Путешествие в белорусский Дублин

Дублин встретил затяжным промозглым дождем. Говорят, что в Ирландии такое тоже не редкость.

На этом сходство белорусской деревни с европейской столицей заканчивается и начинаются различия.
Под ногами вместо мощенных булыжником дорожек — раскисшие тропинки. Из пейзажей — деревянные частоколы. Из социально-развлекательных благ — фельдшерско-акушерский пункт, библиотека да магазин.

Но председатель сельсовета, в состав которого входит Дублин и еще 16 населенных пунктов, — Анна Петровна — не унимается:
— До европейской столицы нашему Дублину далеко, но деревня наша не хуже, а может, и лучше любой ирландской. Достопримечательностей, конечно, здесь никаких нет. Главная — это люди. Приветливые, не завистливые, трудолюбивые, — перечисляет достоинства односельчан руководительница и в качестве козыря приводит одну из самых распространенных в Дублине легенд, объясняющих его название.

— Когда-то жил здесь неподалеку помещик. Крепостные крестьяне подняли восстание, и, чтобы их усмирить, он вызвал наемное войско из Ирландии. Солдаты подавили восстание, а помещик, выражаясь современным языком, их «кинул», не заплатил. Ирландцы не смогли уехать, и им ничего другого не осталось, как поселиться неподалеку. Для этого они выбрали окруженный болотной водой остров и назвали его в честь столицы своей родины, — рассказывает Анна Петровна.

Похоже, что дублинцев такая версия вполне устраивает и, закрывая глаза на исторические нюансы, они бережно передают ее из поколения в поколение.

Правда, имеется еще одна менее живучая легенда про то, что деревню со всех сторон окружали вековые дубы и вода, в которой плавала рыба линь — производные от этих двух слов и легли в основу названия поселения.

Какими тут были дубы, правда, никто не помнит. Зато любой пенсионер расскажет, как еще в середине прошлого века в соседний Брагин из Дублина добирались только на лодках. Деревню со всех сторон окружало болото. В 50-х пришла мода на мелиорацию и дублинские окраины осушили.

— Ирландцы ведь рыжие. Значит, и дублинцы ваши должны быть такими, — продолжаем искать кельтские корни.
— Были. Но сейчас кто уехал, кто умер. Теперь из рыжих в Дублине только дед Андрей. Но ему уже 91 год и теперь он серебристый, — смеется Анна Петровна и ведет нас в самую крайнюю на деревне хату.

8 лет назад дед Андрей похоронил жену. В прошлом году — сына. Теперь живет один. Сыновья-минчане как-то забирали старика к себе, но городская жизнь пенсионеру пришлась не по нраву.

— Дед моего отца говорил тогда про ирландцев, но я ничего об этом не знаю, — и дед Андрей переключается на рассказы про финнов и немцев. О них-то ему известно больше. В 41-м попал на Карельский фронт, держал оборону на Свири, а затем дошел до Берлина. Как остался живым, до сих пор не понимает. Ведь из 92 ушедших на фронт дублинцев домой вернулись только 6. Да и те изувеченные. А потом была мирная жизнь и много работы. Секрет своего долголетия дед Андрей объясняет просто — «не пил, не курил и по 16 стогов сена в день метал».

Из крайней деревенской хаты отправляемся в местный ФАП к фельдшеру Марии Гордиенко. В 20 лет она попала в Дублин по распределению. Мария Герасимовна долго считает, сколько времени с тех пор прошло. Оказывается, в следующем году будет 50 лет.

— Полвека на одном месте!?
— Очень люблю работу свою, людей. Особенно старичков. Им же нужно внимание и забота, а уже потом лекарства эти.
Мария Герасимовна и сама уже давно на пенсии. Признается, устала, но покидать фельдшерский пост не спешит.
— Не хочу, чтобы за мной закрылась дверь на ключ. Уже ведь и клуб, и школу закрыли. Что будет с людьми, если еще и ФАП закроют? Поэтому нужно быть начеку.

Деревенский фельдшер ищет достойного приемника. Но желающих врачевать в Дублине пока нет.

