Буквы-труженики и буквы-тунеядцы

Строго говоря, в реформе русского алфавита 1918 года большевики не виноваты. У нас почему-то принято все на них валить. И ять любимую отобрали — а ведь сколько ее Ломоносов в свое время защищал, сколько Греч твердил, что «это знак отличия грамотных от неграмотных», и твердый знак из типографий поизымали, так что пришлось слова апострофами дробить, а с «Войной и миром» после упразднения «i» совсем не разобраться стало — что там Лев Николаевич имел в виду, когда роман писал, про какой он мир говорил, — никто не помнит.

На самом деле реформа грамматики, проведенная сразу после революции, готовилась уже давно. Разговор о «лишних» буквах петербургские ученые завели еще во второй половине ХIX века.

Упрощением орфографии болели Корш, Шереметевский, Брандт, Куницкий, Шахматов. Не то, чтобы всем было сложно. В Российской империи грамотных-то процентов тридцать было к началу XX века. Но эти тридцать допускали мысль, что их могло бы быть больше, просто надо правила переписать. Соболевский на это возражал, что «воплям ленивых учеников и плохих преподавателей не следует придавать большого значения». Не можешь запомнить, где ять ставить — твои проблемы. Это при том, что Николай II вообще ее не выговаривал. Но тем не менее, в 1904 году дело дошло до Академии наук: была организована комиссия по вопросу о русском правописании.

В 1910-м (отвлекала общественно-политическая обстановка в стране) ключевые постановления вовсю обсуждались на собраниях, а к лету 1912 года реформа окончательно оформилась в готовый проект. В ученой среде хуже старого правописания было разве что крепостное право. Тем не менее, решиться писать по-новому интеллигенция никак не могла. Долгожданный декрет издал Народный комиссариат просвещения 23 декабря 1917 года.

Сделай мы это чуть раньше, никто бы и глазом не моргнул. Ну вот ввели же букву «ё» при Дашковой. Повозмущались немного, но ввели и жили счастливо с ней. И тут можно было малой кровью обойтись. Свои же предлагают, отчего не прислушаться Но свои опоздали, к власти пришли большевики, а это уже совсем другой разговор. Бунин категорически заявил: «Никогда не приму большевистского правописания». Твердый знак, ять и фита (Ъ, Ѣ, Ѳ) вместе с церковнославянскими окончаниями падежей (новаго, новыя) и словоформами из золотого века русской литературы (ея, нея) остались доживать в белой и эмигрантской печатях — теперь уже из принципа.

Желание сохранить фиту выглядит в этой ситуации особенно трогательно, поскольку она уже давно напоминала всем задницу. Даже ругательства, написанные с этой буквой, считались особенно обидными. К примеру, в гоголевских «Мертвых душах» Ноздрев называл Чичикова «фетюком» (Ѳетюкъ), и Гоголь объяснял это так: «Ѳетюкъ слово обидное для мужчины, происходит от Ѳ, буквы, почитаемой некоторыми неприличною». «Фита да ижица, розга к заду ближится», — приговаривали наши предки, намекая, что ижица (Ѵ) похожа на пук розог, а фита (Ѳ) — на пятую точку.

Автор: Ольга Андреева