Энергия в шестнадцать лет
«Лудить, паять, кастрюли-вёдра чии-ниии-ть!..»
Крик под окном бродячего мастера-лудильщика в пятидесятые годы.
После восьмого класса передо мной встал выбор: вернуться вместе с одноклассниками в девятый класс опостылевшего школярства, или пойти работать, с продолжением обучения в вечерней школе, уже как «взрослому».
На мое решение в пользу работы повлияли три фактора:
- прореха в тогдашней реформе школьного образования: в дневной школе вводилось одиннадцатилетнее обучение, а в вечерней оставалось десятилетнее (вот ведь глупость, там и так часов учебных занятий было в два раза меньше);
- появившаяся льгота для тех, кто имел два года рабочего стажа: для поступления в ВУЗ им стало достаточно сдать экзамены на тройки;
- потребность семьи в дополнительных деньгах, в том числе, - и моя личная нужда.
Так что, поступив на завод, я выигрывал и год времени, и облегчение в экзаменах, ну и остальное.
Тогда несовершеннолетнему требовалось доказать свою трудоспособность на заседании профсоюзного комитета. Впрочем, для меня это было формальностью, так как знакомая мамы за меня походатайствовала. И с первого августа 1960 года я приступил к работе учеником слесаря-сборщика радиоаппаратуры. Завод носил гордое наименование п/я 529, потом его переименовали в «Энергия».
Паять я умел уже давно. В кружке радиолюбителей я научился собирать и настраивать довольно сложные схемы. Высшим моим достижением в четырнадцать лет стал полноценный радиопередатчик. На мою работу в эфире быстро «клюнула» прослушка КГБ и заявилась к нам домой. Узнав, что я официальный радиолюбитель, а мама работает судьей, они мне лишь погрозили пальцем. Правда, хотели забрать мой прекрасный незарегистрированный передатчик для отчёта о проделанной работе. Но родители не хотели оставлять следов в официальных бумагах и утешили сотрудников КГБ обещанием немедленно выбросить передатчик на помойку.
Через два месяца ученичества, мне уже поручили очень ответственную работу. В сборочном цехе для пайки деталей использовали низковольтные паяльники. Для них на каждом рабочем месте была и соответствующая проводка. Причем розетки этой проводки, в расчете на квалифицированный персонал, имели то же тип, что и проводка 220 вольт для другой аппаратуры. Беда в том, что девчонки-монтажницы больше думали о своих парнях, чем о соответствии напряжения паяльников и проводки, и совали вилки своих паяльников в 220 вольт.
В итоге, ежедневно несколько паяльников вспыхивало пахучим дымком – мне на радость, ибо за простейшую перемотку паяльника мне платили целых шестьдесят копеек. Три паяльника в день – это и была норма моего четырехчасового рабочего дня.
Но однообразная перемотка мне скоро наскучила. Стал я думать, как помочь себе и монтажницам бороться с путаницей напряжений. Додумался вставлять в ручку простейший предохранитель, который держал низкое напряжение, но перегорал, стоило вилку паяльника вставить в розетку с 220 вольт. И ремонт паяльника стал занимать не час, а минуты.
Усовершенствование быстро стало известно девчонкам, и они перестали бегать ко мне с просьбами. А мастер участка, узнав про мою маленькую хитрость, поручил мне по-настоящему сложную работу.
Антенна экспериментального мобильного радиолокатора, размещаемого на УАЗике, крепилась на тонкостенной алюминиевой трубе. Внутрь этой трубы по задумке конструктора вставлялось две закладные части - втулки. Вставлялись они без креплений, «в натяг», то есть держались внутри трубы лишь силой трения.
Однако, технолог не предусмотрел, как преодолеть это трение при вставлении деталей в глубину тонкой трубы. И у всех, и у меня, при попытке задвинуть втулки в трубу, даже при смазывании поверхностей, деталь не входила, дорогостоящая труба перекашивалась, и всё шло в брак.
Испортив несколько труб, я пошёл к технологу с вопросом:
- Илья Петрович, можно ли нагреть трубу, что бы она расширилась, и деталь легко вошла во внутрь? Потом, после остывания, труба прочно охватит втулку, и сборка будет завершена.
