От царских палат до земляной ямы

На известной картине художника Василия Сурикова «Боярыня Морозова» изображена женщина в черных одеждах, которая сидит на дровнях. Ее везут в тюрьму на глазах у толпы людей. Это и есть героиня картины — Феодосия Морозова. По лицу боярыни видно — она понимает, что обречена на муки. Но благодаря гордому духу и сильной воле не боится страданий. Готова сносить их ради веры, от которой не отступится… …Феодосия Соковнина к 17 годам была уже невестой на выданье. Ее отец, боярин Прокопий Соковнин являлся одним из приближенных царя Алексея Михайловича Романова (ХVII век). Богатством большим не обладал, но уважение государево имел. И, разумеется, желал для своей старшей дочери знатного жениха. Счастье переполняло его, когда он узнал, что к Феодосии хочет посвататься дядька младшего брата царя Ивана Глеб Морозов. Сделал он это по совету своего старшего брата Бориса, который был воспитателем Алексея Михайловича. Глеб к 50 годам уже был вдовцом, но детей не имел. Он оказался выгодной партией для Феодосии Соковниной. И ему повезло — молодая девушка была чудо как хороша собой, да и нрава доброго и кроткого. Родители Феодосии радовались, что свадьба старшей дочери открывала не менее выгодное будущее для ее младших — сестры Евдокии и братьев Федора и Алексея. Сватовство получилось красочным, словно из сказки. 12 породистых красивых лошадей везли большую позолоченную карету. В ней восседал разодетый Глеб Морозов. Одна шуба из ценного меха чего стоила. Признаться, он не очень-то хотел всех этих публичных церемоний и свадебных атрибутов. Все-таки жених не первой свежести… В том смысле, что уже был когда-то женат. Карету боярина сопровождали более сотни слуг. Что и говорить, это было впечатляюще! Сердце неискушенной Феодосии забилось в трепетном волнении, часто-часто. Она хоть и выходила замуж «вслепую», не зная будущего мужа заранее, не могла не понимать, что жить она отныне будет в богатстве. Чтобы вся знать поглядела на новую избранницу Морозова, свадебные гулянья продолжались целую неделю. На третий день празднования в имение Морозовых пожаловала царская чета: молодой государь Алексей Михайлович с супругой Марией Ильиничной. Именно с этого момента, по мнению некоторых летописцев, и началась трагичная история боярыни Морозовой, сделавшая ее бессмертной… …Молодой и симпатичный царь встретился глазами с юной Феодосией и долго не мог оторвать взгляд. Что-то зацепило его в этой девушке. Как только закончилась неделя свадебных торжеств у Морозовых, он приказал приехать супругам к нему на аудиенцию. С той поры молодая привлекательная боярыня стала приближенной ко двору. Сама приходила в царские палаты, и в имение ее мужа Алексей наведывался время от времени. Ему нравилось общаться с не по годам умной и зрелой Феодосией, которая на все имела собственное мнение. На удивление, она неплохо знала историю, разбиралась в политике. В народе немедленно заговорили о том, что у государя и боярыни отношения, выходящие за рамки деловых и даже дружеских. Когда через год после свадьбы у четы Морозовых родился мальчик, которого нарекли Иваном, было мало сомневающихся, что это сын царя Алексея Михайловича, а не ее законного супруга Глеба. Тем более такой же голубоглазый и светловолосый. К тому же уже давно ходили слухи, что оба брата Морозовы не способны иметь потомство. Детей не было ни у Бориса, ни у старшего брата Глеба. Правда, царю вряд ли было нужно такое родство с вероятной претензией на престол. Поэтому он никогда бы на свете официально не признал его. Но вышло еще хуже… Останься жив боярин Морозов, может быть, Феодосия и не пошла бы той дорогой, которая оказалась для нее гибельной. Но в 1662 году друг за другом скончались оба брата Морозовы. Сначала Борис, а за ним Глеб. Наследство Глеба по закону переходило его сыну Ивану. Но так как он был еще несовершеннолетним (12 лет), управляющей имением назначили Феодосию. А женщина без мужа да еще при власти многим кажется потенциально опасной. Боярыня становилась смелее в высказываниях и поступках. А на Руси в ту пору происходили бунты, у Романова становилось все меньше сторонников, он нервничал… После гибели патриарха Иосифа сменилась церковная власть, которая стала ратовать за изменения по подобию католической церкви, где вся власть у папы. Именно тогда было введено троеперстие, хотя до тех пор все верующие совершали крестное знамение двумя пальцами. Новый патриарх Никон настаивал на том, чтобы поменялся облик креста: с восьмиконечного на четырехконечный. Царь не перечил патриарху. На тот момент он видел в нем единственную силу, которая может повлиять на народ и утихомирить его. У Феодосии с патриархом сразу же возникла взаимная неприязнь. Ей были не по сердцу новые церковные перемены. Она не пожелала следовать им. Между ними началась вражда. И оказалось, что насмерть напуганный царь Алексей был готов на предательство близкого человека. Царь не стал защищать Феодосию. Он отрекся от нее. На первых порах перестал общаться, избегал встреч. А как только скончалась его жена Мария, вскоре женился на молоденькой Наталье Нарышкиной. Боярыня все это время проповедовала старую веру, помогала бедным, общалась с единомышленниками. На свадьбу царя Морозова не пошла. Тогда Алексей Михайлович разгневался не на шутку. К тому же он давно уже был недоволен тем, что она водила дружбу с протопопом Аввакумом, который был истинным приверженцем старой веры и