Личный выбор
- Мама, - сказал он в один из вечеров. - Я решил стать художником.
- Только через мой труп, - просто ответила мать, не отрываясь от жарки макарон для ужина.
Так судьбы Артёмки была определена. Оказывается художник вообще не профессия и денег на хлеб так не заработаешь, а уж про колбасу и говорить нечего. И вот, очевидно отталкиваясь в своих суждениях от гастрономической направленности, Артёму сообщили, что он будет поваром. Дело нужное, жрать хотят все и всегда, а еще, как и полагается в наших широтах, можно еду и домой таскать с работы. Дело верное, пойдешь в кулинарный техникум. Про художку и думать нечего, там всё равно одни маргиналы учатся, пьют, курят и всякое такое. Они тебя плохому научат. Иди в общем, думай об этом.
Артём подумал и понял, что выбора нет. Он несовершеннолетний, хотя и с паспортом, но всё равно по нашим меркам получеловек, против родителей не попрёшь, придётся смириться. И пошел учиться.
Сравнить ему было не с чем, но и в кулинарном пэтэу курили и пили все. Да еще и в таких количествах, что большие представить себе сложно. Контингент тоже подобрался своеобразный. Гопники, умственно отсталые, двоечники, девушки облегчённого поведения и прочие аутсайдеры, которые по каким-то причина не смогли или не захотели доучиться до одиннадцатого класса. Артём за время учебы в школе хорошо отработал навык особо не выделяться, так что его никто не доставал. Главное время от времени посещать коллективные попойки. На одном из таких сборищ он, к своему удивлению, даже завел несколько более-менее приличных друзей. С ними и общался пока учился там, а после окончания контакт постепенно потерялся. У каждого началась своя сложная и запутанная жизнь. Кто-то стал играть в группе и даже в этом преуспел, кто-то стал видеоблогером и даже вроде как зарабатывает на этом, большинство же ушло в торговлю и стало продавцами-консультантами где попало, как часто бывает. Хотя кое-кто всё же нашел место по специальности, но это были единицы. И всё это, конечно, случилось после переезда в города побольше, потому что в их родном провинциальном городишке работы не было практически никакой. О поворах и говорить нечего.
Когда Артём высказал желание уехать, то услышал классическое:
- Только через мой труп.
В принципе он уже был свободным человеком,даже в армии успел отслужить, где ему пригодилась всё-таки его поварская профессия. Но против родителей Артём пойти всё равно не смог. Своих денег у него не было, накопить их, перебиваясь случайными заработками, тоже не удавалось. Мать давила морально тем, что они ему всё дали и живёт он в их доме и ест их еду и тому подобное и вообще у неё, оказывается, слабое здоровье, пожалей мать, не для того она его рожала, чтобы теперь он смылся непонятно куда. Отец в этой ситуации занял довольно отстранённую позицию, но предложил пойти к нему на завод помощником сварщика, там как раз Коля Федорин насмерть сорвался недавно с балок и теперь вот освободилось место. Делать нечего, пришлось согласиться, лелея надежду на то, что эта работа поможет накопить денег.
Работа была тяжелая, опасная и вредная. Платили за неё правда более или менее по меркам их городка, но потом доллар скакнул вверх и внезапно их труд стал стоить раза в два-три меньше. Руководство толком не определилось с версией того, почему рабочим стали недоплачивать. Сначала они услышали, что из-за разнице в курсе отечественный металл на отечественном заводе подорожал. Причём видимо весь, в том числе и тот, что уже был на складах. Потом речь зашла про уголь, который впрочем добывался тоже на родине. Цены на всё тоже выросли, а свой вклад в семейный бюджет Артём вносить был обязан. Копить на переезд не получалось. Через полгода у матери и правда случились неприятности с её сердцем, потребовалась дорогостоящая операция, которую полис омээс покрыть якобы не мог, а очередь на бесплатную на два года вперёд, короче - сто тысяч и сделаем завтра и соглашаться нужно сразу, потому что это еще по-божески и завтра будет вдвое дороже. Пришлось соглашаться и поскольку сбережения в семье были только у Артёма, он оплатил операцию. Матери стало лучше, но необходимо было оплатить пакет дорогостоящих препаратов и курс реабилитации. Пришлось взять еще полставки на заводе, чтобы как-то сводить концы с концами.
Тем временем прошло пять лет. Всё кое-как устаканилось, только денег свободных больше не было. Совсем. Мать окончательно восстановилась и как раньше танцевала у плиты, готовя борщ. Отец с сыном сидели за столом, принимая боевые сто грамм для аппетита. И всё бы было хорошо, но тут мать дернуло поделиться новостями, что одноклассник Артёма, Саша Коробейкин, тот, ну помнишь, который со смешной причёской, зубы кривые, ты понял, теперь стал художником известным, представляешь, своя выставка в Москве, по первому каналу в пусть говорят его показали. Красивый такой стал, статный. Одна картина у него, говорят, сто тыщ стоит. Вот что значит талант. А ты, эх дураком был, дураком и помрёшь. Но мы тебя всё равно с отцом любим, ты же знаешь.
Такого Артём стерпеть не мог. Конечно он помнил Сашку, этого заносчивого ботана, которому не раз прилетало от местных хулиганов, но после того как их определили в колонию для несовершеннолетних он стал неприкасаем. Оказывается его отец какая-то там шишка в прокуратуре. А поскольку мать его была завучем, оценки он тоже всегда получал по всем предметам отличные и его всем ставили в пример. Вот только рисовать он не умел от слова совсем. На уроках рисования он сидел и ковырял в носу, размазывая сопли по листу, все равно получая за это дела стабильную пятёрку.