Ольга родилась и выросла в Бресте. В глухой деревне оказалась по большой любви. Приехала погостить к бабушке, встретила Дмитрия. А дальше уже ни о чем не думала. Женились, родили сына, завели хозяйство...

— Жить здесь — невесело. Из развлечений для молодежи — одно кафе, и то в Брагине, — жалуется Ольга. Но терпит. Рассуждая по-женски мудро: раз мужу здесь хорошо, то и мне неплохо.

В доме дублинцев Ивана Викторовича и Екатерины Сергеевны другая история любви. Пенсионерам уже на девятый десяток, а они до сих пор не могут поверить, как 30 с лишним лет назад им хватило духу решиться на такое... Тогда их роман осудили не на одной деревенской лавочке. Но ведь сердцу не прикажешь.

— Катерина осталась вдовой с тремя детьми и я ей заходил помогать по хозяйству — то косу наточить, то дров наколоть. Из жалости. Но люди нас поженили. Жена приревновала и выгнала из дому. Тогда мне было 47 лет. И я ушел, — говорит Иван Викторович.

Жили, признается пенсионер, по-разному. Но, что удивительно, палки в их колеса любви на деревне никто не вставлял. Даже бывшая супруга.
— Хоть бы раз плохое про меня сказала. Когда ни встречались в магазине или на улице — слова дурного ни она, ни дети в мой адрес не произнесут, — с гордостью рассказывает Екатерина Сергеевна про первую жену Ивана Викторовича.

А мы слушаем и удивляемся — откуда у обиженной простой сельской женщины столько такта и мудрости. Вот тебе и деревня!

Вдоволь нагулявшись и окончательно вымокнув, возвращаемся в дом председателя. Анна Петровна поит нас чаем, угощает пальцем пиханными колбасками и рассказывает про свою жизнь. На которую она, кстати, не жалуется. Хотя, иной раз и хотелось бы...

Несколько лет назад Анна Петровна победила онкологию. Именно победила.
— Выходила в огород после облучения, на меня сельчане смотрели как на покойницу. А я не сдавалась: так жить хотела. И теперь считаю, что только желание жить и вера в это может спасти.

Своим оптимизмом Анна Петровна заражает и супруга. У Федора Григорьевича с недавнего времени обнаружили редкое заболевание — отмирание стволовых клеток. Руки и ноги работают все хуже. Передвигается пенсионер с трудом. Но Анна не дает мужу раскисать, каждый раз напоминая о своей истории исцеления.

После такого разговор сам собой заходит об экологии. До благополучия в этом Брагинщине далеко. Район — один из наиболее пострадавших от последствий чернобыльской аварии. После 86-го года его население сократилось в три раза, половина деревень и поселков исчезли. Дублин находился на границе с 30-километровой зоной отселения, поэтому из него уезжали по желанию. Но таких были единицы. Тогда дублинцы и слышать не хотели о вреде радиации. Да и сейчас в ответ лишь машут рукой.
— Конечно, Чернобыль не лучшим образом повлиял на наше самочувствие, много и онкологии. Но я бываю в Германии. И, по моим наблюдениям, онкобольных там не меньше, чем у нас. А может, даже больше. Просто немцы, в отличие от нас, за здоровьем своим следят и не запускают себя до последней стадии. А у нас людей волоком тащить надо к врачу. Приезжает в деревню машина с пульмоскопом, так за некоторыми, чтобы они флюорографию сделали, приходится с фельдшером и участковым приходить. Как не понимают, что сам не позаботишься о своем здоровье, за тебя это никто не сделает, — вздыхает Анна Петровна.

На часах — семь вечера, на улице — темень, под ногами — лужи. Но мы не обращаем на это внимания. Очень боимся опоздать на автобус. Других сегодня уже не будет. С нами на остановке — молодая девушка на каблуках и женщина в платке. Мать провожает дочь-студентку на учебу.

Лилия учится в Гомеле в колледже и после его окончания возвращаться в Дублин не собирается. Мама дочку от ее планов не отговаривает.