призывал народ не отрекаться от нее. Тогда Романов приказал архимандриту Чудова монастыря Иоакиму арестовать боярыню Морозову. …В дом Феодосии громко постучали. Появившийся на пороге Иоаким объявил приказ царя об аресте. Но чтобы все было наиболее достоверно, провел «предварительное расследование». Архимандрит потребовал, чтобы Феодосия показала, как она совершает крестное знамение. Она, гордо вскинув голову, перекрестилась двумя пальцами. Следом за ней то же самое сделала и ее родная сестра Евдокия, которая ночевала в ту ночь у Феодосии. Иоаким громко расхохотался и произнес: «Не умела ты быть покорной. Посему, по царскому велению, быть тебе изгнанной из собственного дома». Боярыня не тронулась с места. Тогда слуги силой вынесли ее и сестру из дома, заковали их в ножные кандалы и кинули в подвал. Через пару дней их должны были отвезти на допрос в Кремль. Сестер допрашивали Иоаким и митрополит Павел Крутицкий. От Морозовой добивались повиновения. И, признай она свою «ошибку» и покорность царю, ее, вероятно, отпустили бы с миром. Но боярыня была непреклонной, называла представителей государя еретиками. На следующее утро на шеях Феодосии и Евдокии сомкнулись железные ошейники, к которым крепились толстые цепи. Было принято решение разлучить сестер и отвезти по разным монастырям. Морозову отправили на бывшее подворье Псково-Печерского монастыря. На дровнях она проделала путь через Кремль, мимо царских палат. Посмотреть на это собралась многочисленная толпа. Как же, саму боярыню везут! Когда-то она была вхожа к царю, а теперь — обычная заключенная. Один из моментов пути Морозовой, когда она возносит руку к царским окнам, думая, что ее увидит государь, скорее всего, и показан на картине Сурикова. …Уже более полугода томилась в тюрьме боярыня, когда до нее долетела весть, которую ей сообщили с особым злорадством по велению царя, — умер сынок ее Ваня… Она исходила рыданиями целую неделю. Выла, как раненая волчица. Казалось, в каждом закоулке монастыря были слышны ее стоны. Некоторые люди из царского окружения предполагали, что Иван умер не без участия государева. Ведь, пока был жив младший Морозов, все богатство, принадлежащее ему по наследству, было царю недоступно. А после смерти Вани все отошло в царскую казну. Но издевательства над той, с кем Алексей Михайлович когда-то тесно общался, на этом не прекратились… Вероятно, царь надеялся, что смерть единственного сына подорвет силы боярыни и она сдаст свои позиции. Примет новую веру. Покается. Но она не сделала этого. Было велено подвергнуть Морозову, ее сестру Евдокию и еще одну их сподвижницу Марию, тоже арестованную, жестокой пытке — поднятию на дыбе. Стоял жуткий мороз. С женщин сняли почти всю одежду, оставив их до пояса обнаженными. Руки завели за спину, запястья связали. И на связанных руках подняли на большую высоту от земли. Феодосия кричала о бесчеловечности мучителей. Они висели не менее сорока минут. Грубые веревки перетерли кожу запястий. Из ран сочилась кровь… Но зверства на этом не кончились. Феодосию, Евдокию и Марию бросили на снег и стали бить плетьми. Боль была страшной. Казалось, этот ужас никогда не закончится. Но наконец все стихло, полуживых узниц увезли, каждую в свое место заключения. Спустя некоторое время Морозову перевели сначала в Новодевичий монастырь, а позже — в Хамовническую слободу. Сколь ни уговаривали царя некоторые приближенные сжалиться наконец-то над боярыней, он лишь топал ногами и кричал: «Не смейте вмешиваться! Не желаю слышать о ней! Вообще сживу со света, раз вы мне о ней напоминаете!». Феодосию, а следом и Евдокию, перевезли в маленький город Боровск (предполагаемое место земляной ямы), где заперли в остроге. Первое время казалось, что судьба немного сжалилась над истощенными в неволе женщинами. Им давали есть, молиться. Карающая длань явилась мужественным сестрам в лице подьячего Бессонова. Он, будучи посланным царем для доведения дела «до ума и справедливого конца», велел посадить обеих староверок в глубокую земляную яму и не давать им ни еды, ни воды. Грязь, холод, голод, жажда… Стало очевидно, что дни Феодосии и Евдокии были сочтены… Младшая сестра не выдержала первой. Умирая, она попросила Феодосию попеть над ней молитвы. Ее бездыханное тело обернули рогожей и закопали во дворе острога. Через несколько дней боярыня почувствовала, что вот-вот настанет и ее черед проститься с миром. Сейчас это прозвучит странно, но ей было всего 43 года от роду. По нынешним меркам — женщина в самом соку, у которой есть немало шансов начать все сначала. В том числе и в личной жизни. Но тогда, в XVII веке, она считалась уже едва ли не старухой. А тем более после мытарств на нее и подавно нельзя было смотреть без слез. Седые волосы, морщины страданий… Только едва уловимый блеск неповиновения оставался в глазах Феодосии до последнего вздоха. И… стук любящего сердца. Она помнила добро своего почтенного покойного мужа, она испытывала благодарность к Аввакуму… И, конечно же, она не держала зла на Алексея Михайловича, несмотря на то, что он явился виновником всех ее мучений. Она простила его, ведь «он не ведал, что творил». Но кого же сильнее всех любила боярыня, образ которой навеки впечатан в историю? Так это или нет, но есть данные, что в некоторых исторических документах зафиксированы такие ее слова: «Христа я люблю даже больше, чем собственного сына». 12 ноября 1675 года Феодосии Прокопьевны Морозовой не стало.