удалить ОтменаУдалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Холодная зимняя ночь. Подмосковье. Воинская часть.
Метель пытается строить барханы из снега, но эти усердия лишь до утра. Уже с рассветом сонные солдаты, словно зомби, подгоняемые такими же сонными сержантами, разделаются с тоннами снега, и очищенные плацы будут снова готовы для бесконечных маршировок и построений.
Но всё это будет лишь утром, а сейчас миром владеет ночь. И мороз. И метель.
Огромная солдатская столовая погружена в полумрак. В одном из подсобных помещений на кушетке лежит сержант. Он сегодня в очередной раз заступил дежурным по столовой и со-гласно Устава, обязан провести ночь здесь.
Слушая, как за окном бесится метель, он пытается уснуть, ведь до всеобщего подъёма осталось так мало времени, но ему не спится.
Тут ещё на зло прямо под кушеткой за батареей отопления заунывно поёт сверчок. Его стрекочущие тирады эхом раздают-ся в огромных и тёмных залах. Но стоит шевельнуться, как он тут же замолкает, чтобы снова напомнить о себе через несколь-ко минут.
Словно тот же сверчок не даёт уснуть тоска. Она то затих-нет, то с новой силой раздаётся эхом в опустевшей душе.
"… имея – храни, потерявши – не плачь…", – поёт сверчок, и тёмные углы отвечают ему эхом…
… "Товарищ сержант, проснитесь! Labas rytas! – кричит на самое ухо рядовой Пуаджюнас, – Пора вставать".
Грохот кастрюль и запах жареного мяса. Сверчок может и пытается петь, но его не слышно.
Зима 1988-89.
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить ОтменаУдалить комментарий?
Удалить Отмена