…Мы знаем, что гады, презренные негодяи, предатели, троцкисты, вся ихняя своло… свора хотела продать нашу завоёванную Социалистическую Родину!
Но они просчиталися, наша Партия, наш Великий Сталин, наш нарком, Николай Иванович Ежов, крепко охраняют… (Бурные овации) …крепко охраняют нашу счастливую, радостную, зажиточную жизнь! (Овации)

Как выглядела домохозяйка Седякина, представленная съезду избирателей 1937 года в качестве простой советской женщины, которая победно выкрикивала с трибуны эту речь, не скажет, наверное, уже никто. Что с ней сталось потом, тоже неизвестно.

Зато мы точно знаем, какая судьба ожидала Анну Павлову, сорока трех лет, беспартийную, из крестьян, портниху артели «Конфекцион», ранее 17 лет проработавшую секретарем нарсуда, проживавшую в Ленинграде, на набережной Мойки, дом 10. Мне почему-то кажется, что она слушала именно эту речь, когда решила наконец послать то яростное, ненавидящее, самоубийственное письмо. А может быть, ее доконали бравурные захлебывающиеся восторгом здравицы 8 марта, ведь отправила она его именно тогда.

Мы очень любим цитировать фразу о четырех миллионах доносов. Будет справедливо знать и о письме Павловой, еще одной простой советской женщины.

«Секретарю ЦК ВКП(б) Сталину
Да не ужели тебе не надоела тиран русского народа со своими паразитами коммунистами играть комедию.
Кричите на всех перекрестках, пишите что весело живётся только в СССР, больше нигде.
За рубежом: голод, холод, нищенство, а что делается у тебя под носом ты ничего не видиш. Ты выйди из святых стен Кремля; да посмотри, до чего довел народ бедный, ходят как тени загробные от твоей весёлой жизни: оборванные, разутые, голодные и холодные.

Пишите что в Германии снизили зарплату рабочим, мол на что им хватит этой зарплаты при существующей дороговизне, а на что хватает нам зарплаты, что ты нам беднякам платиш, только у других всё видите, а у себя ничего не видите, если им и снизили зарплату, то получали всё что заработали, а мы заработаем 30 р. 15 р. отдай [мат]овство феодалам коммунистам. Ирод ты проклятый ведь ты вес народ поработил хуже чем на барщине сейчас русскому бедняку живётся, всех обратили в рабов-батраков и заставляете на себя паразиты-бандиты работать. Кричите что наша мол единая коммун. партия ВКП(б) что Вы (Б) лучшего названия себе придумать и не могли, за то все поотъелись на народной крови, ходите как борова отъевши якширской породы, от нечего делать занялись [мат], [мат] и др. застовляете, а кто [мат]ует, тому нет житья. <…>

Такого безпутства и наглости ни в одной стране не встретишь я не одной страны не знаю, где так мучают народ как в СССР. <…>

Ты со своим хулиганским Стах[ановским] движением перемутил весь народ, сделал народ зверем один другого поедом ест тебе это на руку, но не безпокойся возмездие всегда бывает, лопнешь и ты от народной крови. Кричите что Пятаков и др. враги народа. Да Вы и есть единные враги русского народа, изверги изиуты, вампиры народные, а тех что расстреляли есть мученики правды. Ты думаешь один ты умён как поп Семён, а все дураки ничего не понимают, не думай люди терпят из-за своих близких; у кого мать, отец, дети муж жена, а у меня никого вот и пишу, не думай, что так все довольны Вашим хулиганским распорядком, но всем приходяться молчать и приветствовать Вас паразитов ублюдков душегубов народа. За что за спиной штык и плеть кавказская.

Ты только вспомни сколько замучил народу, подожди, будешь подыхат все тобою замученные обступят тебя и даш ответ перед Богом за свои злодеяния, что бы твои бандиты ни натворили, всегда отвечает их атаман, т. к. даёш им на местах творить всякие беззакония. Ещё в 1930 г. будучи на ст. Мытищи когда работала в суде видела сколько ты гнал эшелонов набитых так сказать кулаками. Летом жара; дети, мужчины женщины все точно скот забиты в вагоны меня жуть брала думаю и других кто видел эти картины, а сколько ещё не видили замученных тобою людей. Это называется в своб[одной] стране, слово скажешь в застенок на пытку.

Настали времена Бирона и Потёмкина, читая раньше эти книги, как-то не верилос, не ужели были такия изверги людского мучения, а теперь сама дожила до счастливого времени. Дом смерти на Литейном. Крестьян разогнал, все разбрелись по городам, а основным жителям жить негде, а ещё пишите, что троцкисты хотели разогнать колхозы. Да крестьяне перекрестились бы, что их избавили бы от барщины, разве это не издевательство над крестьянином, он не может распорядиться своим хозяйством, по-набили в каждый колхоз этих паразитов коммунистов, а батраки их обрабатывай это только может поступать так единая справедливая ВКП(б). <…>

Ты мучаеш народ, а Вас паразитов ублюдков разит Господь по очереди дохнут твои ублюдки, издохнит бандит сейчас вывешиваете флаги комедианты проклятые.
Кирова убили, за одного ублюдка сколько пролито крови и раззорено семейств, а кричите, что гнев народа народ требует смерти.
Врёте бандиты кровопийцы, это Ваши слова, а не народа. Народу этого не надо, народу нужна здоровая сытая жизнь и культурная, а это твои слова, что-бы удержаться у власти.
Всё равно, рано или поздно под женю тебя поддадут и всех твоих холуёв. Чуть что за границей заговорят, сейчас процесс, знаю Вашу комедию комедианты проклятущия – не даром больше 17 л. работала в суде все Ваши подходы изучила.

