Иван Чуприн: Самое большое геройство — это то, что я жив

Мы продолжаем публиковать выдержки из воспоминаний бывших узников концлагерей.

Освенцим

В лагере Освенциме я был в 12-м блоке на карантине. Был такой порядок, что все, кто прибывает в лагерь, все должны пройти карантин. Карантин предусматривал то, чтобы не завезли, не привезли какой-нибудь болезни. Понимаете, они очень боялися сами.

А потом уже перевели из карантинного блока в блок 18-й на чердак. И уже 25-го мы вышли на работу разгружать вертушку с гнилыми шпалами у ям, где тогда была единственная одна крематория, с низкой пропускаемостью человеческих трупов. Она только и успевала перерабатывать трупы, от тех нечеловеческих условий, в которых люди не выживали и умирали. К этим ямам подвозили вот эти гнилые шпалы и вот первый раз мне пришлося видеть, как горят люди.

…И самое страшное, это было видеть — вот они мертвые, эти люди. Но они живые. Мы скорее брали шпалы и как можно быстрее мы текали от этой ямы — туда, дальше, чтобы не видеть этого и не слышать. От этого, что они горели на шпалах, они постепенно сдувалися, они лопались, и там создавался звук какого-то свиста, клокотания. Люди мертвые, но это все было живое.

Работать мне пришлось три дня на этих вертушках, затем нас перевели в лагерь Биркенау.

Биркенау. Смерть Якова Сталина

Мы просто вышли на работу, отработали день и вечером нас уже погнали не в Освенцим, а погнали нас в Биркенау. В Биркенау я был в 15-м блоке. В лагере в то время находилися пять тысяч наших военнопленных.

Мы, как подростки, еще может тогда не понимали, что эти люди ничем нам не смогут помочь, они сами обречены на смерть. Но все же к старшим нас тянуло. И мы туда бегали, в том числе и я. Вот я там познакомился с этим Мельником Иваном, и с Кузнецовым Александром, и с Родионовым Константином. Это офицеры, от которых я узнал, что сына Сталина бросили живого в топку. Второго февраля…

Старший лейтенант Яков Джугашвили, попавший в плен в районе Лиозно, 1941 год

И я это доказал. Я доказал этим историкам — немцам, французам. Потому что они потребовали свидетелей, я им указал на этих офицеров.

Что происходило в мире, была ли война, было ли что-то — для нас ничего не было известно. 2-го февраля 43-го года адольфские отборные войска генерала Паулюса были разбиты под Сталинградом и Паулюса забрали в плен. Им было позорно, чтобы провели аса, генерала, по Красной площади плененным… Тогда фашисты эти собралися и решили сделать обмен: Якова на Паулюса.

Они думали, что у них пойдут успешные переговоры и тогда Якова перевели из Заксенхаузена в Биркенау, сюда к этим военнопленным, чтобы обмен произошел на польской территории. И тогда Сталин — я не знаю, но что говорили люди, то скажу и я — отказался поменять солдата на генерала, шестого февраля.

И когда я пришел, ну они мене не долаживали, но несколько слов они сказали, что шестого февраля, вечером, его бросили живым в топку. Его даже не расстреляли. Его живым бросили в топку, в крематорию справа цыганского лагеря.

Маутхаузен. Смерть Карбышева

И вот почему не стали стрелять в Карбышева — потому что 2 февраля был совершен побег из «блока смерти». Там уже было натянуто, как струна на балалайке. Не дай бог услышали бы звук выстрела, там бы 60 тысяч народа рванули и все разнесли. Поэтому и была применена такая тактика: залить тихо их водою.

Я написал, я нарисовал историкам все — где именно, почему я видел это все. Я им указал, я нарисовал им даже. Нас завели в баню. Там окошки — вот так выходят стекла тольки. Остальное оно все закрытое. Вот поэтому я им сказал точное время — этап пришел ровно в 10 часов. В 10:15 завели одного единственного человека. Его поставили на «кровяной пятачок» и стали обливать водою.

Я не знал, что это был Дмитрий Михайлович Карбышев. Он падал. И когда он падал, его били и заставляли снова становиться на этот пятачок, и снова поливали его водою.

В ту ночь было 12 градусов мороза. И когда он последний раз упал и уже был не в состоянии подняться, тогда на него лили воду до смерти.

В 6 часов утра пришли нас выводить. И мы вышли до этого пятачка, где был этот человек, которого они поливали. Я же не знал, что это генерал. И я обратил внимание на этого человека. Ну, что я мог сказать, я видел, как его били, как становили его. А на лице у него был обледеневший панцирь.

Вот, вот таким путем, я и являюся единственным, оставшимся живым свидетелем смерти Карбышева на всей планете.