Город, который решил не сдаваться

Блокада длилась 872 дня: с 8 сентября 1941 года, когда немцы захватили Шлиссельбург (Петрокрепость), и до 27 января 1944 года. Прорыв собственно кольца вокруг города состоялся 18 января 1943 года, но полностью блокада была снята только год спустя.

Перед установлением блокады из города успели эвакуировать почти полмиллиона человек. До апреля 1942 года еще почти 660 тысяч вышли из города на судах через Ладожское озеро, были вывезены авиацией, но главным образом — по ледовой «Дороге жизни». Еще 400 тысяч были вывезены из Ленинграда к осени 1942 года, после чего эвакуация прекратилась.

За время блокады по официальным данным советской стороны, предоставленным на Нюрнбергский трибунал, погибло 632 тысячи человек. Современные исследователи обоснованно полагают эту цифру заниженной: часть потерь, особенно среди укрывшихся в городе жителей других областей северо-запада России, не была учтена. В данный момент реалистичными полагаются оценки, находящиеся в интервале от 700 до 800 тысяч человек. При этом всего 3 процента среди них погибло от артобстрелов и бомбардировок, остальные — от голода и болезней, обострившихся на почве недоедания, холода и отсутствия квалифицированной медицинской помощи. Почти треть этих смертей пришлась всего на три зимних месяца 1941/1942 годов.

Часто пишут о сгоревших под авиаударами Бадаевских продовольственных складах как причине голода зимой 1941/1942 годов. Однако это совершенно неправильно: склады обеспечивали город всего лишь недельной (!) стандартной нормой основных продуктов, которую можно было бы при желании растянуть максимум на вдвое больший срок.

Такой большой город как Ленинград требовал до 1 тыс тонн продовольствия ежедневно, а ввозить эти объемы через ладожскую «Дорогу жизни» было крайне затруднительно: в ноябре ее пропускная способность не превышала 100 тонн в сутки, к новому году дошла до 1 тыс тонн, но продовольствие из них составляло от силы две трети.

Поэтому самым голодным временем в Ленинграде был период с конца ноября 1941 года (окончание навигации по Ладоге) до конца декабря (увеличение пропускной способности ледовой трассы). Тот самый паек в 250 граммов хлеба для рабочих и 125 граммов для «служащих, иждивенцев и детей до 12 лет» — как раз этот месяц. (Да и был-то не совсем хлеб — до 50–60% массы составляли несъедобные весовые добавки). С 25 декабря 1941 года нормы повысили на 50 граммов, с февраля рабочий паек довели до полукило хлеба, паек служащих до 400 граммов, а детско-иждивенческий до 300 граммов. В дальнейшем паек только рос, в частности, с февраля начали понемногу выдавать вполне достойное мясо. Однако накопленное истощение и начавшиеся болезни выкашивали людей всю зиму.

Несмотря на это, в марте—апреле все население вышло на «генеральную уборку» города.
Надвигалась весна, и вместе с ней Ленинграду грозили эпидемии: улицы были завалены мусором, нечистотами и даже неубранными трупами. К слову, несмотря на откровенные сложности с жизнеобеспечением, за все время блокады в Ленинграде не было крупных вспышек инфекционных заболеваний.

Вопрос о том, как можно было бы «сохранить» население Ленинграда, сдав его вермахту, можно решить, проанализировав рабочие документы группы армий «Север». В сентябре 1941 года, когда немцы всерьез рассматривали взятие города до наступления зимы в качестве близкой перспективы, там мелькали следующие определения: «Относительно города Ленинграда принцип остается прежним: мы не занимаем город и не кормим его население».

У Германии, к слову, при всем желании не было бы возможности кормить население миллионного города, не обеспеченного близко расположенными сельхозрайонами и зависимого от ввоза и централизованного распределения продовольствия. Проблему же массового исхода беженцев из «ничейного» Ленинграда предлагалось решать, дословно, «огнем с большой дистанции». Оценить количество жертв в случае реализации этого «гуманного» сценария читателям предлагается самостоятельно.