Технолог, в белой рубашке, галстуке, с торчащими из наружного кармана пиджака циркулем и авторучкой, с сердитым лицом воззрился на мой худосочный облик.
- Ты соображаешь, что несёшь? Стенки трубы имеют анизотропную структуру. При нагревании её поведёт, она искривится, а потом не примет прежнюю форму. Опять будет брак.
- Что же делать, Илья Петрович?
- Вам, в цех, спущена технологическая карта, собирайте изделие. А не умеете – я доложу. У вас там, в сборочном, у всех руки неизвестно откуда растут.
Я ушёл, пристыженный до красноты. И действительно, простого дела сделать не можем.
Но ясности в сборке не прибавилось. Настало время обеда. В этот день в столовую завезли на десерт мороженое. Взяв сладкий молочный стаканчик, я вонзил в него зубы. И чуть не подавился от мысли: а зачем трубу нагревать? Ведь проще – охладить втулку!
Я подобрал во во дворе обрывок толстой обёрточной бумаги и вернулся в столовую.
– Тётя Валя, - обратился я к уже известной мне, заведовавшей десертами раздатчице, - дайте мне, пожалуйста, большой кусок сухого льда.
Тут надо сказать, что при моем росте уже 185 сантиметров, я весил тогда около 60 килограммов. Моя фигура и лицо в то время являлись ходячим оскорблением для работников общественного питания. На фоне их упитанности, я выглядел случайно сбежавшим из Освенцима. И все они стремились наложить в мою тарелку возможно большую порцию.
И сейчас тётя Валя привычно хотела мне дать чего-нибудь съестного по-больше, но замешкалась на последних моих словах.
- А для чего тебе сухой лёд? - спросила она меня кулинарно-заботливо, укутывая маленький белый дымящийся айсберг в несколько слоев бумаги.
- Да, хочу подшутить над ребятами, - уклоняясь от её кухонной эрудиции, ответил я.
Из курса химии я помнил, что температура сухого льда (твердого СО2) минус 78 градусов. Прибежав в цех, я дополнительно укутал его в тряпки, и подготовился к работе.
Смазал изнутри все трубы тонким слоем рекомендованного масла. Расставил их на полу, отверстиями вверх. Выложил на верстаке в ряд все втулки.
Достал «лёд». Стал класть на него втулки по несколько штук. По действием своего веса, имея вначале комнатную температуру, они стали растапливать «лёд» и одна за другой тонуть в нём. Я рукой в перчатке их хватал по одной, и опускал в трубу. Над местом действия клубился холодный туман.
Вокруг меня столпились любопытные, потом подошёл и мастер. Кто-то позвонил Илье Петровичу.
Втулки с характерным звоном скользили в глубину труб до упора, до предусмотренного конструктором уступчика. За двадцать минут я выполнил трёхдневную норму высококвалифицированного слесаря, собрав тридцать труб. По плану, цех должен был в этом месяце выпустить тридцать радиолокаторов.
Илья Петрович посмотрел на частокол укомплектованных труб, поднял одну из них, посмотрел сквозь неё на свет. Ничего не сказал, вложил трубу мне в руку и ушёл.
- Оформляй рацпредложение, - сказал мастер участка.
Ребята мне нашептали, что по закону, за рационализаторское предложение мне полагается премия. И кроме того, я, как автор, имею право в течение шести месяцев выполнять эту работу по старым нормам.
Незадолго до этого, родители, с учетом появления в семье моей дополнительной зарплаты, купили в кредит импортный мебельный гарнитур.
В день своего достижения я прибежал домой радостный:
- Мама, я сделал рацпредложение, и теперь буду много зарабатывать! Мы рассчитаемся за гарнитур очень быстро!
Но не всё оказалось так просто.
Десять рублей премии мне выплатили. А сборку тонкостенных креплений радиолокаторов поручили другому слесарю. Для него установили новые, повышенные нормы. Надо мной ребята долго доброжелательно посмеивались.
1961-2014г.
© Copyright: Борис Васильев 2
http://www.proza.ru/2014/08/18/70
Крик под окном бродячего мастера-лудильщика в пятидесятые годы.
