Линия фронта - Кувейрис

Наши корреспонденты Роман Сапоньков и Дмитрий Жаворонков побывали на авиабазе Кувейрис, которую за несколько часов до этого разблокировала Сирийская Арабская Армия

Наши корреспонденты Роман Сапоньков и Дмитрий Жаворонков вчера побывали на авиабазе Кувейрис, неподалёку от Аллепо, которую за несколько часов до этого разблокировали правительственные войска САР.

Мы в Кувейрисе. Авиабаза выдержала два с половиной года осады, большую часть времени находясь в полном окружении. Теоретически, база была под контролем правительственных войск, но сюда более полугода не могли сесть вертолеты, потому что вся взлетка простреливалась снайперами, а вся база накрывалась миномётами. Бойцы вгрызлись в этот небольшой кусочек сирийской земли и держались. Не было надежды. База была отрезана. Минимум продуктов, никаких медикаментов. А это значит, сколько-нибудь серьёзное ранение и неминуемая смерть. Либо от потери крови, либо от инфекции.

А на фронте сплошные поражения. Сдана Пальмира, враг владеет инициативой. Казалось, помощи ждать неоткуда. Но бойцы держались. Продержаться день, потом другой. Завтра будет новый день и новый бой. Или смерть. Другого выбора у них не было.

У сирийцев теперь есть свой Сталинград. Для Ассада было делом чести деблокировать базу. Не вытащить мужиков, позорно, без оружия, а именно деблокировать. И помощь пришла. Во многом благодаря вежливым самолетам с красными звёздами на крыльях. Но без мужества и упорства бойцов не было бы этой победы, ведь помощь пришла по земле.

Мы едем полями. Отсыпанная дорога, наведенные понтоны через реки. Слева и справа плодородные пашни. Неубранная засохшая кукуруза и десяток километров мёртвых деревень. Только здесь понимаешь, как тяжело дался этот спасительный рывок. Пришлось идти отгрызая у врага каждый метр. Выбивая противника из каждого дома. Размолоченный в труху бетон, коробки сгоревшей сирийской бронетехники. До базы 5 километров.

Саманная ограда, в неё уткнулся сгоревший Т-62. Мертвое дуло пушки мрачно направлено в разрушенный дом. Его подпустили близко и подожгли. Уже горящие танкисты успели разнести занятый противником дом.

До базы 2 километра. Зеленка. Красивые деревца у речки. В них стоит сгоревшая бээмпэшка. Рванул боезапас, башня отлетела на десяток метров, мощным взрывом корпус разорвало по швам, ленты гусениц завило как шнурки на солдатском берце — шли вдоль дорог, пытались обойти дом на холме. Их заметили. Армейцы торопились к своим. Ведь там, на базе, без медикаментов умирали раненые.

Поняв, что спасительный натиск армейцев не остановить, боевики три дня назад пошли на последний мощный штурм. Крыли артиллерией, перли напролом. Я был в штабе, где вместе с бойцами все время сидело старшее начальство. Вход в штаб в оспинах пуль. Рядом курсантская столовая, её использовали под госпиталь. На полу слой спекшейся крови, тяжёлый запах смерти и плоти. Стоит каталка со следами свежей крови, разрезанные солдатские штаны, шгуты, использованные шприцы. Перед входом колонна скорых. Внутри раненые, подлежащие транспортировке. Прямо на асфальте на носилках лежит молодой парень. Глаза закатились, лицо землянистого цвета. Над ним колдуют врачи. Доктор держит язык, обнадеживающе поглаживая бойца по голове.

Первыми после штурмовых групп, по ещё простреливаемой дороге, пошли медики. Они проскочили мимо взятого села с боевиками. Именно этот самоотверженный бросок спас жизнь этому солдату, которому прямо здесь, на асфальте, переливают кровь, колют обезболивающие. Скорее всего он будет жить. Как и ещё трое его товарищей, которых зацепило за пол часа до нашего приезда. За годы осады 80 человек умерло от ран, не получив своевременной врачебной помощи. Получи они ранение всего лишь вчера и были бы обречены.

Вместе со скорыми приехали генералы. Я стою рядом, нога свисает над свежей миномётной воронкой. Аккуратная дырка в асфальте глубиной сантиметров двадцать, а от неё расходятся брызги осколков. В детстве мы так рисовали солнце. В центре круг и расходящиеся лучики. В голове начинает звучать песня: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я». Я вспоминаю, как по дороге сюда мне показывали высохший канал. Его засыпали боевики на подконтрольной территории, чтобы лишить жителей Алеппо воды под испепеляющем солнцем Сирии. «Пусть всегда будет солнце». Здесь нет ИГИЛ, здесь умеренная оппозиция. Минометное солнышко на асфальте, кровавое мессиво бойца на асфальте и умеренная оппозиция как автор всего этого. Полный сюр.

Я бросаю генералов и иду на взлетку. По дороге меня выхватывают бойцы. Российская пресса. Бойцы не говорят по-русски. Они смеются, поднимают руки к небу, там проносятся российские самолёты. Короткий свист в небе, тишина и земля покачивается от разрыва авиационной бомбы. Нельзя терять темп. Идёт наступление. Бойцы смеются, на смеси арабо-русско-английского кричат: «Спасибо Россия! Спасибо Путин!» Сегодня у них пусть неокончательная, но победа. Я стремлюсь на взлетку, чтобы сделать подводку к видео. Иду мимо наших, советских, Миг-23, Миг-21, Ка-25, Миг-17. Они изрешечены осколками. Вижу взлетку. Меня останавливают бойцы, просят сфотографироваться с ними на память. Один говорит по-английски.

Молодой солдат вызывается сопроводить меня к взлетке. Говорит, там опасно. Оказывается, взлетка это передовая и простреливается из всего — от минометов до снайперов. За время осады здесь возвели крепостные стены, с башнями. Забираемся на одну. Вдруг мой проводник напрягаеися и замолкает. Просит присесть. Слышу заунывный свист мины. Считаю: «Раз-два». Разрыв. Метрах в 150-200. Над головой тяжело свистя проходят осколки. Вчера нас также накрыли в Пальмире. Уже не смешно.

Шутки закончились — мы на передовой. Мы стоим на крепостной «башне». На ней стоит противотанковое орудие. Мой проводник показывает разрушенные здания в километре. Там боевики. Говорит, пару месяцев назад они у этих зданий подбили вражеский танк. Мой собеседник опять напрягается и умолкает. Наш разговор прерывает второй разрыв мины. Я смотрю на солдата. Ему 20 лет, но предо мной стоит воин.

Это победа. Я видел сегодня бойцов. У людей появилась надежда, мужики приосанились, расправили плечи. Подходили старшие офицеры, учившиеся в СССР и России, и просили передать, что обязательно победят. Это реально сирийский Сталинград.