"Муха слишком кокетливо улыбается комару": цензура в детской литературе
В царские времена писатели называли отвечавшие за цензуру органы "цедилкой". Через неё проходило всё, что писалось и печаталось. Советская "цедилка" 20-х и 30-х годов взяла в наследство от царской всё худшее, сменив лишь идеологическую направленность.
"В детской книжке мы часто видим ещё бабушку с чулком и котика. Зачем нам это нужно? Нам это совершенно не нужно. Детская литература бесклассова... есть лишь приказы слушаться папу и маму. Пора от этого отказаться..." - так писал начальник Главлита (то есть главный советский цензор) профессор П. И. Лебедев-Полянский в 1931 году. Пытаясь сделать детскую литературу классовой, Главлит и различные подчинённые ему "подцедилки" едва не лишили советских детей шедевров мировой детской литературы. К счастью, перекос в цензуре был позже восстановлен в пользу здравого смысла.
Все без исключения сказки рассматривались цензорами с точки зрения идеологии. В конце 1920-х цензоры объявили настоящую войну волшебным сказкам. По их мнению, говорящие животные дурно влияют на психику ребёнка и деформируют его психику. Лишь немногие сказки получили такие замечательные отзывы, как вот этот: "Содержание сказки не только глубоко социальное - сила коллектива, но и философское - переход количества в качество, скачок в природе, в обществе, мышлении..." Это они про "Репку".
Некая Н. Херсонская называла в статьях сказки "опиумом для народа", которым затуманивают разум ребёнка, "порождают смуту в его сознании", "отвлекают от реальной жизни". Досталось даже "Сказке о царе Салтане" Пушкина, поскольку в ней есть царь. Эта и некоторые другие сказки Пушкина были заклеймлены как "мистические" и "монархические".
Политредактор Лев Жмудский писал о сказке Ершова "Конёк-Горбунок": "Фабула - православный (это всюду автором подчеркивается) Иван-дурак наперекор своим умным собратьям становится царем - нельзя лучше сатира на дореволюционную Россию. Но беда в том, что услужливый автор, как националист - ненавистник "басурман" и мечтающий о "святом кресте даже на Луне" (конечно, в образе сказочных достижений), глубоко верует в звезду Ивана-дурака... По части воспитательной для детей в ней все от реакционного и непедагогического, - здесь все по царю мерится и по боярам. Восхваляется "Царь-надежа", которого, конечно, народ встречает восторженным "ура". На с. 42 — даже порнография — царь, "старый хрен", жениться хочет... На основании вышеизложенного считаю "Конек-Горбунок" к выпуску весьма нежелательным, если не недопустимым".
В царское время "Конёк" не нравился цензорам тем, что в шуточных сценах упоминается имя Божие.
Досталось даже Валентину Бианки. Вот что писал цензор по поводу его замечательных книг: "Борьба, воспеваемая Бианки, это не революционная борьба... Это, наконец, не борьба угнетенных против угнетателей... Бианки смотрит на мир через кривое зеркало, упорно игнорирует современность..."
Любопытно, что цензоры не могли сойтись во мнении по поводу сказки "Курочка Ряба". Спорили, спорили и наконец разрешили, но с припиской о том, что педагог должен объяснить городским детям, что куры не несут золотых яиц.
Одним из главных цензоров книг для детей была Надежда Крупская. Она называла детскую литературу "могущественным орудием коммунистического воспитания" и предлагала "осоветить" детскую классику, чтобы изгнать из неё чуждые идеи.
"В сказках Мамина-Сибиряка изображаются под видом зверей люди-одиночки, думающие только о себе, люди эгоистические и глупые холодные резонеры. Многое будет чуждо современному ребенку..." - критиковала Крупская сказки Мамина-Сибиряка.
Особенно не любила Крупская Корнея Чуковского. В 1928 году газета "Правда" написала её разгромную статью о "Крокодиле". "Что вся эта чепуха означает? Какой политический смысл имеет? Какой-то явно имеет... Я думаю, что "Крокодил" ребятам нашим давать не надо, не потому, что это
сказка, а потому, что это буржуазная муть".
Авторитетное мнение Крупской спровоцировало бойкот "чуковщине".
Досталось не только "Крокодилу". В августе 1925 Корней Иванович писал Отсрецову, заведующему Ленинградского Гублита (Губернский отдел литературы и искусства) о запрете "Мухи-Цокотухи": "В Гублите мне сказали, что муха есть переодетая принцесса, а комар - переодетый принц!!... Этак можно сказать, что "Крокодил" - переодетый Чемберлен, а "Мойдодыр" - переодетый Милюков. Кроме того, мне сказали, что Муха на картинке стоит слишком близко к комарику и улыбается слишком кокетливо! Возражают
против слова "свадьба". Это возражение серьёзное. Но уверяю Вас, что Муха венчалась в Загсе. Ведь и при гражданском браке бывает свадьба... Мне посоветовали переделать "Муху". Я пробовал. Но всякая переделка только ухудшает ее. Да и к чему переделывать? Чтобы удовлетворить произвольным и пристрастным требованиям? А где гарантия, что в следующий раз тот же Гублит не решит, что клоп - переодетый Распутин, а пчела переодетая Вырубова?"