После восьмого класса передо мной встал выбор: вернуться вместе с одноклассниками в девятый класс опостылевшего школярства, или пойти работать, с продолжением обучения в вечерней школе, уже как «взрослому».
На мое решение в пользу работы повлияли три фактора:
- прореха в тогдашней реформе школьного образования: в дневной школе вводилось одиннадцатилетнее обучение, а в вечерней оставалось десятилетнее (вот ведь глупость, там и так часов учебных занятий было в два раза меньше);
- появившаяся льгота для тех, кто имел два года рабочего стажа: для поступления в ВУЗ им стало достаточно сдать экзамены на тройки;
- потребность семьи в дополнительных деньгах, в том числе, - и моя личная нужда.
Так что, поступив на завод, я выигрывал и год времени, и облегчение в экзаменах, ну и остальное.
Тогда несовершеннолетнему требовалось доказать свою трудоспособность на заседании профсоюзного комитета. Впрочем, для меня это было формальностью, так как знакомая мамы за меня походатайствовала. И с первого августа 1960 года я приступил к работе учеником слесаря-сборщика радиоаппаратуры. Завод носил гордое наименование п/я 529, потом его переименовали в «Энергия».
Паять я умел уже давно. В кружке радиолюбителей я научился собирать и настраивать довольно сложные схемы. Высшим моим достижением в четырнадцать лет стал полноценный радиопередатчик. На мою работу в эфире быстро «клюнула» прослушка КГБ и заявилась к нам домой. Узнав, что я официальный радиолюбитель, а мама работает судьей, они мне лишь погрозили пальцем. Правда, хотели забрать мой прекрасный незарегистрированный передатчик для отчёта о проделанной работе. Но родители не хотели оставлять следов в официальных бумагах и утешили сотрудников КГБ обещанием немедленно выбросить передатчик на помойку.
Через два месяца ученичества, мне уже поручили очень ответственную работу. В сборочном цехе для пайки деталей использовали низковольтные паяльники. Для них на каждом рабочем месте была и соответствующая проводка. Причем розетки этой проводки, в расчете на квалифицированный персонал, имели то же тип, что и проводка 220 вольт для другой аппаратуры. Беда в том, что девчонки-монтажницы больше думали о своих парнях, чем о соответствии напряжения паяльников и проводки, и совали вилки своих паяльников в 220 вольт.
В итоге, ежедневно несколько паяльников вспыхивало пахучим дымком – мне на радость, ибо за простейшую перемотку паяльника мне платили целых шестьдесят копеек. Три паяльника в день – это и была норма моего четырехчасового рабочего дня.
Но однообразная перемотка мне скоро наскучила. Стал я думать, как помочь себе и монтажницам бороться с путаницей напряжений. Додумался вставлять в ручку простейший предохранитель, который держал низкое напряжение, но перегорал, стоило вилку паяльника вставить в розетку с 220 вольт. И ремонт паяльника стал занимать не час, а минуты.
Усовершенствование быстро стало известно девчонкам, и они перестали бегать ко мне с просьбами. А мастер участка, узнав про мою маленькую хитрость, поручил мне по-настоящему сложную работу.
Антенна экспериментального мобильного радиолокатора, размещаемого на УАЗике, крепилась на тонкостенной алюминиевой трубе. Внутрь этой трубы по задумке конструктора вставлялось две закладные части - втулки. Вставлялись они без креплений, «в натяг», то есть держались внутри трубы лишь силой трения.
Однако, технолог не предусмотрел, как преодолеть это трение при вставлении деталей в глубину тонкой трубы. И у всех, и у меня, при попытке задвинуть втулки в трубу, даже при смазывании поверхностей, деталь не входила, дорогостоящая труба перекашивалась, и всё шло в брак.
Испортив несколько труб, я пошёл к технологу с вопросом:
- Илья Петрович, можно ли нагреть трубу, что бы она расширилась, и деталь легко вошла во внутрь? Потом, после остывания, труба прочно охватит втулку, и сборка будет завершена.
Технолог, в белой рубашке, галстуке, с торчащими из наружного кармана пиджака циркулем и авторучкой, с сердитым лицом воззрился на мой худосочный облик.