- Мама, - взвыл Артём, бросив стакан на пол, тот разбился на тысячу кусочков. - Да ты забыла наверно, что я вот тоже хотел в художку пойти учиться, а ты тогда все мои карандаши и краски выкинула, а рисунки бабушке отдала для растопки печи. Помнишь? А когда я переехать тоже хотел, ты мне что сказала, помнишь?
Мать раскрыла было рот, чтобы начать кричать по поводу разбитой посуды, но внезапно приняла строгий вид.
- Не помню, давно это было, - ответила она, взяв в руки метлу и совок. - И вообще не было такого, я тебе сколько говорила, занимайся рисованием, а ты не хотел, забросил все. Да и правильно, получалось у тебя всё равно, скажем честно, не очень.
Она на секунду замолчала, взвешивая что-то в голове. Внезапно её лицо исказилось рыдающей гримасой и она закричала:
- И не смей так кричать на мать! Ты же знаешь, мне нельзя волноваться!
Она выскочила из кухни. Тишину нарушали только приглушенные рыдания из зала. Артём опустил руки и сел, схватившись за голову.
- Ну нельзя так, - грустно сказал отец. - Она ж мать твоя. Ну а что было, то было. Это был твой выбор всё таки, на других не сваливай.
Артём поднял глаза полные боли на отца и сжал кулаки.
- Да пошел ты на хуй, - прошипел он. - Миротворец, блядь.
Первый раз в жизни Артём ругался матом, но тогда это был единственный способ сказать о наболевшем.
Автор evgenish
90 комментариев
8 лет назад
Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот. Буду ему с трех лет твердить: "Милый! Ты не обязан становиться инженером. Ты не должен быть юристом. Это неважно, кем ты станешь, когда вырастешь. Хочешь быть патологоанатомом? На здоровье! Футбольным комментатором? Пожалуйста!
Клоуном в торговом центре? Отличный выбор!»
И в свое тридцатилетие он придет ко мне, этот потный лысеющий клоун с подтеками грима на лице, и скажет: "Мама! Мне тридцать лет! Я клоун в торговом центре! Ты такую жизнь для меня хотела? Чем ты думала, мама, когда говорила мне, что высшее образование не обязательно? Чего ты хотела, мама, когда разрешала мне вместо математики играть с пацанами?"
А я скажу: "Милый, но я следовала за тобой во всем, я не хотела давить на тебя! Ты не любил математику, ты любил играть с младшими ребятами". А он
скажет: "Я не знал, к чему это приведет, я был ребенком, я не мог ничего решать, а ты, ты, ты сломала мне жизнь" - и разотрет грязным рукавом помаду по лицу. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: "Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые ищут виноватых. И, если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот".
Он скажет "ах" и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет.
Или не так. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот. Буду ему с трех лет твердить: "Не будь идиотом, Владик, думай о будущем. Учи математику, Владик, если не хочешь всю жизнь быть оператором колл-центра".
И в свое тридцатилетие он придет ко мне, этот потный лысеющий программист с глубокими морщинами на лице, и скажет: "Мама! Мне тридцать лет. Я работаю в «Гугл». Я впахиваю двадцать часов в сутки, мама. У меня нет семьи. Чем ты думала, мама, когда говорила, что хорошая работа сделает меня счастливым?
Чего ты добивалась, мама, когда заставляла меня учить математику?"
А я скажу: "Дорогой, но я хотела, чтобы ты получил хорошее образование! Я хотела, чтобы у тебя были все возможности, дорогой". А он скажет: "А на хрена мне эти возможности, если я несчастен, мама? Я иду мимо клоунов в торговом центре и завидую им, мама. Они счастливы. Я мог бы быть на их месте, но ты, ты, ты сломала мне жизнь" - и потрет пальцами переносицу под очками. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: "Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время жалуются. И, если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот".
Он скажет "ох" и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет.
Или по-другому. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот.
Буду ему с трех лет твердить: "Я тут не для того, чтобы что-то твердить. Я тут для того, чтобы тебя любить. Иди к папе, дорогой, спроси у него, я не хочу быть снова крайней".
И в свое тридцатилетие он придет ко мне, этот потный лысеющий режиссер со среднерусской тоской в глазах, и скажет: "Мама! Мне тридцать лет. Я уже тридцать лет пытаюсь добиться твоего внимания, мама. Я посвятил тебе десять фильмов и пять спектаклей. Я написал о тебе книгу, мама. Мне кажется, тебе все равно. Почему ты никогда не высказывала своего мнения? Зачем ты все время отсылала меня к папе?"
А я скажу: "Дорогой, но я не хотела ничего решать за тебя! Я просто любила тебя, дорогой, а для советов у нас есть папа". А он скажет: "А на хрена мне папины советы, если я спрашивал тебя, мама? Я всю жизнь добиваюсь твоего внимания, мама. Я помешан на тебе, мама. Я готов отдать все, лишь бы хоть раз, хоть раз понять, что ты думаешь обо мне. Своим молчанием, своей отстраненностью ты, ты, ты сломала мне жизнь" - и театрально закинет руку ко лбу. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: "Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время чего-то ждут. И, если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот".
Он скажет "ах" и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет.
Этот текст – хорошая профилактика нашего материнского перфекционизма – стремления быть идеальной мамой. Расслабьтесь! Как бы мы ни старались быть хорошими мамами, нашим детям все равно будет что рассказать своему психотерапевту.
Удалить комментарий?
Удалить Отмена8 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена8 лет назад
А отец из статьи прав. Артёма никто не обещал убить за ослушание. Чувствовал бы, что рисование его, и послал бы куда подальше родителей, которые дают советы, исходя из опыта СВОЕЙ жизни. А у каждого своя жизнь и своя судьба. Вот Артём и почувствовал, что рисование не его, и отступил от этого желания. И это был ЕГО выбор.
Удалить комментарий?
Удалить Отмена