Теперь тобою ещё не учтены одни сортиры и там не висят твои портреты, а то твоей рожей завешены все дыры. Теперь повесить в сортир и будешь следит, сколько каждый сходит, тогда всё будет на учёте, наверное это забыли. <…>

Мне лично от Вас бандитов ничего не надо я требую что-бы меня этапом отправили в одну из фашистских стран, где бы я могла остаток своей жизни отдать на пользу господам, а Вам бандитам больше работать не хочу. Я знаю меня не направите этапом к господам. Я требую себе расстрела и с радостью умру, что-бы глаза не видели это нищенской жизни. За ранее предупреждаю расстреливайте сразу т. к. на Ваших каналах куда Вы ссылаете народ (без насилья как кричите) я работать не буду, на месте убьёте, а я палец о палец не ударю для бандитов. Народ живёт не для себя, а живёт для коммунистич. ублюдков-паразитов. Может быть Ленин был-бы жив не мучил-бы рус[ский] народ, а может бы сам попал в оппозицию или – его-бы по кавказски придушили в Кремле.

8/III А. Павлова
Мой адрес: Ленинград
Мойка д. 10 кв. 35 Павлова А.А.

В почтовый ящик было брошено три одинаковых письма: одно Сталину, копия в Ленинградское управление НКВД, как назвала его Павлова, «дом смерти» и копия – в Генеральное консульство Германии – чтобы дошло наверняка и, может быть, опубликовано на Западе («Господин консул, за ранее Вам буду благодарна. Направьте моё послание Сталину. И хотя я ему и послала, но ему не передадут, а от Вас он получит в руки. С уваж. к Вам А. Павлова»).
.
Взяли ее не сразу. Хотя письмо Сталину было вскрыто на почте в тот же день и как вложение антипартийного характера переправлено в секретно-политический отдел НКВД.
В ночь на 20 апреля она была арестована. На допросах повторяла все то же, что было в письме. Оговорить кого-либо отказалась наотрез.
22-го апреля начальнику ДПЗ на Шпалерной легла на стол еще одна бумага:

«От заключённой по Вашему удовольствию Павловой А. А., кам. 28, 3-й корпус
Заявление
Объявляю смертельную голодовку, т. к. меня не для чего совершенно здес держат. Моё дело ясно, так я сама на себе Вам послала заявление, а поэтому кончайте скорее, т. е. устраивайте свой коммунистический суд и отправляйте меня скорее к праотцам».

Приговоров было два. Первый – 10 лет лагерей, вскоре, однако, пересмотренный и отмененный «за неправильной квалификацией и мягкостью меры наказания». Государство сочло обвинение скучным и блеклым – всего-навсего «контрреволюционная пропаганда». А как же шпионаж? Помощь капиталистическим государствам? Терроризм, наконец? И допросы быстро переписали. Однако, к раздражению следователя, их Павлова подписывать уже отказалась.

«В С/К Леноблсуда от Павловой Анны Алексеевны
Объяснение к делу

Следствие от 16/Х-37 г. считаю неправильным, о чём мною 9/XI-37 г. было подано заявление Прокурору Ленобласти гр. Позерн, где я ставила его в известность, что обвинительного заключения я не приму, на суд не поеду и заочный приговор не возьму и буду себя считать неосуждённой до тех пор, пока не будет произведено другое следствие и другим следователем не будет точно зафиксировано мои личныя показания, а не вымышления следователя, как имело место 16/Х–37 г.
Следователь меня вызвал – я ему заявила, что я против того, что он будет вести 2-е следствие, т. к. он вёл неправильно 1-е следствие. Он мне ответил, предварительно закрыв дверь на [зачёркнуто замок] ключ, что ему моё дело поручили – предъявил заранее им заготовленный протокол, т. е. свои измышления, заставляя меня его подписать – я отказалась, он меня продержал подряд 25 часов на ногах, не дав даже сходить в уборную. Я ему заявила категорически, что я подпишу протокол в том случае – если будут записаны мои личные показания. Он мне ответил: если я буду фиксировать твои показания то мне будет грош цена – как следователю. Эти его подлинныя слова, чтобы ему не было гроша цены, то он применил способ. Избив меня по непозвалительным местам и выкрутив мне левую руку, правой заставил подписать, каковой протокол насильственно-подписанный я не могу признать правильным. Справиться с ним один на один я не могла, тем более просидев на таком питании (я почти ничего не ем) у меня иссякли последние силы, а он воспользовался этим случаем».

Расстреляли Анну Павлову, портниху и личного врага Сталина, 17 февраля. Конфисковать ее имущество хозяйственное государство тоже не забыло. В акте с удовлетворением отмечены «1 детская кровать стоимостью 25 рублей и детская перина стоимостью 20 рублей. Больше вещей гражданки Павловой Анны Алексеевны не оказалось».

Сегодня день рождения Сталина. Жаль, что невозможно отмотать назад восемьдесят лет и положить письмо «простой советской женщины» Анны Павловой перед ним на праздничный стол.