- Ты соображаешь, что несёшь? Стенки трубы имеют анизотропную структуру. При нагревании её поведёт, она искривится, а потом не примет прежнюю форму. Опять будет брак.
- Что же делать, Илья Петрович?
- Вам, в цех, спущена технологическая карта, собирайте изделие. А не умеете – я доложу. У вас там, в сборочном, у всех руки неизвестно откуда растут.
Я ушёл, пристыженный до красноты. И действительно, простого дела сделать не можем.
Но ясности в сборке не прибавилось. Настало время обеда. В этот день в столовую завезли на десерт мороженое. Взяв сладкий молочный стаканчик, я вонзил в него зубы. И чуть не подавился от мысли: а зачем трубу нагревать? Ведь проще – охладить втулку!
Я подобрал во во дворе обрывок толстой обёрточной бумаги и вернулся в столовую.
– Тётя Валя, - обратился я к уже известной мне, заведовавшей десертами раздатчице, - дайте мне, пожалуйста, большой кусок сухого льда.
Тут надо сказать, что при моем росте уже 185 сантиметров, я весил тогда около 60 килограммов. Моя фигура и лицо в то время являлись ходячим оскорблением для работников общественного питания. На фоне их упитанности, я выглядел случайно сбежавшим из Освенцима. И все они стремились наложить в мою тарелку возможно большую порцию.
И сейчас тётя Валя привычно хотела мне дать чего-нибудь съестного по-больше, но замешкалась на последних моих словах.
- А для чего тебе сухой лёд? - спросила она меня кулинарно-заботливо, укутывая маленький белый дымящийся айсберг в несколько слоев бумаги.
- Да, хочу подшутить над ребятами, - уклоняясь от её кухонной эрудиции, ответил я.
Из курса химии я помнил, что температура сухого льда (твердого СО2) минус 78 градусов. Прибежав в цех, я дополнительно укутал его в тряпки, и подготовился к работе.
Смазал изнутри все трубы тонким слоем рекомендованного масла. Расставил их на полу, отверстиями вверх. Выложил на верстаке в ряд все втулки.
Достал «лёд». Стал класть на него втулки по несколько штук. По действием своего веса, имея вначале комнатную температуру, они стали растапливать «лёд» и одна за другой тонуть в нём. Я рукой в перчатке их хватал по одной, и опускал в трубу. Над местом действия клубился холодный туман.
Вокруг меня столпились любопытные, потом подошёл и мастер. Кто-то позвонил Илье Петровичу.
Втулки с характерным звоном скользили в глубину труб до упора, до предусмотренного конструктором уступчика. За двадцать минут я выполнил трёхдневную норму высококвалифицированного слесаря, собрав тридцать труб. По плану, цех должен был в этом месяце выпустить тридцать радиолокаторов.
Илья Петрович посмотрел на частокол укомплектованных труб, поднял одну из них, посмотрел сквозь неё на свет. Ничего не сказал, вложил трубу мне в руку и ушёл.
- Оформляй рацпредложение, - сказал мастер участка.
Ребята мне нашептали, что по закону, за рационализаторское предложение мне полагается премия. И кроме того, я, как автор, имею право в течение шести месяцев выполнять эту работу по старым нормам.
Незадолго до этого, родители, с учетом появления в семье моей дополнительной зарплаты, купили в кредит импортный мебельный гарнитур.
В день своего достижения я прибежал домой радостный:
- Мама, я сделал рацпредложение, и теперь буду много зарабатывать! Мы рассчитаемся за гарнитур очень быстро!
Но не всё оказалось так просто.
Десять рублей премии мне выплатили. А сборку тонкостенных креплений радиолокаторов поручили другому слесарю. Для него установили новые, повышенные нормы. Надо мной ребята долго доброжелательно посмеивались.
1961-2014г.
© Copyright: Борис Васильев 2
http://www.proza.ru/2014/08/18/70
УАЗ с примерно таким кузовом, как у мобильного радиолокатора.
Источник:
Посты на ту же тему
20 комментариев
Удалить комментарий?
Удалить Отмена10 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена