Ой, рожаю!

Нет. Сначала мы с кумом отвезли ее в роддом, в обед, в воскресенье, чинно, без суеты, спокойно и дальновидно. Так спланировали накануне, и план был хорош, ибо после роддома мы собирались выпить пива, потому в субботу даже запаслись рыбой. Наивные. 


В воскресенье мы разложили вещи жены по четырем пакетам, сверились со списком, который нам дали в роддоме, собрали еще один пакет, сгрузили все это добро во главе с женой в машину кума и выдвинулись. 

Запомните - никогда и никуда не провожайте жену с радостным выражением лица. При расставании с женой ваше лицо обязано быть печальным и иметь зеленовато-голубой оттенок, как сыр горгонзола. Иначе вы напрасно рискуете. 

На пороге родильного отделения жена оглядела наши с кумом тревожные лица и авторитетно заявила: 

- Нет, сегодня я рожать не буду. Везите обратно. 


Мы попытались возразить. Но возражать беременной женщине, это как спорить с носорогом, который выставил перед собой рог и несет к тебе свои две тонны аргументов со скоростью пятьдесят пять километров в час. Ситуацию усугубляли дежурные медсестры, которых в воскресенье в обед совсем не радовало заниматься новенькой, отвлекаться от кофе и устраивать ее родильный быт. 

- Рожаете? – спросили медсестры. 

Жена еще раз оглядела меня с кумом и веско заявила: 

- Нет. 

- Вот и отлично. Приезжайте завтра. 

- Понятно? – кивнула нам жена. – Везите обратно. 

Всю обратную дорогу рыба укоризненно пахла в багажнике.

Распаковал жену, по случаю зимы и мороза завернутую в бесконечное количество одежд. От девятимесячного живота и этих одежд неповоротливая жена проявлялась, лишь давая невнятные команды из глубины своего кокона.
Потом разложил диван, рассовал по нему подушки, водрузил жену на вершину мягкой пирамиды. Включил по телевизору «Гордость и предубеждение». Принес кусок торта, селедку, четверть соленого огурца, стакан молока и галетное печенье. 

Вечер за окном успел стать холодной и снежной ночью.

Жена обнюхала селедочный хвост и заявила: 

- А вот теперь я точно рожаю.
- Да ну его нафиг, - справедливо возмутился я.
- Рожаю, - уверила жена.
- Это невыносимо! – воскликнул я, повернулся к ночному окну и заломил руки. – Сколько же можно так надо мной издеваться!
- Рожаю, - напомнила из-за спины жена.
- Я шнурую тебе ботинки и застегиваю лифчик. Заметь, застегиваю, а не наоборот. Я даже полюбил передачи Комаровского, чтоб ему поперхнуться медвежонком Барни.
- Рожаю, - обреченно просипела жена.
- Я привез тебя заранее, как человека, в роддом. Побеспокоился. Чтобы без суеты. И что я теперь слышу за всю свою заботу?
- РОЖАЮ!!! – заорала жена, так, что дрогнула под потолком люстра. 

На морозе машина не завелась, буркнула что-то неразборчивое и уныло померкла фарами. Скорая помощь сказала – ждите. И через полчаса сказала примерно тоже. Жена в ответ сказала… э… Короче, то, что жена 13 лет прослужила в 93-й бригаде прапорщиком, в тот момент этот факт перестал быть для меня частью ее биографии, а превратился в конкретную угрозу. 

К приехавшему на вызов такси жена шла, закусив губу, боясь спугнуть ночного водителя. 

Потом я на том же такси метался по городу, покупал какие-то лекарства с труднопроизносимыми названиями. 

Ближе к семи утра жена прислала сообщение с фото: 

- Смотри, она - копия ты, наша Лизочка. 

Я посмотрел на фото и понял, что мне пора завязывать с пивом – таким заплывшим и опухшим, каким был розовый комочек на фото, я себя никогда не представлял. 

Это было в этот морозный день. Семь лет назад. 

На свет появилась одна маленькая девочка, моя самая искренняя любовь и мой самый лучший друг.