Характерная заметка относительно безобидного рассказа Чапыгина "Весна в лесу". В нём есть такая строчка: "Ушло солнце и небо стало темнее, шелковое как мамино платье". "Очевидно, что пущенный для усиления эффекта образ "мамино шелковое платье" не рассчитан на ребенка из рабочей и крестьянской семьи", - отмечает цензор.
В знаменитом стихотворении Маршака "Багаж" увидели "поклёп на наше железнодорожное хозяйство": "В сборнике "Советские ребята" помещено произведение со стихами такого содержания:
Дама сдавала в багаж
Диван, чемодан, саквояж,
Коробку, корзинку, картонку
И маленькую собачонку.
Дальше, по-видимому, в целях изображения наркомпути, таким же размером передают, как собачка выросла в дороге".
Кстати, в стихотворении работники железной дороги подменяют маленькую собачку на большую, чтобы скрыть пропажу. То есть собака не вырастает в дороге. Но, может быть, поклёп в том, что собачонка сбежала, потому что нерадивые работники не уследили за багажом?
Сборник "Советские ребята" также не понравился Главлиту тем, что среди его авторов слишком мало коммунистов.
Сам Стивенсон на какое-то время оказался в опале: "Неизвестно для чего выкапывает из тьмы прошедших времен роман буржуазного писателя Стивенсона "Остров сокровищ", который абсолютно ничего не может сказать ни уму, ни сердцу молодым представителям современного поколения. Издана книга хорошо, но ещё лучше было бы не издавать её вовсе".
Марк Твен тоже не угодил Главлиту: "С Томом Сойером пионеру не по пути, поскольку... в книге присутствуют идеалы сытой, праздной и щедрой от безделья и излишеств жизни, которые не вяжутся с идеалами и устремлениями советских людей".
Цитаты цензоров в посте приведены по книгам А.В. Блюма "Советская цензура в эпоху тотального террора" (Спб, 2004) и "За кулисами "Министерства правды" (Спб, 1994).
Источник:
88 комментариев
4 года назад
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Он попался. Он в капкане.
И теперь он казни ждет.
Он печальными глазами
На диван бросает взгляд,
Где с ножами, с топорами
Вивисекторы2 сидят.
У стола лекпом3 хлопочет,
Инструменты протирая,
И под нос себе бормочет
Песню "Тройка удалая"4.
Трудно думать обезьяне,
Мыслей нет - она поет.
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Таракан к стеклу прижался
И глядит едва дыша...
Он бы смерти не боялся,
Если б знал, что есть душа.
Но наука доказала,
Что душа не существует,
Что печенка, кости, сало -
Вот что душу образует.
Есть всего лишь сочлененья,
А потом соединенья.
Против выводов науки
Невозможно устоять.
Таракан, сжимая руки,
Приготовился страдать.
Вот палач к нему подходит,
И, ощупав ему грудь,
Он под ребрами находит
То, что следует проткнуть.
И проткнувши, набок валит
Таракана, как свинью.
Громко ржет и зубы скалит,
Уподобленный коню.
И тогда к нему толпою
Вивисекторы спешат.
Кто щипцами, кто рукою
Таракана потрошат.
Сто четыре инструмента
Рвут на части пациента.
От увечий и от ран
Помирает таракан.
Он внезапно холодеет,
Его веки не дрожат...
Тут опомнились злодеи
И попятились назад.
Все в прошедшем - боль, невзгоды.
Нету больше ничего.
И подпочвенные воды
Вытекают из него.
Там, в щели большого шкапа,
Всеми кинутый, один,
Сын лепечет: "Папа, папа!"
Бедный сын!
Но отец его не слышит,
Потому что он не дышит.
И стоит над ним лохматый
Вивисектор удалой,
Безобразный, волосатый,
Со щипцами и пилой.
Ты, подлец, носящий брюки,
Знай, что мертвый таракан -
Это мученик науки,
А не просто таракан.
Сторож грубою рукою
Из окна его швырнет,
И во двор вниз головою
Наш голубчик упадет.
На затоптанной дорожке
Возле самого крыльца
Будет он, задравши ножки,
Ждать печального конца.
Его косточки сухие
Будет дождик поливать
Его глазки голубые5
Будет курица клевать.
Николай Олейников 1934
Удалить комментарий?
Удалить Отмена4 года назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена4 года назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена4 года назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена4 года назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена